— Руки вверх! — скомандовал Роберт Кляйн. — сопротивляться не советую… Бесполезно.

Под дулами наших автоматов комендант медленно встал со стула и поднял руки. Его примеру последовали офицеры и солдаты. Немцев быстро обезоружили и отвели во двор под охрану партизан. Мы с Робертом поспешили на улицу.

Короткая летняя ночь уже вполне вступила в свои права, а немцев из Золотонош еще не было. Нам же надо было захватить и разоружить их во что бы то ни стало. Ждать, однако, пришлось недолго: из дозора сообщили, что в село въезжает машина с немецкими солдатами. Мы приготовились достойно встретить «гостей».

Партизаны быстро укрылись за домами. Роберт Кляйн вышел на дорогу и остался у входа в комендатуру. Вскоре послышался рокот мотора и показалась машина. Роберт поднял руку, и машина остановилась. После коротких переговоров немецкий офицер вылез из кабины, отдал какое-то приказание солдатам и пошел вслед за Кляйном в комендатуру.

В кабинете коменданта его быстро разоружили. Офицеру было приказано заставить своих солдат сдаться во избежание напрасного кровопролития. Мы надеялись все сделать без шума, но на улице неожиданно раздались выстрелы. Выскочив из комендатуры, мы обнаружили следующую картину: немецкие солдаты залегли у машины и палили во все стороны. Неизвестно чем бы все это кончилось, если бы не находчивость Роберта Кляйна. Он сбежал с крыльца и закричал по-немецки:

— Мы окружены партизанами! Сдавайтесь! Сопротивление бесполезно.

Солдаты подчинились и подняли руки. Оказывается, пока мы разоружали офицера, два немецких солдата самовольно покинули машину, вошли во двор комендатуры и обнаружили партизан. В панике они бросились обратно и подняли стрельбу. Однако бой закончился быстро. Партизаны захватили много оружия, боеприпасов и продуктов. Утром оружие и пленные были уже на партизанской базе.

Пленных допросили. Коменданта села Малый Букрин, не щадившего партизан и местных жителей, решили предать суду народных мстителей. На суде присутствовали и пленные немецкие солдаты. За совершенные злодеяния коменданта приговорили к расстрелу. Решение суда объявил Роберт Кляйн.

— Почему вы отнеслись ко мне так строго? — спросил комендант.

— Ваши зверства достойны этой кары! — ответил Роберт.

— Ведь вы — немец, — заговорил опять комендант, — а убиваете немца.

— Да, я немец, — строго проговорил Роберт Кляйн, — но мы караем вас не за то, что вы немец, а за то, что вы фашист и палач.

…Вскоре мы узнали, что нашему боевому другу, отважному партизану Кляйну присвоили высокое звание Героя Советского Союза.

Кляйн совершил с партизанским соединением Вершигоры знаменитый рейд на Сан и Вислу, храбро сражался до полной победы над врагом.

Сейчас Роберт Кляйн живет и работает в Орле, руководит крупным автомобильным хозяйством области. Отважный воин, славный патриот, он и сейчас упорно трудится на благо своей великой Родины.

Глубокая ночь. Мы сидим у костров на маленькой лесной поляне, окруженной дремучим лесом. Недалеко в темноте негромко перекликаются дозорные. Мы ждем самолет с «Большой земли». А его все нет и нет.

— Мины… мины… — то и дело, тяжело вздыхая, говорит Бутенко. — Ах, как нам сейчас нужны мины!

На фронте идут тяжелые бои. Враг наседает. День и ночь на восток идут немецкие эшелоны с танками, пушками, снарядами. Вагоны набиты солдатами. Мы все это видим, но далеко не всегда можем помешать немцам, помочь нашим братьям-фронтовикам.

Мы сожалеем, что земля Украины по преимуществу равнинная. Дороги здесь прямые — нет ни крутых поворотов, ни подъемов и спусков, где можно легко спустить под откос любой эшелон.

Чтобы выполнять задания, нам нужны мины. А их нет — они все израсходованы.

— Пять минут четвертого. Почему нет обещанного самолета? — посмотрев на часы, говорю я. — Сегодня нам обязательно потребуются мины. Это единственное, что мы просим у «Большой земли».

— Если самолет не прилетит, — отвечает грустно Бутенко, — мы прозеваем важные эшелоны.

