— Мне нужно отдохнуть перед ужином.

На самом деле он умирал от желания, и вознаграждение не заставило себя долго ждать.

Оба лежали довольные и счастливые. Анжела не переставала удивляться своему Дьяволу.

— Ты изумляешь меня, Николас. Ты мне даешь так много, но меня не оставляет одно ощущение. Ты сам довольствуешься меньшим, чем тебе хотелось бы, не так ли?

— Мне хочется показать, как удовольствие залечивает раны, которые наносит нам жизнь. Скажи, тебе достаточно моих ласк?

Анжела вспыхнула от смущения.

— Ты открываешь мне блаженство неба, с тобой я парю в облаках.

— А для меня воздух — это ты.

— Правда? Иногда, когда я забываю обо всем в твоих объятиях, я хочу, чтоб ты был весь во мне, внутри меня.

— Нет. От этого родятся дети. Я могу потерять над собой контроль.

— Ты когда-нибудь теряешь контроль? Тебе хочется… нужно?..

— Ты даешь мне все, больше мне ничего не нужно. — Он поцеловал ее в припухшие губы. — Я обещал — тебе не надо бояться зачать ребенка. Я исполню свое обещание.

— Но ты…

— Мне достаточно твоей щедрости, дорогая. Вполне достаточно.

Конечно, с каждым днем это утверждение становилось все более неправдоподобным.

Анжела легко входила в роль хозяйки имения. Николас видел, как она приобретала уверенность в себе, властность, распорядительность, словно всегда занималась этим. Он радовался за нее. Ангел расправляет крылья, подшучивал он над ней.

Поистине, она выглядела великолепно в этой роли.

Изучив книги расходов, хранившиеся у Делигера, Анжела нашла множество ошибок в подсчетах. Забрала другие записи, касающиеся поместья, отнесла все в свою комнату.

— Думаю, устрою из них прекрасный фейерверк, — сказала она, обнимая Николаса и целуя его в щеку. — Знаю, знаю… Я обещала не сжигать их. Они нужны для подсчета ренты. Но, о, как мне хотелось бы, чтобы все видели, насколько он опростоволосился!

— Возможно, Делигер не нарочно делал ошибки, — возразил Николас, явно потешаясь. — Может быть, он просто не силен в счете…

— Это так же правдоподобно, как и утверждение, будто свиньи летают по воздуху.

— Кто знает?

Когда служанка немного позднее в тот же день пришла сообщить, что вина в погребах меньше, чем она предполагала, Анжела потребовала полный отчет. Вскоре служанка доложила о распоряжении Делигера припрятать четыре бочонка, оставшиеся от похорон. Анжела отменила распоряжение и велела принести это вино к ужину.

В этот день Джил и Джек расхаживали по замку более уверенно и с улыбками на лицах. Повариха, видимо, намекнула кому-то об опале трех прихвостней Делигера, но, верные обещанию, никто не раскрыл истинной причины их ареста.

Перед ужином Николас проходил по залу и услышал, как Кейт и трое стражников из Уиндома выражали сочувствие мальчикам. Они рассуждали о явном недружелюбии латников к юным сквайрам. По их мнению, хозяйка, взявшая бразды правления в свои руки, оказывала покровительство ребятам. Они также обсуждали, удастся ли ей защитить их от Делигера и его отряда. Майкл Росс, сидевший в одиночестве в конце стола, бросал на них злобные взгляды, но в разговор не вмешивался.

Николас, довольный оборотом, который принимали их дела, вернулся на свое место около жены. Анжела вела беседу с отцом Самюэлем, Алленом и лордом Джеффри о приближающемся Рождестве. Николас также слышал одобрительные слова Тома Картера, сидевшего напротив. Новый капитан замковой стражи положительно отозвался о поведении хозяйки и выразил надежду на наступление в доме тишины и покоя.

— Так как мы избавились от тех, кто нас особенно допекал, думаю, наш долг оказать помощь и поддержку той, которой мы этим обязаны, — нашей доброй графине Уиндома и Карлисли.

Но один из людей Тома отрицательно покачал головой.

— Хотя, вроде бы, она приняла нашу сторону, но нельзя забывать о лорде Форестере. А что нам о нем известно? А?

Том Картер возразил:

— Утром я видел их вместе, могу заключить, он предоставляет жене право заниматься домом.

