Оставалось пятьдесят ярдов, сорок, тридцать… Что-то поднималось из глубины за спиной северянина. Он кожей почувствовал приближение и тот час ощутил резкий рывок в области талии — существо вцепилось зубами в его поклажу.

Живущий в подземной реке дракон исполнял обязанности домашнего животного у последнего воплощения Бога Смерти. Это было в дни, когда колдуны Ахерона и другие силы с такой же мерзкой репутацией роились над Танзой, как мухи над навозной кучей.

Таким образом, водный дракон являлся одним из старейших представителей своего вида, сохранившегося в Хайбории. В прежние времена, он настолько напитался магией, что поначалу даже не заметил ее отсутствия.

Прошли столетия. Империя Ахерон давно превратилась в страшную сказку, которой пугали детей, а дракон продолжал спокойно плавать в темных водах. Иногда теплокровная добыча на четырех, а то и на двух ногах сама находила дорогу в подземелье. Так водный дракон получал пищу для тела. А, вместе с тем, его сущность также нуждалась в кормлении.

Вот только колдовства, необходимого для этой цели, больше не было, и, в конце концов, дракон впал в глубокую спячку, длившуюся сотни лет.

Когда тварь заснула, земли Аквилонии еще не стали королевством. Ее разбудил магический шторм и полет груза с заключенной в нем Душой Танзы.

Буря миновала, а проснувшийся дракон чувствовал голод. Хотя магии хватило, чтобы на некоторое время напитать его сущность, но плоть твари также требовала пищи.

Водившейся в подземной реке живности было недостаточно для насыщения желудка дракона. Рептилия не могла покинуть гору и совершить набег на гнезда летающих змей, поскольку за прошедшие века многие из шахт разрушились. Чудовище сохранило разум и поэтому не рискнуло покинуть пределы Горы Черепов. В то же время магическая подпитка грозила оскудеть в любой момент и тогда сущность водяной твари начала бы пожирать ее плоть, пытаясь сохранить хотя бы себя.

Дракон голодал, становясь все более диким и кровожадным. Но и хитрость его также возросла, поэтому он сразу не бросился на плывущего человека. Тварь выжидала, пока смертный не приблизится к, кажущейся ему безопасной скале. Вот тогда дракон броситься на добычу, напав сзади.

Если бы глаза рептилии не ослабели с возрастом и ее сущность испытывала бы голод, как тело, то смерть Конана наступила бы мгновенно после атаки.

Челюсти хлопнули, сомкнувшись над тянущейся за спиной киммерийца скруткой.

Захват вышел не особо сильным из-за отсутствия большинства зубов. Тем не менее, оставшиеся могли соперничать в длине и ширине с туловищем варвара, и были столь крепки, что порвали веревку, словно тонкую нить.

Кожаная сума оказалось великовата, и у дракона не получилось заглотить ее в один присест. Он разжал зубы, и примерился укусить неудобную добычу снова, но уже чуть ниже.

Однако в этот раз его верхняя челюсть напоролась на острие меча Конана.

Киммериец взобрался на скалистую площадку. Видя, что противник ускользает, дракон взревел, вспенив головой воду. В оглушительном реве смешались боль, гнева, и чувство неутоленного голода. Открытая пасть выставила на показ изрядно поредевшие обломанные клыки и, конечно, лезвие северянина, засевшее глубоко в небе. Конан видел в этом добрый знак, хотя предпочел бы ощущать в своей руке тяжесть клинка.

Но, похоже, в настоящий момент стальная заноза лишь еще больше разъярила чудовище, не нуждавшееся в чьем-либо мнении по данному вопросу.

Вытянув кинжал, Конан застыл на месте подобно статуе, стараясь даже не дышать.

Водный дракон мог среагировать на любое движение, но сейчас его подслеповатые желтые вряд ли были способны разглядеть статичную фигуру.

К огорчению варвара, тварь оказалась не столь проста. Где-то в глубине мозга рептилии сформировалась мысль: «Рядом опасность. Сумка не пригодна для еды, но с ней плыла другая добыча, теперь находящаяся на берегу».

Неожиданно дракон скрылся из вида, но Конан оставался неподвижен. Тварь могла уйти на глубину, чтобы там освободиться от застрявшего в пасти меча, хотя, в равной мере, внезапное исчезновение могло означать уловку с его стороны… Чудовище выскочило из укрытия в десяти шагах от места, где стоял варвар. Выпад получился столь сильным и точным, что громадная уродливая морда очутилась у лодыжки киммерийца.

