Родриго криво улыбнулся:

— Я знаю ее много лет и думаю, что ее не мешало бы отшлепать иногда, но… — На его лице появилась кислая мина. — Надеюсь, когда-нибудь я женюсь на ней и отшлепаю ее собственноручно. Карлос не считает меня достойным мужем для Констанции, но, если он передумает, я смогу ее приручить. В этом я совершенно уверен. Она не такая уж неуправляемая, и ей уже давно пора замуж.

— Но она еще так молода, — засомневалась Эйприл.

— Через две недели ей исполнится семнадцать, а в семнадцать лет девушка такого темперамента, как Констанция, уже вполне созрела для замужества. Ей необходим муж, который обуздает ее, и я бы смог это сделать.

Он говорил очень серьезно, поэтому Эйприл удержалась от невольной улыбки, которую вызывали его высказывания.

— Ее, как молодую лошадку, нужно приручить. Карлос ее погубит своим слепым обожанием, а я, наоборот, смогу ей помочь. Со временем мы могли бы быть очень счастливы, — заключил он.

— Тогда почему Карлос не позволит вам пожениться?

Родриго внимательно посмотрел на нее.

— А вы не знаете? — тихо спросил он. — О ее матери? Карлос бы женился на ней, только она выбрала другого. — Да, я все знаю, — вздохнула Эйприл и подумала, не померещился ли ей тот многозначительный взгляд, каким дон Карлос смотрел на нее в столовой.

Что-то кольнуло пальцы Эйприл, и, опустив глаза, она обнаружила, что все еще сжимает в руке подаренную доном Карлосом розу. Ее сердце забилось сильнее.

— Я… я полагаю, что мужчины со временем забывают о такого рода разочарованиях, — заметила она. Слабая надежда оживала в ее сердце каждый раз, когда она чувствовала, как острый щип вонзается ей в кожу. — Женщины тоже, если… если такое случается с ними.

— Боюсь, что тут я бессилен вам помочь, сеньорита, — сказал Родриго, и уголки его губ вновь опустились. — Надеюсь, мне не придется сталкиваться с подобного рода разочарованиями.

— Разумеется. — Она поспешно подняла на него глаза, симпатия и понимание сквозили в ее голосе. Он был очень молод — даже моложе, чем она, — но его боль была такой же сильной. Любовь без взаимности — слишком горькая пилюля, но, судя по сегодняшнему поведению Констанции, Родриго придется ее проглотить. Так же как и ей… но она никогда и не рассчитывала, что дон Карлос полюбит ее. По каким-то причинам ему было необходимо сделать ей предложение, но к чувствам это не имело никакого отношения.

Она постаралась ободрить Родриго:

— Констанция так молода, что, в конце концов она остановит свой выбор на таком же молодом человеке. Дон Карлос заботился о ней почти всю ее жизнь, естественно, что она привязана к нему. Но это привязанность дочери к родителю!

— Разве? — цинично спросил он. — Неужели вы видите Карлоса в роли отца такой молодой женщины, как Констанция? Он не настолько стар, чтобы быть ее отцом. Ее мать была несколькими годами старше его, когда он влюбился в нее, а сейчас вы едва ли найдете в Андалузии женщину, которая не хотела бы выйти за него замуж! Вы сами, хотя и младше его, согласились стать его женой. Понятно, почему Констанция надеется… или, лучше сказать, надеялась до сегодняшнего вечера.

Эйприл облизала пересохшие губы.

— Но теперь она знает, что он больше не свободен.

— Она знает? — переспросил Родриго. — Тогда почему он ни единым словом не упрекнул ее за эту сцену? Она устроила эту истерику исключительно ради него, а он оставляет гостей, чтобы проводить ее в комнату. Он позволяет вам — сразу после объявления о помолвке! — в одиночестве бродить по саду, а сам в это время пытается успокоить буйную девицу, которая, если бы не его постоянное потакание, знала бы, как вести себя сегодня вечером! — Его голос звучал обиженно. — И кажется, он до сих пор с ней, убеждает, успокаивает ее полу обещаниями, а может, это вовсе и не полу обещания! — Но тут Родриго заметил выражение лица Эйприл и, смутившись, пробормотал: — Ах, простите, Эйприл, сага! Я забыл, что вы… что вы действительно обручены с ним!

