― У тебя своя собственная спальня? ― спросил он ее тогда.
― Конечно же! ― сказала она ему и тотчас же почувствовала укол вины, потому что, когда впервые осталась у Тома, ее жизнь находилась в опасности, а в его доме была всего одна кровать. Он занял диван, но в то время в доме не было отопления, так что, чтобы не дать ему замерзнуть, она пригласила его разделить с ней двуспальную кровать, которую они делили несколько ночей, пока не доставили новую кровать, и не была подготовлена для нее новая комната. Ничего не было, но она все еще испытывала вину, так как не рассказала об этом Питеру. Она солгала и сказала, что оставалась у женщины коллеги из газеты.
Теперь она не лгала, но была виновата в том, что недоговаривала, что было почти тем же самым. Она не рассказала Питеру, что главная причина, по которой она жила в доме Тома ― она чувствует там себя в безопасности.
― Я буду, ― заверила она его.
― Хорошо, ― он смягчил тон. ― Я просто хочу, чтобы для них все прошло идеально: двадцать пять лет и все такое. Ты уже купила билет на поезд?
― Да, ― она ответила без колебания.
― Хорошо, отлично, замечательно.
Он, похоже, успокоился.
Остаток их разговора прошел без сучка и задоринки. После того, как Хелен попрощалась и повесила трубку, она пошла прямиком к блокноту и пролистала его до конца, где хранила список дел. Она взяла ручку и написала наверху крупными буквами: «Купить Билет на Поезд».
Глава 10
― Это было ужасное время, ― сказал ему Мид. ― Дети стали пропадать. Казалось, что каждый месяц пропадает новый, ― он щелкнул пальцами, чтобы проиллюстрировать внезапность всего этого, ― пуф и нет.
― Насколько широка область? ― спросил Брэдшоу.
― По всему графству Дарем и в Нортумбрии, но в основном в маленьких городках и деревнях в этих краях. Родители были в ужасе, что можно понять, и каждый раз, как у нас пропадал новый маленький мальчик или девочка, таблоиды с новой силой давили на нас.
― В то время вы были инспектором? Как они возложили на вас ответственность? Разве это не дело для старшего инспектора или даже суперинтенданта?
― Никто не хотел этим заниматься. Вот тебе честный ответ. Я не думаю, что они отдали дело мне, потому что посчитали, что я лучший офицер в полиции. Я думаю, они поняли, что мы можем оказаться в щекотливом положении, и никто не хотел получать от прессы, как получал я. Ну знаешь, они ходили за мной по пятам, когда я был не при исполнении. Если я шел выпить парочку пинт, они выставляли меня алкашом. Они даже остановили мою жену посреди улицы, чтобы спросить ее обо мне: какой я человек, был ли я хорошим мужем и отцом, как будто что-либо из этого имело какое-то отношение к моей способности поймать злодея, похитившего этих детей.
― Но вы не поймали его, ― сказал Брэдшоу. ― Не сразу.
― Нет, не поймали, ― признал Мид. ― Мы продолжали час за часом тянуть пустой билет. Мы прорабатывали каждого педофила и шизика в графстве и за его пределами, но одного за другим мы исключили их всех. С каждым новым исчезновением, мы могли сказать, что это был не он, или, что он не мог быть там, потому что у него было алиби.
― Включая Уиклоу?
― У Уиклоу было алиби на время убийство Сьюзан Верити: кто-то, кого он назвал другом. Через несколько лет мы арестовали и его тоже за то, что путался с детьми. В то время он казался законопослушным гражданином, как и Уиклоу. Оказалось, что они два злобных ублюдка, каким-то образом встретившиеся и прикрывавшие друг друга. Скоро у нас закончились главные подозреваемые. Проблема в том, что у нас не было настоящих доказательств. В большинстве случаев, когда пропадал ребенок, тело так и не находили, по крайней мере, не сразу, а когда мы находили тело, оно оказывалось не особенно полезным для криминалистов. Никогда не было отпечатков, с детьми никогда не делали ничего, ну знаешь..., ― Брэдшоу знал, что тот имеет в виду, нападения не имели сексуального подтекста, ― не было никакой схемы или мотива, за исключением того, что все дети находились в возрасте от семи до десяти лет и жили в небольших общинах. Мы не знали имеем ли мы дело с одним человеком или несколькими, или, возможно, разными группами людей, вообще не связанными между собой, но воспользовавшимися неразберихой из-за серийных исчезновений. В какой-то момент, у нас появилась паранойя, что, может быть, одно или несколько убийств были совершены близкими членами семьи, использовавшими существование этого серийного убийцы в качестве прикрытия, чтобы избавиться от нежеланных детей. Я имею в виду, мы не имели чертова понятия, что происходит, так что делали единственное, что можем.
― Широкий прочес?
― Опросили каждого, подозревали всех, поговорили со всеми, с кем только могли, задействовали все силы. Мы все молились, чтобы кто-нибудь проговорился, или, чтобы они знали что-то, что может направить нас в верном направлении, но вместо этого...
