В конце концов, имелись в его прошлом и практические причины не любить уклоняющихся от возврата долгов…

— Садись, — пригласил Кот, когда Кирилл вернулся в кабинет. — Ты же Шнякиным занимался?

«Занимался» в случае Кирилла означало, между прочим, всестороннюю разработку объекта — дабы новичок набирался опыта, Чиф поручал ему тех должников, по которым требовалось сперва собрать инфу (благо у Кирилла имелся Валера), потом придумать стратегию общения, потом уже вести переговоры… Но в «деле» Шнякина (он же, понятно, Шняга) Кирилл пригодился лишь на начальном этапе. Да и «дело» было не совсем стандартное — не долг, а мошенничество. Впрочем, «КомБез» брался за задания самые разные, будучи через Пенязя связан с юридической фирмой.

Шняга был риэлтором. Тогдашнему их клиенту он, помнится, втюхал квартиру с владельцем, временно выписанным по причине отбывания срока в колонии общего режима. Клиент уже жил в ней год с небольшим, когда на пороге объявился обретший по УДО [5]свободу с чистой совестью хозяин. Клиент пожал плечами и помахал документами о покупке, но мужичок с еще не отросшими волосами, ухмыляясь, объяснил, что имеет право обратной регистрации, даже если квартира была продана, — и оказался прав. Клиент подозревал, что риэлтор дейстовал с ведома зэка, а Чиф, когда напрягал всем этим Кирилла, посоветовал докопаться, по какой статье хозяин сидел.

Оказалось, по двести двадцать восьмой, наркотической. Причем красноватые блестящие его глаза со зрачками как игольный прокол, привлекшие Кириллово внимание при их единственной встрече, выдавали в хозяине юзера. Чиф углядел в этом какие-то козыри для переговоров, и дальше мужичком занимались агентские «выездники», а договором — юристы.

И вот теперь, по словам Кота, Шняга опять попал агентству в разработку. Естественно, опять в связи с мошенничеством. Схему он подсказал другому знакомому квартировладельцу — причем тоже торчку. Он и Шняга договаривались со съемщиком о сдаче хаты на большой срок, съемщик платил сумму за первый месяц, залог и комиссионные риэлтору (Шняге). Через неделю-другую приходил хозяин, заявлял, что у него форс-мажор и съемщику, так уж вышло, звиняй, братко, придется свалить. Возвращался лоху один залог. В следующем месяце в хату въезжал новый лох. Так они дейстовали года полтора. Когда же хозяин пустил на героин все более-менее ценное движимое имущество, Шняга помог ему продать жилплощадь — причем двум разным людям одновременно. Он составил сразу два пакета документов и в один и тот же день оформил две сделки: у нотариуса и в ФРС. [6]По суду выиграл тот покупатель, что пошел в Госрегистрацию; второй обратился в «КомБез».

Обсудив ситуацию, Кирилл с Котом пришли к выводу, что Шняга, скорее всего, и сам банчит — и уж в любом случае связан с дилерами, а значит, на нем с высокой вероятностью не только помянутые мошенничества, но и трупы торчков, переписавших квартиры на Шнягиных знакомцев и закопанных где-нибудь в Подмосковье. А в таком случае у него тем более не может не быть ментовской крыши.

Кирилл хорошо помнил Шнягу, к которому приходил в свое время под видом потенциального продавца квартиры. Для описания этого пацанчика лет двадцати пяти ему пришлось бы употреблять всевозможные производные от одного корня: жизнерадостный жизнелюб с живым умом и живительным смехом. Пацанчик болтал, острил, ухмылялся, живое лицо беспрерывно меняло выражение, живые, ртутно-серые, ртутно-блестящие глазки не позволяли поймать их выражение, и в какой-то момент Кирилл понял: он абсолютно не представляет, что у этого живчика в голове, чего ждать от него в следующую секунду, не решит ли он поживиться тобой, едва только ты отвернешься, не прыгнет ли живо тебе на закорки и не перекусит ли яремную вену…

— Пошли покурим, — предложил Кот, выдвигая ящик стола и добывая оттуда мешочек с трубкой, табаком и соответствующими причиндалами, — и Константиныча позовем…

Он открыл дверь Чифова кабинета, Кирилл вышел в коридор. В «колл-центре» та же самая (вроде бы) девица, все с тем же очевидным трудом удерживаясь, чтоб не заорать, повторяла:

— Вы чего добиваетесь? Нет, чего вы добиваетесь? Вы добиваетесь, чтоб с вами по-другому разговаривали?.. А вот этого не надо! Хамить я, между прочим, сама умею! Что? Что ты сказал, козел?! — Тут, наконец, надсадный визг отрезного диска по металлу осовобожденно разнесся по коридорам и кабинетам: — Сам пошел, выкидыш анальный! Хапай вялого, защекан тухложопый! Давай, усосок, гуляй, жуй опилки!..

— Ну, — набычился щекастый опер после довольно долгой паузы, — будешь признаваться?

«Ага… Начинается…»

— В чем?

— Сам знаешь, в чем! — прикрикнул мент.

— Не знаю, — Кирилл надеялся, что это прозвучало не слишком испуганно.

— А чего тогда бегал? — хотя опер и повышал угрожающе голос, безразличие к происходящему в нем слышалось слишком явно.

…А и правда: чего? Кирилл и себе самому не мог определенно этого сказать — в тот момент, на собственной лестнице, при виде нескольких мясистых типов у его двери, в нем сдетонировал какой-то инстинкт, не дав задуматься. Или все дело в тогдашнем, сентябрьском? «…Он мне приставил нож к горлу! Он тебя искал!..»

— Я не знал, что вы из милиции, — Кирилл пожал плечами.

— Не знал он… А в Англии почему скрывался?

— Я не скрывался… — промямлил он. — Я давно собирался, визу сделал… Когда я ушел из агентства, у меня появилось время…

— Именно двадцатого сентября оно у тебя появилось?

— Да я уже не помню числа…

— Ты знал Радия Каллимулина?

Блондин с открытым лицом положительного героя из советского фильма пятидесятых допрашивал Кирилла на второй день задержания, уже после его переезда. Представился он как следователь следственного комитета Шалагин. В его вопросах не было обидчивого раздражения оперов, и у Кирилла сложилось впечатление, что, в отличие от них, следак, кажется, представляет, чего хочет от допрашиваемого. Хотя насчет Радия…

— Нет, — честно открестился Кирилл. — Не слышал никогда.

— А этого человека? — следователь извлек из папки и придвинул к нему фотографию.

Кирилл подался вперед. Цельнолитое лицо, гладкое и твердое, почти прямая линия густых бровей, угольные, маленькие, широко расставленные глаза, короткие вороные волосы, отползающие с невысокого лба.

— Да… — с промедлением произнес он, чувствуя, что в пугающем бреде последних двух суток впервые забрезжила какая-то логика. — Знаю…

— Кто он?

Это лицо в полутьме провонявшего разукрашенного салона, вполоборота, в подвижном свете наружных огней — безостановочно и как-то многозначительно изменяющееся… «Кто? Бес», — чуть не сказал Кирилл.

— Вардан Амаров.