Он недовольно что-то буркнул в ответ.

— А, понимаю. Помнится, ты второго не хотел ребятенка. Женщины, женщины. Все решают за нас. — Дил затянулся горячим напитком. — Твоя Лита ничем не отличается от других баб, как бы ты её не превозносил, дружище. Бабы они и есть бабы. Они разве думают, кто платить будет налог? Кто будет кормить голодные рты? Им главное детей подавай. Инстинкты их материнские удовлетворяй. А кто твой кошелек удовлетворять будет? Мало антары крови нашей лакают, так и бабы еще больше высасывают. Вот они, наши истинные кровопийцы.

Таких высказываний Тэм выдержать не мог. Вскочив, он крикнул на Дила:

— У тебя, может, и высасывают! Что с тебя еще взять-то — мозгов нет совсем, одна дурь в башке твоей твердолобой!

Торопливо запихнул ноги в отсыревшие ботинки, швырнул на стол, не глядя, несколько медсангов. Этого было явно мало — выпил Тэм на большую сумму — но карманы опустели еще утром.

Хлопнул дверью, злясь на Дила и на себя. Ему было стыдно — и он не мог понять, отчего этот стыд никак не заглушался привычными подсознанию аргументами.

Поток машин на дороге поредел, поредел и ливень, превратившись в мелкий, нудный моросящий дождик. Тэм с облегчением повернул ключ зажигания.

…Домой он приехал в одиннадцатом часу вечера. Растрепанная Лита с малышкой на руках встретила мужа на пороге.

— Привет, любимый, — и чмокнула в небритую уже четвертый день щеку. Почувствовала запах спиртного, невольно отстранилась. — Проходи, умывайся. Ужин стынет. Будь только тише, пожалуйста, Лек уже спит, у него завтра какой-то важный экзамен.

Тэм заметил, что жена слегка отодвинулась от него. Злость потихоньку разгоралась в нем. Он умылся, переоделся, поставил ботинки сушиться. Мысль о промоченных ногах привела его в ярость.

«Надо было новую обувь брать еще месяц назад, — раздраженно подумал Тэм. — Теперь до выходных ходить в дырявой».

Он прекрасно знал, что вся прошлая зарплата ушла на лечение заболевшей Лотты, но это его никак не остудило. Напротив, как нарочно, всплыли слова Дила.

«А может, она и вправду… специально? Специально забеременела? Мы ведь с самого начала договаривались, что будет только один ребенок», — мелькнула тоскливая мысль.

Мужчина прошел на кухню. Лита уже уложила дочку спать и теперь ждала, пока супруг поужинает, чтобы убрать со стола. Когда вилка мужа вонзилась в горячую картофелину, Лита вскользь заметила:

— Послезавтра надо платить дуцент.

Тэм вспыхнул и с досады оттолкнул тарелку.

— Можешь представить себе, я помню об этом!

И только сейчас заметил, как сильно пылают щеки, как неровны движения жены, как пахнет на кухне разогревающей мазью.

Лита молча встала и вышла из комнаты. Тэм сжал губы — в нем проснулась совесть. Видимо, она заболела и поэтому хотела спросить, кто из них поедет сдавать кровь.

Обругав себя, он мысленно обрушился на Дила. Это напарник во всем виноват — наговорил ему с три короба, а Тэм теперь срывается на домашних.

Ковырнув еще несколько раз картошку, запихнул еду в холодильник. Аппетит пропал напрочь.

Лита лежала в их постели, отвернувшись к стене. Тэм потрогал разгоряченное от температуры плечо.

— Прости меня, — еле слышно прошептал он. — Я хотел сказать тебе, что сам сдам за всех этот проклятый налог. — И, нашарив в темноте худые руки жены, крепко сжал горячие ладони в своих — холодных, еще не успевших отогреться. Лита неслышно заплакала и уткнулась в грудь мужа.

Малышка словно обезумела — первый раз она заревела, когда Тэм только погрузился в зыбкий, ненадежный сон, и замолкала, только когда выбившаяся из сил Лита качала её на руках. Он пробовал сменить жену, но Лотта ни в какую не хотела отрываться от матери.

— Колики, видимо, — устало вздохнула женщина, провожая супруга до дверей.

