Из соседней комнаты донесся громкий стон. Она вскочила на ноги. Схватив какую-то ткань со стола Макса, вытерла лицо, стала искать книгу. Вот она, на третьей полке! Схватила, прижала к груди, как спасение. «Боже, помоги мне! Я знаю, я всегда думала, что все могу сама… Но сейчас — не могу. Помоги мне. Пожалуйста, дай мне уверенность и мудрость. Мне очень нужна твоя помощь».

Посмотрев еще раз вверх, в небеса, Дженни бросилась в комнату Саванны, на ходу отыскивая раздел «Роды».

— Промежуток между схватками меньше двух минут, — заметила Ханна, глядя на часы.

Дженни нашла в книге нужный раздел, но так разволновалась, что не могла читать. Наконец, собравшись с духом, она начала:

— Стерильные перчатки, чистые пеленки для новорожденного, что-нибудь для отсасывания жидкости из носа и рта — здесь нарисовано, это наподобие маленькой резиновой груши; два зажима для пуповины…

Саванна прервала ее:

— Гемостаты… здесь, в шкафу. Это такие ножницы с зубчиками. Коробка со стерильными перчатками вон там. — Она показала рукой. — Новые пеленки для младенца… в моей комнате.

Дженни продолжала читать вслух:

— Кислород…

— На стене позади меня.

— Тазик с теплой водой, — добавила Мэри. — Чтобы помыть ребенка.

— Да, да, — сказала Дженни. Она видела емкость наподобие тазика из нержавейки — на полке около раковины. Дженни левой рукой держала книгу, а пальцы ее правой руки сплелись с пальцами Саванны.

Саванна тихонько плакала, а Ханна вытирала ей слезы.

— Все идет хорошо, дорогая, — успокаивала она ее. — Я прочитала несколько молитв, они всегда помогают. Мы с тобой рядом.

Мэри, стоя в ногах Саванны, тихо проговорила:

— Сегодня четвертое число. Число четыре — очень хороший знак. Ты родилась четвертого числа четвертого месяца. Великий Дух с тобой, моя Дженни. Ты сегодня молодец!

Шейн сидел за банкетным столом, безучастно наблюдая за происходящим. Действительно, Тэйлор Филипс, любимая студентка отца на терапевтическом курсе, оказалась красавицей. Джош примостился рядом, желая, естественно, поболтать с ней, но внимание Тэйлор было целиком обращено на их отца. Она говорила с ним о работе, и во время беседы ум ее блистал так же ярко, как и красота. Братья как бы не существовали для нее; во всяком случае, Джош неоднократно пытался вставить несколько слов, чтобы привлечь ее внимание, но удостаивался самое большее мимолетного взгляда.

Наконец Макса пригласили на трибуну, и все восторженно зааплодировали. Шейн взглянул на Райдера, сидевшего рядом, — тот озабоченно смотрел на часы.

Шейн толкнул его плечом:

— Позвони домой, чтоб не волновались.

— Неудобно выходить во время речи. Отец скоро закончит, — развел тот руками и нетерпеливо заерзал на стуле.

Шейн кивнул и попытался вникнуть в смысл речи, но беспокойство настолько овладело им, что он не мог ничего понять. Хорошо бы сейчас оказаться дома, в кресле у горящего очага… поднять бокалы за здоровье отца… и чтобы Дженни сидела рядом.

Дженни. Она не выходила у него из головы ни на минуту. Сначала ему казалось, что он просто расстроен тем, что она не поехала с ними, но понемногу он стал понимать, что здесь что-то другое.

Шейн сложил руки на груди, откинулся на спинку стула. Не в его привычках поддаваться тревоге. Бак учил его, что всегда надо быть спокойным и сосредоточенным. Этой чертой характера в Баке он всегда восхищался и старался ему подражать.

Но сегодня наставления Бака были не впрок. Да, чем скорее они вернутся домой, тем лучше.

Тем временем Бак храпел в кресле-качалке около кроватки Билли, как бы охраняя его. Билли, однако, не спал, а сидел на кровати, прижимая к себе рубашку и ботинки. Потом тихонько спустился на пол и пошлепал в ту комнату, где происходило что-то загадочное и очень интересное. Несколько дней назад Саванна сказала ему, что, когда появляется ребенок, бывает очень больно, но потом все хорошо. Пока ничего хорошего… Ханна была очень озабочена, когда заходила в их комнату за пеленками. И почему все это происходит здесь, а не в больнице, как ему говорили? И еще говорили, что это должно случиться после Санта-Клауса.

