Выйдя во двор, ведьма вдохнула прохладный воздух, съежившись от холода, но прежде чем Хелен сделала и шаг в сторону леса, ее взгляд замер на летней беседке, где Элайджа стоял, не сводя взгляда с молодой вампирши, которая, не смущаясь, строила ему глазки, соблазнительно улыбаясь.

Ведьма сама не заметила, как ее голубые глаза превратились в щелки, и она, прочистив горло, сделала шаг вперед.

Элайджа тут же повернулся в ее сторону, и легкая улыбка исчезла с его губ, когда он заметил недовольство ведьмы, взгляд которой был направлен на его собеседницу.

Джия приехала в поместье несколько часов назад, вместе с провизией и планами, которые передал ему Клаус, и все это время не отходила от него, посвящая Первородного в подробности о подготовке вампиров к войне с ведьмами Квартала. Вампирша не скрывала своего интереса, откровенно флиртуя, но Майклсон делал вид, что не замечает этого, до тех пор пока во дворе не появилась Хелен.

К этому моменту он уже собирался уходить, закончив разговор с Джией, но заметив взгляд белокурой ведьмы, направленный на его собеседницу, который никак нельзя было назвать добрым, Элайджа решил проверить свои подозрения.

Хелен, сохраняя нарочито безразличное выражение лица, прошла к клумбе с увядшими цветами, делая вид, что увлечена их оживлением. Вампир невольно залюбовался ее хрупкой фигуркой, укатанной в шерстяной кардиган, но в этот миг его внимание отвлек голос Джии.

— Мистер Майклсон, — осторожно проговорила она, окидывая Первородного восхищенным взглядом.

— Что-то еще? — вскинул бровь Элайджа.

— Да, я хотела обсудить… — Джия замялась, нервно кусая губы, — я давно уже правая рука Марселя и в курсе всего, что происходит в городе, — продолжила она после некоторого молчания, — всю грязную работу и не только ее, делаю я. И мне…мне хотелось бы быть более значимой в Новом Орлеане и полезной для Вас лично.

Вампирша выделила последнее слово, и ее ладони скользнули по лацканам пиджака вампира, который никак не отреагировал на проникновенную речь девушки.

Элайдже было совсем не до этого. Его темные глаза неотрывно следили за Хелен, которая напротив, услышав сказанное Джией и заметив ее прикосновения, зло поджав губы, взмахом руки разорвала красивую розу, которую только что оживила.

«Вот ты себя и выдала, ангелочек» — подумал он, и изо всех сил сдерживая довольную улыбку, повернулся к Джие.

— Полезно для меня лично? Заманчивое предложение! Но Марсель для меня, как сын мне будет не просто отправить его на пенсию, — задумчиво проговорил Элайджа, осторожно приподняв подбородок вампирши.

— Я буду Вам очень сильно благодарна, — с чувством выдохнула та, — Вы даже не представляете, как сильно! Я давно только о Вас и думаю…

Девушка опустила взгляд, подходя к нему почти вплотную, и вампир боковым зрением уловил, как голубые глаза Хелен опасно блеснули, а ее красивое лицо исказилось от гнева.

— Продолжай готовится к битве, а я подумаю над твоим предложением, — сказал Элайджа, касаясь ладонью щеки Джии, которая буквально светилась от счастья.

— Спасибо, вы не пожалеете, — воскликнула она, и соблазнительно улыбнувшись на прощанье, на вампирской скорости поспешила к своей машине.

Первородный проводил ее взглядом, а затем повернулся к клумбе, возле которой всего секунду назад стояла разъярённая Хелен, которой уже и след простыл. Лишь поломанные цветы, которые она успела оживить, напоминали о ее недавнем присутствии.

В следующие за отъездом Дерека два дня Хелен отчетливо понимает две вещи: она ненавидит навязчивых брюнеток-вампирш, которые без зазрения совести вешаются на чужих мужчин и себя — за то, что сходит с ума от ревности. Ревности, для которой достаточно лишь ответной улыбки на губах Элайджи, направленной в сторону Джии — и пальцы ведьмы сжимаются в кулаки, а глаза превращаются в щелки.

И Хелен стыдно за это, и она безумно хочет это скрыть, проводя все время в своей спальне, но будучи первородным вампиром Майклсон, не смотря на все ее усилия, сразу же замечает перемены в поведении девушки. Вот только вместо ожидаемых оправданий, попыток вернуть ее или же вновь попытаться соблазнить, ведьма сталкивается лишь с холодной вежливостью.

