Кэндис вздохнула: мелькнуло воспоминание о Маркусе. Мелькнуло и исчезло, оставив неприятное послевкусие.
— Ну как ты? — просто поинтересовался Брэндон и будто ненароком коснулся ее плеча.
— Хорошо.
— Отошла?
— Куда?
— В мир иной! — расхохоталась Глория.
Она лихо рулила по улицам Нью-Йорка. Не так лихо, конечно, как в фильмах с погонями, но гораздо более уверенно и дерзко, чем положено обычной девушке. Впрочем, Глория очень необычная девушка.
— После бессонницы, — терпеливо пояснил Брэндон.
— Ах да, естественно, — смутилась Кэндис.
— Вот и славно. Выглядишь очень хорошо. Красивая.
Кэндис обмерла.
— Я взял камеру. Попозируешь мне?
— Угу.
— Почему так мрачно?
— Не люблю фотографироваться.
— Ну извини, придется потерпеть. — Брэндон благодушно потрепал ее по руке.
А Кэндис подумала, что сегодня уже пополнит его коллекцию отснятых девушек и станет для него такой же, как они, ни больше ни меньше. И это ужасно.
— Ты собираешься снимать меня для журнала или для себя? — поинтересовалась она.
— Для тебя.
— Для меня? А если я не хочу?
— Глупости. Хочешь, конечно. Только боишься.
Кэндис возмутилась. Если бы он знал, сколько раз рядом с ней щелкали фотоаппараты! Сколько раз ее фото попадало на страницы светской хроники! Он просто самоуверенный хам. Принимает ее, Кэндис Барлоу, за какую-то там простушку, которой покажи фотоаппарат — и она уже твоя.
Стоп. Он что, хочет сделать ее своей?
Кэндис поперхнулась вдохом.
— Это еще почему?
— Боишься увидеть себя настоящую.
— Разве Кэнди стоит этого бояться? — подала голос Глория. — Вот мне — да, стоит, это дело понятное.
Майк жевал пончик и потому возразил только протестующим мычанием. Глория подмигнула ему: мол, все нормально.
— Я уверен, что нет. Но боятся этого все. И все хотят.
— Ты говоришь, как о чем-то сакральном, — заметила Кэндис, глядя в окно — и не видя, что там, за окном, происходит.
— Так и есть.
— По-моему, ты слишком большое значение придаешь фотографии.
— А что ты хотела? Он же фотограф, — рассмеялся Майк.
— Фотограф фотографу рознь. Бывают и... обычные люди.
Ей отчаянно хотелось говорить Брэндону гадости. Просто невыносимо. Довести его, чтобы он...
Чтобы он — что?
Чтобы он зарычал на нее, напугал до полусмерти, схватил за плечи, прижал к себе, поцеловал, опрокинул на сиденье...
— Бывают. Ремесленники. А для меня это магия. Фотография позволяет такие вещи, какие «безоружному» человеку неподвластны.
— Например?
— Остановить время, увидеть себя в прошлом. Кто-то считает, что ловит фотоаппаратом красоту. Я пытаюсь ловить суть.
— Суть не бывает на поверхности.
— Конечно. Она скрыта внутри. Но на поверхности всегда отражается. Надо только присмотреться и прочесть знаки.
— Похоже на слова гадалки, а не фотографа.
— Похоже на то, что ты хочешь вывести меня из себя.
— Ха! Вот еще. Зачем мне это надо?
Кэндис надеялась, что голос не выдал ее страха. А на самом деле она обомлела от ужаса. Как он узнал?!
— Зачем-то надо. Все, что человек делает, ему для чего-то нужно. Пусть даже ему известна только десятая часть своих желаний. Да куда там десятая — сотая, а то и тысячная.
— Гадалка, философ... — Кэндис фыркнула. — Вот и пойми тебя.
— Я более-менее научился понимать себя. — Брэндон улыбнулся.
Кэндис этого не увидела, но услышала — она продолжала смотреть в окно.
Глория притормозила на светофоре, и они с Майком принялись целоваться. Кэндис разозлилась. Ее впервые посетила мысль, что она всего этого не выдержит.
А что, интересно, будет, когда она «не выдержит»? Расплачется и убежит? Кэндис усмехнулась. Какая угроза!