― Вы собрали слишком много информации. Я видел документы.
― Возможно, там и было золото, но оно было погребено посреди дерьма. Сотни заявлений, показания свидетелей и неподтвержденные алиби, отнявшие много времени и абсолютно бесполезные. Затем пресса опубликовала некоторые статистические данные.
― Вы имеете в виду, что кто-то слил информацию?
― Это мог сделать лишь кто-то из моей команды, ― выглядело это так, будто признание причиняло боль Миду даже сейчас. ― Новости были на первой полосе: «Неумелая полиция опросила сотни невиновных человек, но ни к чему не пришла». «Неумелые Копы», так они нас прозвали, как будто мы не могли завязать свои собственные шнурки по утрам. Они не имели никакого понятия о времени и усердии, которое было положено на то, чтобы найти мужчину, совершившего все эти ужасные преступления. Более пяти лет мы работали над подозрительными исчезновениями семи детей, которые, в конце концов, оказались связанными с Уиклоу, и расследовали многие другие, которые оказались побегами из дома или убийствами детей теми, кто их знал. Были офицеры, ставшие одержимыми, я был одним из них. Теперь я это понимаю. Люди работали круглыми сутками, почти не ели и не спали, пили слишком много из-за...
На миг он умолк, пока пытался подыскать верные слова.
― Ты знаешь, какого это иметь дело с родителями, чьи дети только что пропали? Нет ничего хуже, чем смотреть матери в глаза и признаваться, что ты понятия не имеешь, где ее ребенок, и, что ты не можешь его ей вернуть, а потом пропадает еще один... и еще один... и еще один. Нас всех это подкосило, еще до того, как таблоиды вонзили в нас зубы.
― В последствии, вы поймали его благодаря удаче.
― Да, ― с сожалением согласился Мид, ― так и было. Не было никакого крупного прорыва. Ни я, ни один из моих ребят не может похвастаться тем, что догадался об этом.
― Должно быть, это было сложно.
В качестве объяснения Мид сказал:
― Ты знаешь, как они поймали Йоркширского Потрошителя? Он убил тринадцать женщин, а это расследование тоже длилось пять лет. Сотни опрошенных мужчин, включая Питера Сатклиффа, которому позволили уйти. Они поймали его только потому, что обнаружили сидящим в своей машине с проституткой, а, когда проверили документы на машину, выяснилось, что она краденная. У него было оружие, которое он выбросил, улучив момент, найденное позже, и он сознался. Вот так просто. Никакого прорыва, никакой суперслежки от старшего детектива, лишь пары бдительных копов в патрульной машине, исполняющих свои обязанности. Так вышло и с нашим делом. Эдриан Уиклоу был остановлен в своей машине из-за неисправной фары. Когда они остановили его на обочине, на полу у задних сидений лежала маленькая девочка.
― Та, что уцелела, ― процитировал Брэдшоу, потому что так все ее называли.
― И только чудом. Она стала бы следующей, если бы не наблюдательный полицейский, проработавший в полиции всего несколько недель. Он находился в патрульной машине с сержантом, пытался войти в курс дела, когда и заметил ее. Неисправную фару.
Он фыркнул.
― Сотни и сотни зацепок, а его остановили из-за сломанной фары, и из-за наблюдательного новичка, который подумал, что им стоит поговорить с ним.
― Уиклоу не пытался уехать или сопротивляться аресту?
Мид покачал головой.
― Он сразу подъехал к обочине и вышел из машины. Юный констебль, должно быть, наложил в штаны, когда увидел, что внутри, но сохранил ясность ума, схватив Уиклоу и надев на него наручники. Очевидно, тот пошел, как ягненок.
― Я не могу понять, почему.
― Я сам часто задавался этим вопросом. Может быть, он думал, что в этом нет смысла. Возможно, он всегда знал, что все так закончится. Может быть, он устал и хотел быть пойманным. Иногда они этого хотят. Они хотят, чтобы все закончилось.
Он об этом задумался.
― Беда в том, что с Уиклоу, это никогда не закончится.
― Я где-то прочел, что родители одной из жертв нанесли ему визит.
Мид мрачно кивнул.
― Энджи Феррис хотела знать, что случилось с ее маленькой девочкой, Милли. Все умоляли ее не ходить и не видеться с ним, но она была христианкой: сказала, что простит его, если он встретится с ней лицом к лицу и расскажет, где найти дочь. Она хотела нормально похоронить ее. Никто не хотел, чтобы эта встреча произошла, но она была не здорова, а пресса продолжала называть это ее последней волей. В конце концов, власти, оказавшись под сильным давлением, уступили. Потребовались месяцы переговоров, прежде чем он согласился на это. Он много чего просил, многое из чего получил: привилегии, книги, время наедине во дворе, определенную еду, которую он хотел...
По выражению лица Мида Брэдшоу мог сказать, что тот сильно не одобрял подобные уступки.
― Наконец, встреча прошла, но о ее деталях не сообщалось. Прессу проинформировали, что результат не окончателен и, что поиски юной Молли продолжаются.
― Что на самом деле произошло?