— Что-то не так? — Семерхет почувствовал моё смятение и злость, должно быть.

— Нет… — Я помотал головой и зажмурился, отгоняя ненужные мысли. — Просто мне тревожно немного… насчёт завтрашнего дня.

— Не тревожься ни о чём! — Его губы снова и снова касались моего лица. — Происходит лишь то, чему суждено произойти.

«Не хочу, — подумал я, — не хочу, чтобы это произошло!»

Если бы ещё от меня что-то зависело…

========== Свиток восьмой. То, что меняет ход истории ==========

Едва рассвело. Я очнулся от снов, бывших почти кошмарами: мне снился ухмыляющийся Меру, который раз за разом целовал фараона. Виски саднило. Я закрыл глаза ладонью и попытался успокоиться.

Рука Семерхета тяжело лежала поперёк моей талии. Я осторожно переложил её на ложе и сел, искоса поглядывая на спящего эрпата. Его лицо было безмятежно, тело — расслабленно и… прекрасно. Щёки мои вспыхнули, но я уже не испытывал такого сильного смущения, как вчера.

Я сполз с ложа, охнул (всё ещё стоявший у изголовья и дремавший нубиец очнулся и замахал опахалом), не без труда надел юбку и потащился к стоявшему у колонны кувшину. Даже в рассветные часы здесь было адски жарко, тем более после того, что произошло вчера: я был совершенно вымотан, меня мучила жажда и, пожалуй, первое в жизни похмелье. Едва я подошёл к кувшину, от стены отделился слуга, которого я сначала не заметил, и с почтением поднял сосуд (в нём была вода для умывания, как оказалось). Я умылся, вытерся поданным слугой полотенцем. Это меня немного освежило.

— Спасибо.

Он взглянул на меня с недоумением. Наверное, благодарить рабов было не принято. Но как тогда с ними обращаться?

— Я хочу пить, — промямлил я.

Слуга поклонился и, пятясь, покинул покои.

Я от нечего делать прошёл на балкон, едва не споткнувшись о спящих на полу танцовщиц. На улице тоже было душно, но тут хотя бы изредка набегал ветерок. Я облокотился о перила и вздохнул полной грудью.

Рассеивающиеся сумерки приоткрывали завесу над Кеметом. Зеленели деревья, вдалеке вилась тонкая полоса реки (это был Нил, ещё не разлившийся, если судить по его очертаниям), на полях копошились маленькие человечки. В окрестностях дворца, спрятавшись среди огромных листьев пальм, кричали птицы, шумно вздыхали лошади в конюшнях, где-то в храмах мерный голос жрецов читал гимны… Я попал в удивительное время!

Совсем рядом что-то зашелестело. Я обернулся и увидел небольшой столик с рассыпанным по нему песком. И на нём шевелилось и шуршало… что-то круглое… Я наклонился к столику и разглядел большого жука (размером едва ли не с пол-ладони!), кажется скарабея, но не священного, а какого-то другого вида, который был привязан к столику за брюшко тонкой золотой нитью. Я тронул жука пальцем, он встрепенулся и забегал по песку, приподнимая крылья и шурша подкрылками. И тут я запоздало заметил, что на песке были начертаны какие-то иероглифы, а жук их испортил своей беготнёй. Я поспешно вернулся в покои, сделав вид, что я здесь ни при чем.

Там меня уже ждала оставленная слугой чаша с питьём. Я отпил немного — кисловатая вода с соком манго или лимона.

— Тёплая… — морщась, пробормотал я и тут же почувствовал, что пальцы мои холодеют: чаша вдруг покрылась инеем.

Я вздрогнул и едва не выпустил чашу из рук. От воды даже дымок пошёл! Я осторожно попробовал воду — ледяная, даже виски заломило! Я поспешно вернул чашу на поднос и услышал негромкий смех. Я обернулся. Семерхет, полулёжа на боку, наблюдал за мной и смеялся.

— Так достаточно холодно? — поинтересовался он.

— Твоих рук дело? — Я потёр виски и поёжился.

— Иди сюда… — Фараон поманил меня к себе. — Ты выглядишь потерянным.

— Вот ещё! — Я с опаской сел на край ложа, ожидая чего угодно. — Душно просто.

— А тени под глазами? — Он провёл пальцем по моему лицу, задерживая его на губах.