— Кэнди, да расслабься ты! — посоветовала Глория, которая оторвалась от своего увлекательнейшего занятия. — Все ведь хорошо: погода отличная, весна в разгаре, мы едем за город, чтобы насладиться этим днем. А ты сидишь там бука букой и портишь хорошим людям настроение!
Кэндис стало совестно. Потом она подумала, что Глория на ее месте...
Глория на ее месте действительно расслабилась бы и получала удовольствие от каждой минуты этого дня. Есть у Глории такое свойство, да. И ей, Кэндис, неплохо было бы научиться.
— Ладно, ребята, простите. Давайте так: вы пока делайте вид, будто меня тут нет, а потом я переключусь на новый режим и вольюсь в компанию.
— Что за глупости?! — возмутился Майк.
— Это не глупости. Кэнди кокетничает, — пояснил Брэндон. — Просто некоторые избалованные девчонки кокетничают именно так. Они считают, что если будут мило улыбаться, то таким образом уронят свое достоинство. И начинают показывать себя несчастными, обиженными и недовольными. Чтобы все вокруг ахнули и принялись «спасать принцессу».
Кэндис решила, что настал переломный момент в ее жизни — момент, когда она искренне, всей душой пожелала убить человека.
Самое обидное, что Брэндон сказал правду. У нее не было объективных причин пребывать в таком раздраженно-понуром состоянии, в каком она пребывала. Значит, что-то не так.
— Ты еще и психоаналитик? — уточнила Кэндис. Она наконец-то заставила себя посмотреть на Брэндона. То, что она увидела, ей не понравилось: его глаза смеялись.
— Нет, просто человек, который много всякого повидал и передумал.
— Понятно.
— А ты строишь из себя злую принцессу. Зачем? Ты ведь не такая.
— Абсолютно! — подтвердила Глория. — Кэнди у нас прекрасная принцесса. Так, Кэнди?
— И ты, Брут! — воскликнула Кэндис. — Послушайте, вы что, взяли меня в качестве объекта для шуток и упражнений в психоанализе?
— Нет. — Брэндон покачал головой. — По правде говоря, мы долго спорили, брать тебя или нет. Глория была «за», я «категорически против», а Майк воздерживался. И вот...
— Брось, ты сам кокетничаешь с Кэнди. Признай уж лучше, что думаешь о ней в последние дни непрестанно, — подал голос Майк.
Кэндис почувствовала, как расширяются глаза, но ничего не сумела с этим поделать.
— Предатель! — усмехнулся Брэндон и шутливо отвесил братцу подзатыльник.
— И все было совсем иначе, — подвела итог Глория.
Кэндис промолчала.
7
Это был необыкновенный день. Кэндис подумала, что нужно отметить его в календаре и отмечать как большой личный праздник.
Может, это ее второй день рождения? Не бывает так, чтобы настолько ценные подарки человек получал ни с того ни с сего.
Кэндис получила два: общение без масок и ощущение настоящей себя.
Да, Брэндон и Майк действительно дали ей ценнейший опыт простоты и искренности. После головомойки, которую ей устроили еще в машине, Кэндис почувствовала злость, угрызения совести, желание измениться. Не говоря уже о смущении, воодушевлении и чувстве опасности, которые она непрерывно испытывала рядом с Брэндоном.
После этого она молчала минут десять, а потом включилась в разговор, стала смеяться шуткам, подпевать популярным песенкам, доносившимся из динамиков роскошной стереосистемы, гордости Глории, — в общем, делать все, что естественно для жизнерадостной, веселой девушки.
— Вот, теперь хотя бы понятно, что ты живой человек, а не какая-то там Снежная королева, — добродушно заметил Майк. — Ты мне такая гораздо больше нравишься!
— Ах тебе нравится Кэнди?! — взвилась Глория. — Ну я тебе сейчас...
Она прибавила газу и выехала на встречную полосу. Слава богу, они уже далеко отъехали от города, и машин здесь было не так-то много. Кэндис зажмурилась и вжалась в сиденье. Глория демонически расхохоталась, как будто была ведьмой, заложившей на сверхскоростной метле крутой вираж.
— Глория, не сходи с ума! — завопил Майк.
— Глория!!! — рявкнул Брэндон.
Глория вернулась на свою полосу.
— Ну почему моя девушка слушается тебя? — вопросил Майк.
— Потому, что меня слушаешься ты. И это совершенно правильно: я старший.