В раскрывшихся дверях появился Селестен с подносом в руках. При виде сидящего Алена лицо юноши осветилось улыбкой.

— Смотрите, Селестен! — Мужчина вскочил и сделал несколько неуверенных шагов.

Юноша его удивил: выронил поднос — тарелки и стакан вдребезги! — и вовремя: подхватил покачнувшегося Алена и поддержал его, не давая ему упасть:

— Осторожнее, осторожнее. Не так резко!

— У меня голова закружилась, — счастливо ответил Дьюар, держась за его плечо.

— Естественно. Вам теперь придётся заново учиться ходить, — сказал музыкант. — Обопритесь об меня.

— Вам не тяжело?

— Ну что вы! Всё ещё кружится? — Труавиль придерживал его рукой за талию. — Ничего, это пройдёт. Вы просто отвыкли координировать свои движения.

— Да, точно. Но какая разница?! Я здоров, Селестен! — с неописуемой радостью воскликнул Дьюар. — Всё, как вы и говорили!

Юноша только улыбнулся в ответ:

— Ну вот, действительно, всё так, как я и говорил. Теперь-то вы видите, что я был прав?

На Алена снова нахлынули чувства. Селестен был практически в его объятьях… Дьюар приложил все силы, чтобы сдержаться. Ему это удалось. Он вздохнул и тут обратил внимание, что на нём ничего нет, кроме ночной рубашки. Мужчина покраснел:

— Извините, Селестен, что я в таком виде…

— Да какая разница!

— Неудобно… — Мужчина опустился на стул. — Вытащите-ка мне из шкафа какой-нибудь костюм. Я оденусь.

Труавиль погладил его по плечу — к чему этот жест: просто ли дружеское прикосновение, или нечто большее? — и сказал негромко:

— Теперь-то у вас всё в порядке, Ален.

— Да, вам благодаря.

Юноша посмотрел сконфуженно на разбитую посуду:

— Только сперва я попрошу мадам Кристи прибрать тут. Ужасно неловко…

Он подошёл к двери, распахнул её и, выглянув в коридор, негромко, но звучно позвал:

— Мадам Кристи, поднимитесь сюда!

Ален настоял:

— Откройте, пожалуйста, шкаф и достаньте костюм.

— Вам неудобно или просто не терпится? — как всегда проницательно спросил юноша, открывая дверцу шкафа. — Какой костюм?

— Любой. Не имеет значения.

Селестен вытащил один из лучших костюмов Алена:

— Этот подойдёт?

— Да, и рубашку к нему… это там, в ящике слева.

Юноша выдвинул ящик и достал одну из рубашек:

— Но она мятая…

— Всё равно! Я же не раут собираюсь. Просто хочу почувствовать себя нормальным человеком.

Музыкант положил одежду на кровать:

— Вы счастливы, Ален?

Мужчина кивнул.

— Это хорошо.

С лёгким стуком вошла домоправительница:

— Вы меня звали, господин Труави…

Она не окончила фразы — осталась стоять с широко раскрытым ртом, поскольку взгляд её упал на Алена. Тот весело воскликнул:

— Видите, мадам Кристи, я совсем здоров!

Женщина повернулась к Селестену и хотела что-то сказать, но тот предостерегающе приложил палец к губам, призывая к молчанию.

— Эге! — воскликнул Дьюар. — Да у вас, похоже, есть какие-то общие секреты?

Юноша изогнул бровь, а губы его слегка дрогнули в улыбке. Но обратился он не к мужчине, а к домоправительнице, указав на валяющийся поднос:

— Мне жутко неудобно, но я только что разбил завтрак господина Дьюара.

Женщина махнула рукой:

— Пустяки, я всё уберу. Будь я на вашем месте, я бы тоже уронила всё, если бы зашла и увидела, что господин Дьюар снова здоров. Это так неожиданно!

— Для всех нас, — сказал Селестен, но Ален-то понимал!

— Я сейчас принесу щётку и всё приберу. — И она ушла.

— «Для всех нас»? — повторил Дьюар. — Вы заранее знали, Селестен!

Юноша сделал неопределённый жест и облокотился о фортепьяно:

— Я знаю только, что если очень хотеть чего-нибудь, если верить во что-нибудь, то это и случится. Вот и случилось. Ваша болезнь оказалась… не такой уж и серьёзной.

— Что-то сказал бы сейчас доктор! — со смешком произнёс мужчина. — А он так был уверен, что я конченый человек!

— Не ехидничайте, — посоветовал Селестен.