О, Элайджа по-прежнему обходителен с ней. Он готовит завтраки, находит интересные книги и вызывается сопроводить ее в прогулке по лесу, но стоит только в их доме появиться чертовой вампирше, расцветающей от одного взгляда Первородного, его внимание переключается лишь на нее, а Хелен остается только скрежетать зубами от злости.

Она не должна чувствовать это. Не должна желать смерти Джие, не должна сходить с ума от ревности, не должна любить его.

Но она желает. И сходит. И любит.

Признание последнего обстоятельства дается ведьме на удивление легко, но теперь ей кажется, что вампиру, которого она отталкивала не раз, больше не нужны ее чувства.

И все из-за этой ненавистной вампирши, что едва из платья не выпрыгивает, демонстрируя ему свои прелести!

Утром третьего дня, Хелен просыпается, как и прежде, в скверном настроении, от того что накануне, Элайджа, окинув ее нечитаемым взглядом, сообщил об очередном визите Джии, и ведьме стоило очень больших усилий безразлично бросить в ответ, что ей все равно.

Ни холодный душ, ни новое белье, ни чудесное шелковое платье, что ей передали вместе с провизией Тори и Крис, не поднимает девушке настроения, и она, собрав влажные волосы в хвост, выходит из комнаты, направляясь на кухню. Хелен еще не знает, что именно хочет выпить — кофе, ромашковый чай или стянуть у Элайджи его бурбон (при мысли об этом ведьма кривится, но все же не отбрасывает это крайнее средство), но прежде чем она принимает окончательное решение, проходя мимо дверей библиотеки, она слышит знакомые голоса.

— Хотя, знаешь, я передумал, — довольно громко тянет Первородный, и Хелен легко улавливает каждое слово, — думаю, я смогу помочь тебе, Джия. Я поговорю с Клаусом.

— О, Элайджа, — восклицает та, и ведьма слышит как она с силой бросается в объятья вампира, — ты даже не представляешь, как я благодарна… Хотя, кое-что я могу сделать прямо сейчас…

Голоса стихают, и Хелен напряженно замирает, слыша легкий шум от того, что Джия…

На то, чтобы оказаться в библиотеке, ей хватает нескольких секунд, и голубые глаза превращаются в щелки, когда она видит, стоящую на коленях вампиршу, которая тянет вниз замок ширинки Элайджи, чей взгляд буравит лицо Хелен, не выражая и капли удивления от ее прихода. Она улавливает в темных глазах искорку злорадства, и это окончательно лишает девушку контроля.

Джия не успевает закончить начатое. Хелен, которая прежде никогда еще не чувствовала себя настолько злой и никогда не была такой сильной, действуя на уровне инстинкта, взмахивает ладонью, и ничего не понимающая вампирша с криком летит в дальний угол комнаты.

Элайджа вихрем оказывается рядом с ошеломленной Джией, и, помогая ей встать, поднимает на Хелен тяжелый взгляд, едва сдерживая улыбку.

— Какого черта ты делаешь? — нарочито строго говорит он, любуясь разъяренной ведьмочкой, — немедленно извинись!

Глаза Хелен вспыхивают голубым огнем, и Джия опасливо скрывается за спиной вампира, когда она делает шаг в их сторону, вскидывая вверх упрямый подбородок.

— Извинится? — кривится ведьма, — перед этой шлюхой, которая готова раздвинуть ноги перед кем угодно ради повышения по службе? Ты видно шутишь! Хотя знаешь, теперь я вижу — у вас много общего! Что ты, что она — две проститутки! Все решаете, торгуя телом!

Хелен не сводит с Первородного полного презрения взгляда, и теперь уже лицо Элайджи искажается от ярости. Испуганная Джия, бросив быстрый взгляд на ведьму, едва не искрящуюся магией, неразборчиво бормочет, что ей пора, и вихрем исчезает из комнаты, оставляя их наедине.

Хелен не сводит с Майклосона горящего взгляда, и на розовых губках появляется злая улыбка от осознания того, что ее слова достигли цели, а соперница, так и не смогла осуществить задуманное, но в следующий миг радость девушки сменяется испугом, когда Первородный приближается к ней на вампирской скорости, до боли стискивая ее плечо.