– Дэрри? Ну… Строгий, самовлюбленный, с безжалостной неоправданной жестокостью к ученикам и столь же неоправданным самомнением.

– Больше смахивает на автобиографию.

– Мое самомнение оправданно, я уже говорил.

– Ну да, ну да… и этот Дэрри будет поручителем?

– Черт его знает, – Джей поник окончательно. Внешне держал себя как всегда, а что-то выдавало. – С тем же успехом он может затолкать меня к «специалисту». Пф. Ну, пусть попытается.

Хаук хмыкнул и счел за лучшее промолчать. Хотя таким Джея он еще не видел: то ли злым, то ли напуганным, то ли просто нервным из-за того, что вернулся «домой». Даже если тут не его дом, разница была слишком заметна. А вместе с великолепием вокруг, новыми запахами, звуками, новым воздухом и новыми знаниями, так неожиданно проявившая себя сторона Джея сделала Мидори совершенно особенным. Впервые рядом с учителем Хаук не чувствовал себя малолеткой во взрослом теле.

И ему это нравилось.

Нравилось шагать если не наравне, то в ногу. А еще – видеть ту изнанку души, которая до встречи с призраком пряталась за семью замками. Конечно, это было жестоко и шкурно, но Хаук чувствовал в себе горькую благодарность. Гнал её прочь, закрывался как мог, мысленно материл самого себя, но избавиться от того особенного тепла, каким греет чужое доверие, не получалось. И… не хотелось.

Мидори совсем не изменился.

Город, в котором Джею посчастливилось прожить не один год, найти новую семью, найти учителя и путь к настоящей жизни, дышал как прежде. Заточенный за двойной границей купола, поддерживаемый силами всех людей как внутри, так и снаружи, он не волновался ни о чем. Будто остановил свое время.

Куда уж тут до боли пришлого ребенка.

Здесь, в зеленом великолепии, Джей всегда чувствовал себя именно ребенком. Даже после того, как решил, что давным-давно вырос.

Нашивка приемного отца и слезы Мэй. Первая самостоятельная квалификация. Назначение Командующим и праздник в честь его имени. Официальное формирование отряда. Долгое нудное лечение, дикая боль от первого знакомства с протезом.

Свадьба.

Когда Дэрри сказал, что купил здесь участок, Джей даже не удивился. Но для себя решил, что больше жить в Мидори не будет. И был искренне рад, когда Мэй поддержала его. «Этот город уже нам чужой», – со слезами в голосе сказала она еще после первого похода. С тех пор ничего не изменилось.

Стало только хуже.

Джей понимал, что он делает. С самого начала, когда выбрал месть и начал погоню длинною в пять лет, он знал, на что подписывает собственного учителя. Одного из самых дорогих и, безусловно, самого близкого из людей. Боль от потери Макса жгла сердце, безжалостно разрывала душу, и Джей не знал, как с ней справиться. Но Дэрри…

Эгоистичный план отомстить Ферро и нарваться на казнь заставил бы Дэрри пройти через это дважды.

Понимание душило. Давило гранитной глыбой, хоть и спрятанное как можно глубже, как можно дальше. После встречи с Максом Джей и вовсе чувствовал себя в одном бесконечном кошмаре. Даже забота о Хауке больше не заставляла держать себя в руках. Джей был обязан быть сильным для ученика. Поддерживать во что бы то ни стало, как его самого поддерживал Дэрри. Быть примером, опорой и уверенностью.

А не реветь, прячась от мира за форменной курткой.

Джей не справился.

Сейчас и вовсе открыто шел просить помощи.

Мог ли Джей после этого считать себя учителем? Да, он действительно давал Хауку знания о Пустоши, учил выживать. Но вряд ли когда-нибудь сможет стать тем, кем обязан быть мастер своему подопечному.

Именно в этом кроется вторая причина, заставившая послать к чертям всё то, к чему когда-то приучал Макса. Уважение. Субординация. Порядок. Ничего из этого не заслужил проигравший.

Тем временем улицы Мидори уверенно вели к дому Дэриэна Райса. Широкая оживленная главная распалась на узкие, тянущиеся к окраинам. Здесь всегда было тесно. Лишенный вечного шума торгашей Мидори действительно казался очень тихим. И маленьким. Даром что превосходил любой из обычных городков как минимум вдвое.