— Ещё спрашиваешь… — пробормотал я, краснея, — после вчерашнего-то…

Египтянин ухмыльнулся, за руку подтянул меня к себе и огладил моё лицо ладонями:

— Лгать ты не умеешь. Не беспокойся, всё будет хорошо… И кстати, о жуке тоже волноваться не стоит.

— Ты давно проснулся! — воскликнул я.

Эрпат снова засмеялся и легонько ткнул меня в лоб пальцем, заставляя лечь навзничь. Я зажмурился, чувствуя, что его губы пускаются в путешествие по моему телу. Такие лёгкие поцелуи…

— Что тебя тревожит?

Я открыл глаза. Семерхет внимательно смотрел на меня, ожидая ответа, пальцы его поглаживали нижний ряд моих рёбер. Я стушевался.

— Ну же? — подтолкнул он меня. — Не держи это в себе.

— Неужели ты совсем-совсем не волнуешься? — выпалил я. — Ведь уже сегодня… это случится…

— Меня это не волнует, — возразил Семерхет, но по его глазам я понял, что он лжёт.

— А меня волнует, — тихо ответил я, отводя взгляд. — И мне страшно. А что, если это всё равно случится? Что, если нельзя изменить прошлого?

— «Прошлого»? — Он изогнул бровь. — Это ещё не стало прошлым, мой мальчик.

— Ох, я совсем запутался! — выдохнул я. — В любом случае я боюсь того, что произойдёт… или не произойдёт.

— «Не произойдёт»?

— Ты ведь не сможешь сделать этого, верно? — Я не решался посмотреть на него, глядел куда-то на его руку, трогающую и ласкающую меня.

— Что сделать?

— Сам знаешь что…

Его взгляд стал серьёзным на одно лишь мгновение, потом сменился прежней расслабленностью:

— Я не хочу об этом думать. Вообще ни о чём не хочу думать!

— Но…

— И ты ни о чём не думай сейчас. — Его губы поцеловали меня куда-то под рёбра. — Ра ещё не появился на Небесной Реке, сейчас не время для мыслей или разговоров.

— А для чего тогда?

— Время для любви и неги, — ответил он, приподнимаясь и ложась на меня сверху.

Ах, как точно он сказал! Я уже чувствовал это — блаженство, расползающееся под кожей. Тяжесть его тела наполняла меня слабостью, заставляла забыть обо всём и думать лишь о том, что произойдёт между нами сейчас.

— Возляг со мной. — Его губы ласково покусывали мочку моего уха.

— Опять? — невольно вырвалось у меня.

— Что значит «опять»?

— Мы же вчера… только вчера этим занимались?

— Мальчик мой, я ведь обещал тебе, что каждый твой день здесь будет наполнен любовью?

— Ох, я же не думал, что так буквально…

Настроение у Семерхета заметно улучшилось. Он засмеялся, сел и притянул меня к себе на колени:

— Не думаю, что ты разочаруешься… ибо любовь моя разольется, как Нил…

Его руки сплелись вокруг моей талии, губы несколько раз поцеловали мой затылок.

— Чтобы ты ни на мгновение не пожалел, что пошёл со мной, — продолжал шептать фараон мне на ухо.

Его шёпот действовал на меня успокаивающе. Я расслабился, Семерхет уловил это и опустился навзничь, увлекая меня за собой. В его объятьях было тепло и спокойно, но чего-то большего мне сейчас не хотелось. Я слегка побаивался близости: вчера, насколько я помню, вино сыграло не последнюю роль в том, что я чувствовал или не чувствовал, а сейчас…

— Не думай ни о чём. — Фараон перевернул меня на спину, поцеловал по очереди оба моих колена.

В покои начали вползать первые лучи солнца, озаряя сумеречные уголки и играя бликами на бронзовой коже фараона.

— Это хороший знак! Нет ничего прекраснее, чем заниматься любовью на рассвете… — Он простёр руку, словно хотел поймать солнечный свет в ладонь.

— Но я не думаю… что хочу… — пробормотал я.

— Не думаешь или не хочешь? — уточнил эрпат.

— Понимаешь, у нас… мы, наверное, в разное время чувствуем… — попытался объяснить я.

— Глупости! Смотри… — Его рука оказалась между моих ног, и я откинулся на ложе, чувствуя, что кровь всколыхнулась от этого прикосновения. — Ты просто не научился ещё понимать собственное тело… слышать его голос. Твоё тело говорит мне: «Бери меня!» Ты должен научиться слышать его желания… И теперь можешь сказать, что не хочешь?