Утро встретило Тэма злостной головной болью. Бессонная ночь давала о себе знать. Едва вставшее, но уже ослепительно светившее солнце било прямо по глазам.

«По крайней мере, ботинки сегодня не промокнут», — невесело подумал Тэм. Он залез в свой грузовичок, завел машину и поехал.

Шины легко катились по мокрой дороге. Еще два дня, и он, наконец, поедет покупать себе обувь. Настроение Тэма слегка приподнялось.

Мужчина даже принялся насвистывать что-то под нос. Левая рука немного онемела, и он встряхнул его. Затекла, видимо, спал неудобно. Тэм хотел усмехнуться, но почувствовал, что левая половина лица совсем его не слушается.

Перед глазами резко потемнело, и тело, затрясшееся в судороге, по инерции швырнуло на руль.

*сангвис — серебряная монета.

*медсанг — мелкая медная монета. В одном сангвисе 100 медсангов.

Сорок первый год Четвертой Вехи со дня подписания Договора между людьми и антарами

Лита стояла возле больничного крыльца, прислонившись к кованому черному ограждению. Солнечный свет пронзал воздух тысячей радужных пылинок. Черные ветви старой яблони потихоньку оголялись на свежем, прохладном, осеннем ветру. Красный, желтый, темно-фиолетовый, а с изнанки — безжизненно блеклые листья собирались в кучи под ногами рьяно работающего метлой дворника из числа местного персонала.

Все происходящее казалось Лите дурным, длинным, затянувшимся сном.

Врач в белом, измятом после ночного дежурства халате, сочувственно сообщил, что шансов у Тэма нет.

— Выбор за вами, — осторожно заключил доктор, — когда именно отключать аппаратуру. Но каждый день только продлевает его мучения — одной ногой ваш муж уже за Гранью. Кровоизлияние в мозг и травмы, полученные в аварии — вещи, несовместимые с жизнью.

Он бы еще долго рассказывал ей на привычном профессиональном языке, почему смерть Тэма — всего лишь дело времени, но Лита, тяжело оттолкнувшись от стены, на которую опиралась, поспешила покинуть желтушного цвета больничный коридор, в котором всё — пропитанный запахом лекарств воздух, спешащие по своим делам санитарки, серьезные врачи — буквально всё кричало о том, что здоровому, нормальному человеку здесь не место.

Женщина стояла и смотрела на медленно кружащиеся в воздухе листья. Слез не было — только тупая, засевшая где-то глубоко в груди игла изредка шевелилась, заставляя вздрагивать от внутренней боли.

Мысли вихрем накатывались одна на другую. Вот улыбающийся Тэм дарит своей невесте маленький букетик голубых полевых цветов, а вот счастливый отец забирает Литу с новорожденным из роддома. Она вспомнила его лицо вчера вечером — уставшее, недовольное; потемневшие от цемента крепкие ладони, нежно обнявшие жену в постели.

А теперь этого не будет. Ничего этого больше не будет.

В конце аллеи, прижавшейся к забору больницы, показалась фигура в черном, длинном плаще, белая маска с прорезями для глаз и губ на лице.

Антар.

В любой иной день Лита бы шарахнулась от него куда подальше, в закоулок, и не высовывалась, пока тот не оказался бы в другом конце улицы. Сейчас же она с каким-то холодным, отрешенным любопытством смотрела на приближавшегося. Ей вдруг пришло в голову, что жители Анарео, да и всей страны, в сущности, ничего не знают о своих — властителях? Поработителях? Хозяевах?

Помнится, как-то на работе подружка рассказывала шепотом, по секрету, что некоторые из антаров умеют исцелять людей одним прикосновением руки.

Может, этот — как раз из таких?

Литу словно ударило. Неожиданно для самой себя женщина бросилась под ноги черному плащу.

— Пожалуйста, помоги! Помоги! Я отдам тебе все, что есть, всё, что хочешь, только помоги!

В лихорадочном безумии она цеплялась тонкими руками за темную шерсть, то крича, то переходя на шепот, умоляя, прося, даже угрожая.

Антар, очевидно, был молод — он вздрогнул от неожиданности, когда Лита схватилась за низ плаща, затем отшатнулся.

— Убери руки!

Вырвав одежду, антар, не оглядываясь, поспешил убраться подальше от сумасшедшей из людского рода.