Поля, фермы, огромные установки, «фонд» – хранилище спасенных искателями и сохраненных предками ресурсов. Все это занимало огромную площадь и жрало столько энергии, что Джей почти перестал понимать смысл существования подобных заповедников. Архаичных и бесполезных.

Вопреки тому, что рассказывал Хауку, Джей был уверен: человеку за глаза хватило бы и Столицы. Остальное давала Пустошь. И вместо того, чтобы тратить столь драгоценные ресурсы и жизни на сохранение гниющих останков прошлого, не лучше ли шагать вперед? Пустошь злилась, давила, сопротивлялась, забирала себе все следы минувшей эпохи. Давно прошло то время, когда без опоры на науку павшего мира человек не мог ничего сделать. Так за кой черт за нее держаться и дальше?

А с другой стороны, глупо спорить: хлеб – невероятно вкусная штука. А еще есть молоко, пусть и до обидного мало. Картошка. Соя… Все это столь разительно отличалось от добычи из Пустоши, что действительно казалось божественным, волшебным, невероятным. Чужим до детского искреннего восторга.

Дверь в чей-то небольшой магазинчик открылась внезапно, пронзительно звякнув колокольчиком от удара. Джей с шипением тряхнул ушибленной рукой: еще чего не хватало – повредить вторую. Все же слишком тесные улицы, не развернуться.

– Поаккуратней никак?! – вспылил сзади Хаук. Но Джею было уже наплевать. На тесноту, на боль, на все на свете.

По пути в Мидори он пытался подготовить себя к этой встрече и все без толку. Слишком внезапно и резко открылась проклятая дверь. Слишком знакомый голос на автомате произнес извинения.

Давно забытый страх поднялся из глубин, ударил пламенем по щекам, заставил уставиться в пол и все же отступить. Впервые за многие-многие годы отступить перед кем-то. Слова дезертировали прочь, оставив горячую пустоту. Что он скажет сейчас? Что скажут ему? Как Джей вообще посмел сунуться сюда после всего, что успел натворить? Его не примут. Больше никогда и нигде не примут – слишком много боли принес за собой. И слишком много сделал ошибок, которые уже не исправить.

Что-то с пронзительным звоном упало на каменную мостовую. Разлетелось стеклом. Растеклось по гладкой брусчатке сквозь тряпичную сумку. В воздухе резко запахло местной настойкой. Из яблок.

Джей не выдержал, зажмурился, шарахнулся еще назад, чудом не влетел в Хаука. Тут же замер, не смея поднять глаза. Он не хотел видеть перекошенного от ярости лица, слышать знакомый голос. Слишком боялся увидеть себя чужаком. Тонущее в незнакомой панике сознание едва достиг обеспокоенный вопрос Хаука.

А потом все исчезло.

Растворилось в тепле, в давно забытом чувстве защиты. Той самой, от которой каждый раз так глупо отбрыкивалась упрямая гордость.

– Что же ты так долго, малыш?

Дэрри обнимал слишком крепко. Рана наверняка опять откроется, наверняка опять возмутится тупой пульсирующей болью и кровью. Но сейчас в той пустоте, с которой Джей напрасно пытался справиться столько лет, наконец зазвучал чей-то голос.

Родной.

Настоящий.

И Джей отпустил себя. Выдохнул. Разжал судорожно сжатые кулаки. Впервые за долгие-долгие-долгие годы без раздумий доверился кому-то, кроме себя самого.

– Дэрри, я…

– Знаю, ты опять наделал глупостей. Я тут читал про Ферро… Чем ты только думал, Джереми Расселл? Надо было идти сюда. Сразу.

Голос звучал тепло и грустно. Джей чувствовал, как крепче сжимаются руки на плечах, как пальцы впиваются в куртку. А в нем самом таял лед потери и одновременно все сильнее и жарче распалялась вина.

Потому что Дэрри не ругал.

В его голосе было только счастье. Горькое от всего пережитого.

– Про… – Джей запнулся, выдохнул сквозь сжатые зубы. Едва слышно. Совсем не то, с чего начал: – Помоги.

– А как же иначе? – сильная рука, с мозолями уже от работы в городе, а не оружия, знакомо взлохматила волосы. Джей не раз ловил себя на том, что случайно перенял это у Дэрри. – Как же иначе, малыш? Седина тебе совсем не к лицу… Ну-с! – негромкий голос сменился зычным и звонким. Дэрри отстранился и от души хлопнул по плечам, как всегда любил делать при встрече.