— И в мыслях не было! Я ещё опомниться не могу… так внезапно… — Мужчина по-детски счастливо пожал плечами. — Как в сказке!

— По мановению волшебной палочки? — рассмеялся музыкант.

— Вы эта волшебная палочка, — с лёгкой дрожью в голосе сказал Дьюар.

— Ален… — в замешательстве начал юноша, но тут вошла мадам Кристи, и он замолчал.

— Ах, как хорошо, господин Дьюар, что вы опять здоровы! — сказала мадам Кристи, принимаясь за уборку. — Как я рада за вас! У вас совсем ничего не болит?

— Совсем, — ответил мужчина, несколько раздосадованный, что разговор с Селестеном не удался. — Я просто проснулся и увидел, что здоров. Это чудо.

— Да, чудо! — Мадам Кристи подняла глаза на музыканта. — Чудо…

Как показалось Алену, Труавиль и женщина знали что-то такое, чего он сам не знал. Но это его нисколько не задевало. Дьюар плюнул на всё это. Ничто, кроме произошедшего, его не волновало. Он был здоров, и это прекрасно. А стало быть, всё вокруг тоже должно быть прекрасно.

Мадам Кристи наконец ушла, юноша подошёл к Алену:

— Давайте-ка я расчешу вам волосы, а потом вы переоденетесь, и мы с вами поучимся ходить.

— Согласен.

Труавиль взял расчёску, встал перед Дьюаром и стал расчёсывать его запутанные волосы:

— Как вы их запутали…

— Это со сна, — пояснил мужчина, а сам чувствовал, что теряет голову: музыкант был прямо перед ним, такой красивый…

Ален не выдержал. Он просто уткнулся лицом юноше в грудь и обнял его за талию. Юноша словно окаменел. Руки его лежали на голове Алена… Дьюар не ощущал его дыхания, не слышал сердцебиения… словно он обнял нечто… потустороннее.

— Ален! — резко сказал Селестен, не делая ни единого движения.

— Простите, — выдохнул мужчина, — но я просто больше не мог так…

— Отпустите меня! Вы переходите все границы. Сначала вы, если помните, руки мне целовали, потом в любви признавались, теперь вообще… Честное слово, Ален, я вас начинаю бояться! Что вы в следующий раз выкинете?

Дьюар ужасно покраснел, но лишь вновь спрятал лицо на груди Селестена:

— Простите меня, но я… я люблю вас.

— Ну что вы за человек… Ален! В самом деле… — Юноша постарался отодвинуться. — Вы ставите меня в неловкое положение.

— Вы, наверное, считаете меня… в общем, вы понимаете… Только это не так. Я сам не знаю, что со мною происходит… или произошло, — быстро заговорил мужчина, не поднимая головы. — Я никогда ничего подобного…

Труавиль заговорил, и его голос звучал жёстко, слова падали, как стрелы:

— Я буду считать, что вы мне этого не говорили, что вы ничего подобного не делали, что вы просто очень ко мне привязались, — и ничего более. Отпустите меня!

Это прозвучало приказом. Ален повиновался, и Селестен отступил от него на шаг. Тем не менее Дьюар продолжал:

— Разве любовь не прекрасна?

— Не понимаю, как возможно это чувство между… — Селестен слегка споткнулся. — Это противоестественно человеческой натуре.

— Извините меня, пожалуйста, Селестен, но… — Дьюар припомнил подробности одного из их разговоров. — Однажды вы намекнули…

— Ну? Договаривайте, — нахмурился юноша.

— Что вы… ну, в общем, что вы когда-то сами были… влюблены в мужчину, — наконец выдавил из себя Ален.

Тень сбежала с лица Селестена.

— Насколько я помню, ничего подобного я не говорил. Это была другая история.

— Расскажете?

— Я не склонен это обсуждать. Было, да прошло и быльём поросло!

— Хорошо. — Мужчина решил не продолжать этого разговора. — Выйдите, пожалуйста, я переоденусь.

— Вам помочь?

— Нет. Я должен сам научиться делать это снова.

Глаза Селестена засветились.

— Я ждал, что вы ответите именно так. А значит…

Он не договорил, пожал плечами и вышел.

«А что это значит?» — подумал Дьюар.

Оставшись один, он пожалел, что отпустил Селестена. Ему вдруг стало страшно, что без юноши у него ничего не получится, и болезнь опять вернётся, и что его внезапное выздоровление — только иллюзия… Мужчине даже показалось, что ноги у него начинают неметь, и по ним всё выше пробирается холод.