«Я не могу встать!» — подумал он и сделал попытку.

И он конечно же встал, хотя голова у него вновь закружилась. Он придержался рукой за спинку стула и сделал свой первый шаг. Сейчас Ален казался сам себе ребёнком, который учится ходить. Это было сложно. Он приподнял ногу и передвинул её на один шажок вперёд, потом то же проделал со второй. Так он оказался на шаг от того места, где сидел. На три или четыре от того места, где лежал колода колодой целых три года. Дьюар сделал этот шаг по направлению от кровати.

Он долго не решался отпустить спинку стула, за которую держался холодной от волнения ладонью. Наконец, через пару мгновений, Ален разжал пальцы и отвёл руку. Рука дрожала, ноги тоже — от непривычного напряжения. «Сделать ещё шаг?» — сам у себя спросил мужчина.

Решиться было трудно. Одно дело шагнуть, держась за стул. А сделать этот шаг самостоятельно, самому — это другое дело. Дьюар испугался, что может упасть, но даже этот страх не смог ему помешать. Он с шумом вздохнул и, слегка покачиваясь, сделал этот шаг. Это оказалось легко.

Ален осмелел и с помощью таких же черепашьих шажков, шатаясь, добрался до окна. Он сделал эти свои первые шаги не к кровати, чтобы одеться, а к окну, чтобы снова увидеть мир.

Мужчина облокотился о подоконник и выглянул в окно. Он окунулся в бесконечность солнечного света и неба. Ничего, кроме этого, он не видел сейчас: только небо, полное солнца. И где-то там чёрною точкой летела птица Свободы. Ален проследил за нею глазами, насколько это было возможно, и снова заплакал. Он был теперь свободен, как эта птица. Он смог сейчас проследить её полёт от облака до того дерева, куда она пошла на посадку. И эта картина впервые за три года не оканчивалась оконной рамой. Она вообще ничем сейчас не оканчивалась. Небо было бесконечно, как сама вечность. Светлые прожилки улетающих к северу облаков перемежались с глубокой синью небесных просторов.

Солнце ослепляло своим сиянием. Ален зажмурился и отвернулся. В самом деле, пора одеться и спуститься вниз. Прочь из этой комнаты! Чтобы осознать свою теперешнюю независимость как можно полнее. Шаги обратно к кровати были гораздо увереннее, чем от неё.

Ален, наклонившись, провёл рукой по костюму. Наверняка великоват: Ален сбросил в весе за время болезни. Странная вещь, он совсем разучился застёгивать пуговицы, пальцы казались деревянными.

Почти без усилий мужчина подошёл к шкафу, распахнул его дверцу и посмотрел на себя в зеркало. Впервые в полный рост. Ален не узнал себя. Как это мог быть он? Ни тени на лице, хоть ещё вчера их было предостаточно. Посвежевшая кожа, разгладившиеся морщинки. Словно кто-то повернул невидимые часы и вернул Алена в прошлое, ещё до катастрофы. «Не валяй дурака, Ален, — сам себе сказал Дьюар, — путешествие во времени невозможно. Ты, конечно, уже всяких чудес насмотрелся, но это слишком».

Мужчина провёл рукой по кудрям и вновь обежал себя взглядом. Босиком… Ален присел на корточки перед шкафом, достал пару ботинок из нижнего ящика. Теперь лучше. Почти такой же, как раньше. Может, чуть поумнее.

«Я многое узнал и многое понял. Я не буду таким, каким был когда-то, это факт. Но вот, чёрт возьми, что мне действительно хочется узнать, — подумал он, — так это смогу ли я когда-нибудь снова танцевать!»

— Сможете, Ален, обязательно сможете, — раздался за его спиною спокойный голос.

Дьюар вздрогнул от неожиданности и повернулся. Прислонившись к двери, стоял Селестен. Ален не слышал, как он вошёл. Создавалось впечатление, что он просто взял и материализовался. И мысли…

— Вы прочли мои мысли? — спросил Ален.

— Вас это всё ещё удивляет? — Юноша запер дверь изнутри на ключ и прошёл к окну.

— Не особенно. — Дьюар надел пиджак. — Как вы вошли?

— Через дверь, разумеется.

— Я не о том… Бесшумно?

— Вы не слышали моего стука?

— Нет.

— Это уже не важно. — Труавиль сделал неопределённый жест. — Вижу, вы сами научились ходить?

— Это чудо, Селестен!

— Чудо? — Его губы скривились. — Что для вас чудо, Ален?

— Чудо, что я встретил вас.