— Все в порядке, — хрипло проговорила Эйприл, — я понимаю, что вы расстроены.

— А вы?.. — Он осторожно коснулся ее руки. — У вас есть все основания для расстройства. Все эти чопорные старые дамы, наверное, сейчас обсуждают вас с ехидными улыбочками на лице. Констанция действительно заслужила, чтобы ее наказали, так как она поставила вас в невыносимое положение. Карлос должен понять…

В этот момент дон Карлос материализовался рядом с ними, и, что бы он там ни понял, это не помещало ему обратиться к своему сводному брату чрезвычайно холодно:

— Очень мило с твоей стороны было позаботиться о том, чтобы Эйприл не чувствовала себя покинутой, Родриго, но теперь ты можешь спокойно оставить ее на меня! Я думаю, было бы неплохо, если бы ты вернулся к остальным гостям. Они сейчас пьют кофе в столовой.

Родриго выглядел почти взбешенным. Казалось, он готов был открыто упрекнуть дона Карлоса в том, что он потакает причудам Констанции, но строгий взгляд брата явно изменил его намерения, и, поклонившись Эйприл, он удалился в дом.

Карлос протянул своей невесте руку и предложил ей продолжить прогулку.

— Я должен кое-что сказать тебе, и лучше это сделать не в доме, — заметил он.

Эйприл ощутила, как ее тело немеет, будто под наркозом, и, отклонив его руку, поинтересовалась:

— Надеюсь, Констанция уже отошла от своего волнения за столом? Ей нравится устраивать сцены, не так ли?

Дон Карлос молчал, закусив губу.

— Сейчас она вполне спокойна, — ответил он наконец. — Она приведет себя в порядок и снова выйдет к гостям. Я настоял на этом.

Эйприл почувствовала себя так же, как, вероятно, чувствовал себя Родриго незадолго до этого, — она задыхалась от негодования, но не была способна вымолвить ни слова.

— Я сожалею, что мне пришлось встать из-за стола так внезапно, — вымолвил дон Карлос.

Эйприл изо всех сил сжала кулаки.

— Я, наверное, не смогу стать вашей женой, дон Карлос. — У нее никак не получалось назвать его по имени. — Не существует ни малейшей причины, по которой мы должны сочетаться браком. А что касается Констанции, я уверена, ей станет намного лучше, если вы немедленно объявите ей, что…

— Я ничего ей не скажу, — спокойно возразил дон Карлос, решительно взяв Эйприл за руку и направляясь с ней в отдаленный уголок сада, где они уже беседовали однажды. — Я хочу, чтобы ты полюбовалась этой замечательной луной, она больше и ярче, чем ваша холодная английская луна. Я помню, когда я был в Англии, — а я учился там, ты знаешь, и потом несколько раз приезжал туда, — мне всегда казалось, что луна какая-то сморщенная. Здесь, в Андалузии, мы привыкли к резким контрастам, к сверкающему лунному свету и ярким солнечным лучам, которые подчас могут обжечь, если не обращать на них внимания.

Эйприл взглянула на луну, словно подчиняясь его приказу, и слушала, как он продолжал:

— Здесь, в Андалузии, много такого, что ты еще не видела и что я хотел бы тебе показать. Для меня Испания — это Андалузия. Сбор винограда, который теперь уже очень близко, весенняя ярмарка — Sevilla Feria, — которая длится три дня, с corridas каждый день и танцами до рассвета. Кордова… такое прелестное место, когда-то там было поселение мавров.

— Да, я знаю, — ответила она тихо, — я читала об этом.

Дон Карлос улыбнулся и посмотрел на ее блестящие волосы, слегка развевающиеся от дуновения ночного бриза.

— А когда ты читала об Испании? — спросил он. — Тогда, когда ты покидала Англию, или когда ты приехала сюда? В моей библиотеке найдется немало книг, которые помогут тебе узнать побольше об этой стране, если тебе интересно.

— О, мне очень интересно, — заверила его Эйприл. У нее вдруг перехватило дыхание. Луна начала околдовывать ее, и девушка почувствовала странное волнение. — Я читала об Испании перед тем, как покинуть Англию. Именно по этой причине я приехала сюда. Я мечтала увидеть все своими глазами.

— Но теперь, когда ты здесь, тебе хочется снова уехать отсюда?