Довольный, что его не заметили, Билли на цыпочках поспешил в кабинет Макса и, сев у стены, стал одеваться. Потянуло в сон. Хорошо бы одеяло натянуть… дедушка любит, чтобы на первом этаже было прохладно. Он обхватил себя руками, чтобы согреться, и, прижавшись щекой к стенке, замер.

Саванна кричала все громче, и от сострадания слезы наворачивались ему на глаза и скатывались по холодным щекам. Поскорее бы приехали папа и дедушка. Вскоре он задремал.

Схватки стали продолжительнее, перерывы между ними — короче. Дженни уже дважды перечитала второй раздел, решив, что роды сейчас именно в этой стадии.

— Ханна! Как только закончатся схватки, дай Саванне кислород.

Ханна взяла в руки трубку, висевшую на стене, и приготовилась.

— Саванна, дыши глубже в перерыве между схватками; если почувствуешь, что тебя тянет вытолкнуть, выталкивай во время приступа боли. Хорошо?

Саванна кивнула. Ханна дала ей кислород.

— Бабушка, надевай перчатки.

Мэри не пропустила мимо ушей, как назвала ее внучка, и, натягивая перчатки, довольно улыбнулась.

Саванна уперлась локтями, и Ханна подложила подушки ей под спину. Саванна застонала от боли и принялась тужиться; лицо ее сделалось красным, как свекла. Затем откинулась на подушки, обессиленная.

Казалось, силы Саванны на исходе. Еще дважды она тужилась, прежде чем ребенок появился на свет.

— Это мальчик! — воскликнула Дженни. Мэри положила новорожденного на живот Саванне.

— Он такой красивый! — прошептала Саванна.

Пальчики малыша уже ощупывали свой ротик, а губки сложились в трубочку, готовые производить сосательные движения.

В горле у Дженни образовался комок, она готова была разрыдаться, но сдержалась. Чувство радости и любви охватило ее. Никогда ей не забыть этого дня. Она видела, что ее бабушка чувствует то же самое. Ее добрая, тихая, мудрая бабушка.

Придерживая головку и тельце ребенка одной рукой, другой Мэри осторожно мыла младенца при помощи мягкой тряпочки. Новорожденный протестующе плакал.

Дженни протянула Мэри две свежие пеленки, и та одной вытерла маленькое тельце, а во вторую завернула и вручила сверток нетерпеливо ожидающей матери.

Саванна погладила малыша, и он успокоился, перестал плакать.

Повернувшись, Мэри встретилась взглядом с Дженни. Она сняла перчатки, притянула внучку к себе и шепнула ей на ухо:

— Я горжусь тобой, моя Дженни.

Дженни тоже хотела что-то сказать, но не могла: комок встал у нее в горле. Тогда она просто прижала Мэри к себе, в этот жест вложив все свои чувства.

Мэри поправила младенца, чтобы Саванне удобнее было его держать. Дженни подошла к изголовью кровати, убрала со лба Саванны спутавшиеся пряди влажных волос.

— Я и не думала, что вы… что вы… — Саванна от смущения не могла подобрать слова благодарности и просто пожала руку подруге. — Я так люблю тебя, Дженни. И так рада, что ты здесь, рядом.

— Я тоже. — Дженни смущенно хихикнула, чтобы не расплакаться. — Но я бы не возражала, если б и Макс тоже был тут.

Лицо Саванны вдруг погрустнело.

— И Райдер… — Она осеклась, заслышав голоса мужчин. — Они здесь!

— Ну да, конечно! — недовольно буркнула Ханна. — Когда мы все за них сделали! Приехали на готовенькое! Мужчины и есть мужчины.

Все засмеялись.

А в соседней комнате Билли, обняв колени руками и упершись в них подбородком, заплакал. Он был рад, что с Саванной и ребенком все в порядке и что дедушка наконец приехал. Но… ребенок. Билли громко всхлипнул и вытер слезы рукавом. Надо вернуться в свою комнату, пока его не хватились. Папе не понравится, что Билли так поздно не спит.

В дороге нервы их были на пределе. Макс столько раз извинялся, что забыл сотовый телефон, — в конце концов Райдер, не выдержав, даже прикрикнул на него, чтоб он замолчал. Все мысленно считали мили, оставшиеся до дома.