Немецкие эшелоны шли по железной дороге Казатин — Киев. Эта очень важная для немцев магистраль хорошо охранялась и действовала более или менее нормально. Вот почему мы должны были как можно скорее вывести ее из строя. Нам нужны, нужны мины во что бы то ни стало и как можно скорей!

Наконец где-то в темном небе послышалось монотонное комариное жужжание. Но только тогда, когда напряженный от долгого ожидания слух воспринял характерный рокот нашего авиационного мотора, мы все облегченно вздохнули. Через некоторое время самолет пролетел над тремя специально зажженными кострами и стал кружить. Командир выхватил ракетницу, и в небо одна за другой взлетали три ракеты. Снижаясь с каждым кругом вес больше, самолет сбрасывал парашюты.

— Считайте, сколько парашютов! — крикнул я товарищам, и все быстро разбежались по поляне.

— Один… два… три, — считал Иван Гаман.

Последний круг самолет совсем низко прошел над поляной, словно приветствуя партизан, сильнее взревел моторами, взмыл вверх и пошел на восток» Через несколько минут над нами опять простиралось безмолвное темное небо.

Мины есть. Теперь как можно скорее надо приступить к выполнению задания.

— Задание очень важное. Командование придает его выполнению самое серьезное значение, — сказал нам командир соединения Иван Кузьмич Примак и, обратившись ко мне, добавил: — Тебе поручается возглавить группу.

Бутенко Василий Иванович — комиссар партизанского отряда.

Мы вышли вчетвером: Григорий Алексеенко, Иван Гаман, Василий Бутенко и я. На рассвете добрались до сто двенадцатого разъезда. Здесь в ожидании нам пришлось провести два дня. Движение на дороге напряженное. Из-за усиленной охраны нам никак не удается проникнуть к железнодорожному полотну. Наконец на третий день решили идти на риск. Иного выхода у нас не было. Иван Гаман взял две мины с часовым механизмом и попрощался с нами. Он должен во что бы то ни стало взорвать вражеский эшелон.

— Ваня, ты хорошо изучил эти мины? — спросил Григорий Алексеенко. — Смотри, сам не взлети на воздух.

— Не беспокойтесь, друзья! — с некоторой обидой ответил Гаман. — Разве было когда-нибудь так, чтобы я не по адресу вручал «гостинцы» с «Большой земли»? Подорвется тот, кому эти мины предназначены.

Действительно, Иван Гаман был непревзойденным мастером своего дела. Никто в отряде лучше его не умел быстро и правильно разобраться в сложных системах секретных мин. К тому же он отличался храбростью, выдержкой, хладнокровием. Об этих его качествах мы хорошо знали, но никогда не мешает напомнить товарищу об осторожности. Даже самая маленькая небрежность может помешать делу.

— Буду действовать по обстоятельствам. Останусь целым — встретимся в условленном месте, — спокойно сказал Гаман, крепко обнимая нас на прощание.

И он быстро направился в сторону разъезда. Мы уже знали, что туда прибыл большой эшелон с танками и тяжелыми орудиями. В голове эшелона, в середине и в конце его — охрана с крупнокалиберными пулеметами. Пулеметы эти скорее всего предназначены для стрельбы по воздушным целям, чем для обороны от партизан. Солдат мало, а офицеров совсем не видно. Вероятно, эти немцы еще не напуганы и по сравнению с охраной других эшелонов чувствуют себя спокойно и даже несколько беспечно.

— Партизаны, наверное, не тревожили этого эшелона, — проговорил, отрываясь от бинокля, Алексеенко. — Смотрите, тут даже и охраны особой нет.

— А чего им особенно охранять? — заметил Василий Бутенко. — Танки с платформы не стащишь, да и орудия не столкнешь.

— Эх, удалось бы Ване подойти к этому эшелону, — размечтался я. — Он все поднял бы на воздух. Нельзя допустить, чтобы столько вооружения попало на фронт.

Тем временем Иван Гаман подбирался к эшелону. Шел он открыто, не таясь, надеясь, что его примут за деревенского парнишку, которых немало бродило тогда по станциям в поисках хлеба. Его тоненькая фигурка в ветхой одежде действительно напоминала изголодавшегося бездомного бродягу. Если немцы и заметили его, то не обратили никакого внимания и продолжали дремать у своих тяжелых пулеметов.