Спорщик, однако, стоял на своем.

— Возможно. Но как долго это продлится?

— Он не такой, как Кретьен Форестер.

— Ну и что же? Тот даже своего камердинера не мог держать в руках. А сэр Николас и погодой может управлять, не то что людьми.

Это замечание вызвало оживление.

— Судя по тому, как молодожены смотрят друг на друга, — заметил один, — супруг ни в чем не отказывает жене даже в постели.

— В Рождественский пост спать с женой в одной постели — страшный грех, — заявил возмущенно другой.

— Пожалейте вы их, пусть себе милуются, — возразил третий. — Она видела так мало любви от лорда Кретьена. И совсем ничего от первого мужа. Она заслуживает какой-то радости в жизни, черт возьми. Мне совсем не жалко, если этот человек даст ей немного счастья. Она имеет от него кое-что еще, кроме постельных утех. Если он сможет вечно держать Делигера и его псов за стенами замка, я не имею ничего против. Думаю, снег не перестанет валить до самого Рождества. Мне наплевать. Такой лорд пусть правит вечно.

Во время этого разговора со стороны лестницы появилась Нелл с кувшином вина, до нее донеслись последние слова. Она со стуком поставила кувшин на стол и бросила в сторону говоривших язвительный взгляд.

— Пейте, вы, свиньи. Когда вернется Делигер, он возьмет вас в оборот, уж не сомневайтесь.

— Где уж нам! — огрызнулся первый из говоривших. — Ты свое дело знаешь, распишешь ему все лучшим образом. Ух, женщины. Крутят мужчинами, думают, только они умные, а мужики мыслят членом. Как бы не так! Бабы тоже падки на плотские утехи.

С этим утверждением Николас молча согласился, но не стал вмешиваться в разговор. Отпил из чаши и продолжал размышлять. Принуждает ли он Анжелу против ее воли? Нет. Навязывает ли ей свою волю, мнение? Пользуется ее неопытностью? Нет. Напротив, всячески помогает стать хозяйкой собственных владений. Взять в руки принадлежащее ей по праву. Избавиться от тех, кто стремится лишить ее законных прав.

Он не соблазнил ее, не пользуется ее чувством в корыстных целях. Единственное его желание — помочь ей устроить собственную жизнь. И если при этом они испытывают влечение друг к другу, и он находит ее прелестной, что в этом плохого?

«Уж логикой ты умеешь пользоваться, Дьявол!» — нападал он на себя.

Нет, в любви к Анжеле греха нет. Грех в другом — проводить с ней дни и ночи, зная, что после него она не посмотрит ни на одного мужчину, и зная о кратковременности их счастья. Ибо ей предстоит коротать время без него. А он ничего не может предложить ей взамен.

Нет! Неправда!

Разве он не может остаться, как обещал прошлой ночью? Не может стать ей настоящим мужем, оберегать от опасностей, любить ее?

«Ты рассуждаешь под влиянием чувства, — урезонивал он себя. — Для чего тебе дана голова?»

Он принял ее предложение о помощи еще до того, как увидел ее. Это останется в силе. Никому не известно его настоящее имя, даже Анжеле.

Что мешает ему остаться здесь, руководить своими людьми из Уиндома?

«Власть ускользает из рук тех, кто ею не пользуется, — размышлял он. — Можно ли оставаться в замке и не исполнять роль хозяина? Можно ли исчезать внезапно и надолго, не предоставляя объяснений? Захочет ли она с этим мириться? Настанет день, и придется выбирать между интересами дома, жены, возможно, детей и святым долгом, соратниками по борьбе, друзьями? Что, если после многих лет безмятежной жизни тебя все же схватят, и ей придется делить с тобой наказание? Что ты скажешь тогда? Или пожертвуешь делом жизни — борьбой с Иоанном и несправедливостью? Сможешь ли отказаться от долга во имя любви к Анжеле?

Никогда!

Именно это слово ты используешь, давая ей клятву не покидать ее. Его же употребляешь, клянясь в верности своим людям. Сможешь ли покинуть их во имя благополучной жизни с женой, зная об их отречении от домашнего уюта в желании следовать за тобой? Будь благоразумен. Если останешься здесь, может быть, однажды пожалеешь, что предпочел страсть долгу и чести.