— Пройдите-ка по комнате, Ален, — сказал юноша, не обращая внимания на его последние слова. — Я хочу посмотреть, как вы ходите.

Дьюар прошёлся по спальне туда-сюда. Он чувствовал необыкновенную лёгкость. Словно что-то тянуло его вверх, подмывало взлететь.

— Безукоризненная работа, — пробормотал Селестен. — Ноги не болят?

— Я никогда в жизни так хорошо себя не чувствовал! — признался Ален.

Музыкант слегка улыбнулся, но в глазах его появилось странное выражение. Наверное, с таким родственники глядят на смертельно больных.

— Что-то не так? — встревожился Ален.

— Сложно было снова научиться ходить?

— Нет. Я ведь хорошо помню ваши слова, Селестен. Всё возможно. Нужно только верить в это… Что с вами, Селестен? — Мужчина увидел, что в глазах юноши блеснули слёзы.

— Молодец, Ален, — сказал Труавиль, смахивая эти слезинки кончиками пальцев. — Вы многому научились, да?

— Кое-чему, но многое остаётся для меня тайной.

— Вы многому научились, — заговорил юноша с непередаваемыми интонациями, — вы многое поняли. Значит, здесь моя миссия окончена.

— То есть? — Кусок льда с размаху воткнулся Алену в сердце.

— Я вам больше не нужен. Мне пора уходить, — объяснил Селестен.

— Что? — воскликнул Дьюар. — Это вздор, Селестен! Вы мне нужны! Я не хочу, чтобы вы уходили!

— Хотите или нет, всё предопределено. Я ухожу.

— Я… я не позволю вам! — почти рассердился мужчина. — Вы нужны мне!

— Я всё прекрасно понимаю… но я сказал всё, что хотел, и что хотел сделать — сделал. Вы свободны, Ален, вы здоровы, и у вас теперь всё в порядке. Продолжайте свою жизнь.

— Как, если без вас? — Ален сделал к нему шаг. — Вы моя жизнь.

— Нет, Ален, это всего лишь заблуждение. Я вам более не нужен, — улыбнулся юноша. — Вы теперь в состоянии сами жить эту жизнь. А мне пора.

— Нет! Селестен, вы не можете уйти! Вы же мой единственный друг… Не бросайте меня! Я… как я смогу…

— Так же, как могли до этого. Ну, пожалуйста, Ален, вы же взрослый человек… Я вас с самого начала предупреждал, что однажды мы расстанемся, не так ли?

— Но я же… — Глаза Дьюара наполнились слезами.

— Я знаю, что вы меня любите. Но тем не менее я ухожу.

— Нет, я не позволю вам уйти! Я…

— Довольно, Ален, прошу вас…

Ален беззвучно шевелил губами какое-то время, точно у него голос пропал. Кое-как он выдавил из себя:

— Останьтесь.

Юноша закусил губу:

— Довольно, Ален. Если бы я мог с вами остаться, я бы остался. Но я не могу. Я должен уйти. Вы всё поймёте потом, пока же доверьтесь мне. Вы замечательный человек, Ален, у вас всё будет хорошо.

— Но, Селестен…

Музыкант колебался какое-то время (это было видно по его лицу), потом приблизился к Алену и сказал, внезапно переходя на «ты»:

— Закрой глаза, Ален.

— Зачем? — Мужчина был ошарашен.

— Закрой, — настойчиво повторил Селестен, и лицо его слегка окрасилось румянцем.

Дьюар пристально посмотрел на Труавиля, прежде чем смежить веки. Секунду спустя губ мужчины коснулся поцелуй — прохладный, словно дуновение ветерка. Сердце Дьюара забилось, но никакого продолжения не последовало. Отчаянно запахло подснежниками.

— Мне можно открыть глаза? — спросил Ален.

Ему никто не ответил.

Тогда Дьюар распахнул глаза, и зрачки его расширились: Селестена не было.

— Селестен? — испуганно вскрикнул мужчина, поворачиваясь вокруг себя, в надежде его отыскать, но юноши не было в комнате.

Взгляд Алена упал на дверь, и мысль поспешила: «Он, наверное, потихоньку вышел…»

Мужчина бросился к двери и дёрнул за ручку. Дверь была заперта. Ещё не осознавая того, что заперта она изнутри, Ален повернулся, растерянно и почти озадаченно потирая лоб, и увидел лежавший на полу цветок. Подснежник? Откуда ему взяться здесь, да ещё в такое время года? Ален, удивлённый этим обстоятельством, нагнулся, поднял цветок, распрямился и… Волна необыкновенного страха прокатилась по нему, охватывая всё целиком: тело, душу, разум…