Лоскут человеческой кожи остался в зубах древней твари. Пусть обоняние дракона за века притупилось, но он еще не забыл запаха свежей крови. И сейчас эта кровь текла у него перед самым носом. Стегнув хвостом, дракон вытолкнул большую часть своего тела из воды.

Теперь Конан был просто вынужден что-то предпринять, пока страшные челюсти не лишили его ноги. Однако вместо того чтобы отступить, киммериец ринулся вперед.

Водный дракон увидел надвигающуюся тень, и мотнул головой в сторону. Кинжал, нацеленный проникнуть в мозг, поразил лишь один глаз чудовища.

Оглушительный рев сотряс пещеру. Конан справедливо опасался, что свод рухнет и похоронит его под щебнем. Ему также пришлось продвинуться вглубь, во избежание ударов мечущегося хвоста.

Конвульсивные движения головы, хвоста и четырех когтистых лап подтолкнули шипящего и завывающего дракона к каменной полке. У Конана не было никакого выбора, кроме как постепенно смещаться к отверстию на ее противоположном конце. Частично заваленное, оно вряд ли воспрепятствовало бы прохождению существу, но все же могло его замедлить и позволить киммерийцу нанести несколько чувствительных ударов. В случае удачи, варвар мог бы даже вернуть свой меч до того, как челюсти раненной твари согнули бы лезвие в дугу.

Взгляд, брошенный Конаном на сводчатый портал, поколебал не только его уверенность, но и внес в душу смятение. Проход заполняли человеческие скелеты. Они стояли вертикально вдоль обеих стен, словно солдаты королевской гвардии, заступившие на охрану дворца. У каждого в ногах лежал полный комплект доспехов и оружие, хотя из одежды сохранились лишь ветхие кожаные пояса. Конан насчитал около тридцати таких стражей только в пределах арки. В самом проходе их количество не поддавалось счету, поскольку ряды мертвецов уходили далеко в темноту.

При отступлении киммериец не колебался, ведь выбор был не велик: Или пробираться через армию скелетов, или получить шанс сгинуть в утробе водного дракона. Вместе с тем, неприятная охрана прохода представлялась ничем иным, как скопищем ломких костей, и расчищающий себе путь дракон одним хорошим выпадом легко уничтожит его.

За аркой пространство сужалось, но пока еще не стесняло движений. Конан мог двигаться максимально быстро. Он кричал, размахивал руками, ухитрился даже пнуть тварь в морду и отпрыгнуть прежде, чем челюсти клацнули в пустоте, где ранее находилась его нога.

По возможности варвар избегал скелетов. Их души давно отлетели, а плоть разрушилась, но Конан не хотел причинять неизвестным воинам большего ущерба, чем они понесли бы, оставшись на своих местах. Зато чудовище нанесло им достаточно повреждений, обратив многих из них в крошево.

Самому киммерийцу тоже досталось. Он ободрал руки о чешую дракона. Кроме того, кровоточило несколько ран на теле, к счастью, не доставляющих большой боли. Однако, если б это превратилось в сражение на выносливость, то северянин едва ли мог бы с уверенностью рассчитывать на победу.

Отступая, Конан случайно коснулся окровавленной рукой стоящего слева остова. Тот развалился на составляющие кости в течение одного вздоха. Проклятия человека почти заглушили рев и шипение рептилии. Варвар не знал было ли содеянное им хорошим предзнаменованием или нет. Он только укрепился во мнении, что должен воспрепятствовать разорению останков, или бесславно умереть.

Киммериец присел, готовясь к прыжку. Если он сможет запрыгнуть за спину дракона, то появится шанс отвлечь его скелетов. В таком смертельном танце чудовище потеряет подвижность, а Конан, встав между ним и водой, предотвратит его попытку сбежать.

Между тем, от места, где упал скелет, поднялся столб пыли. Останки весили мало, но скала завибрировала. Перед расширившимися глазами киммерийца кости ног соединились друг с другом, образуя сочленения. В свою очередь ребра, спинной хребет, руки, череп скользили по полу или поднимались в воздух, чтобы занять их надлежащее место.