Я успокаивал его, как умел, плача вместе с ним, задыхаясь в волнах чужого, но теперь уже безусловно и моего страдания, и наши слезы смешались. А потом мой ангел сомкнул опухшие веки, продолжая нервно вздрагивать и периодически всхлипывать — и уснул в моих объятиях. Похоже, со мной он чувствовал себя защищенным.

Я любовался его успокоенным, расчерченным влажными дорожками юным лицом с ниточкой шрама под скулой, улыбался и абсолютно ни о чем не думал, наслаждаясь теплом и тяжестью прильнувшего ко мне живого существа. Доверчивый, нежный, запуганный и сломленный. Но — мой. И он обязательно поправится — уж я об этом позабочусь. Наизнанку вывернусь просто.

Глава 4. Дима, март 2012, этой же ночью. Кровавые страсти

Уложив крепко спящего Сережу, как был — нагишом, в постель, мы с Наташей погасили в спальне свет и оставили мальчика отдыхать. Ёжкина сиделка убыла, легкомысленно отпущенная мною до утра, а я, вдруг ощутив острый приступ голода, потащился на кухню — поискать пропитания замученному дневными треволнениями организму.

Запах травки защекотал обоняние еще на лестнице и заставил недовольно нахмуриться — опять Лерка! И верно: блонди встретил меня сидящим в уголочке между холодильником и разделочным столом с тлеющим в пальцах косяком. Окруженный сладковатым дурманным дымком, полураздетый потаскунчик гипнотизировал стоящие перед ним полупустой стакан с прозрачной коричневой жидкостью и бутылку. При моем появлении юноша вскинул бледноватое, красивенькое личико и очень нетрезво, криво усмехнулся.

— Бренди? — спросил я, подхватывая «пузырь», и, не дожидаясь ответа, сделал прямо из горлышка большой бодрый глоток. Напиток обжег язык и небо и неспешно переместился по пищеводу в желудок, разливая по телу приятную теплую волну.

Лерка молча протянул все еще тлеющий косяк, и я жадно затянулся.

— Полегчало? — фыркнул блонди.

Мне показалось, или его руки дрожали?

— Чего набрался? — поинтересовался я, бухая на место бутылку.

Валерочка неторопливо прикончил остатки марихуаны, раздавил косяк в пепельнице и расслабленно откинулся на спинку диванчика. Его глаза в полумраке кухни недобро прищурились.

— Что за пацан? Новая игрушка тебе в постель? — срывающимся голосом вякнула моя персональная подстилка, обнажая в оскале белые зубки. Верхние клычки у проститута были чуть длиннее, чем нужно, и делали его похожим на вампирчика. Прелестный хищник.

Я смотрел на тихо сходящего с ума от ревности шлюшонка и не ощущал ничего, кроме усталости. Разборок устраивать совсем не хотелось. А вот расслабиться после тяжелого дня…

— Сделай мне минет, — бросил я мрачному обкуренному Лерке. — Прямо сейчас.

К моему немалому удивлению, блондин послушался беспрекословно. Отодвинув грязную пепельницу, юноша легким, слитным движением опустился передо мной на колени.

— Да, хозяин, — прошелестел он покорно, облизывая пересохшие губы кончиком алого язычка.

Унижать красавчика было приятно. Толкаясь текущим стояком в его горячий умелый ротик, я постанывал от наслаждения и помаленьку успокаивался. А потом представил на месте блондина совсем другого мальчика — тоненького, худого, с нежной смугловатой обезображенной шрамами кожей. И меня пошатнуло. Принявший в самую глубину горла струю семени Лерка от неожиданности подавился и закашлялся, царапнув зубами мою извергающуюся плоть, и я его ударил — не щадя, по щеке наотмашь.

— Плохая шлюха! — рыкнули мои вновь взвившиеся нервишки. — Вон!

Привычный Лерка с придушенным всхлипом мышей шмыгнул под стол. Наверняка успел уже мысленно распрощаться с надеждой выклянчить назавтра поюзать кредитку, гадючка. А зря — я бы все-таки дал. Надо самому предложить, если попросить не рискнет.

За спиной что-то прошуршало, я стремительно обернулся с опадающим членом в ладони и оказался лицом к лицу с Сережей. Мой ангел стоял, завернувшись в простыню как в тогу, и побелевшими от напряжения пальчиками цеплялся за дверной косяк — бледный до зелени, с бессильно запрокидывающейся назад взлохмаченной головой. В огромных пульсирующих зрачках клубилась тьма. Когда именно он появился и что успел увидеть? Ох, до чего ж не вовремя! Оплеуху стопроцентно застал…

Пока я запихивал отстрелявшийся агрегат в штаны и застегивался, Сергей оправил съехавшую с плеча простыню, вдруг шагнул вперед и застыл в каком-то десятке сантиметров от меня — впиваясь взглядом снизу вверх. Пару мгновений он смотрел, изучая и трепеща ресницами, потом так же молча развернулся и вышел. Я не стал его догонять, слишком потрясенный произошедшим. Не сейчас, когда сердце взбесившимся молотом дубасит изнутри грудную клетку. Сначала успокоиться!

Выбравшийся из-под стола Лерка сунул мне в руки стакан с бренди и мягко прижался, обнимая сзади, покалывая успевшей отрасти с утра щетинкой — парень же, не девчонка — и щекоча дыханием основание шеи. У него на скуле уже наливался приличный синяк.

— Дим… — вздрагивая, зашептал шлюшонок, шмыгая носом. — Ты меня теперь выставишь? А куда? Только не обратно в бордель… Умоляю…

Его присутствие за спиной согревало. Говорить не хотелось, двигаться — тоже, думать — тем более. Но Сережка… Проверить, что с ним, я был обязан. Поэтому пришлось отцеплять от себя блонди. Потаскунчик покорно отступил к плите, освобождая проход, и застыл столбиком, старательно отворачиваясь.

— Лер, — позвал я, ловя его за подбородок и заставляя поднять голову.

— Да, хозяин? — эхом откликнулся юноша и даже попытался улыбнуться.

Оценив проявленную красавчиком выдержку, я, извиняясь за недавнюю грубость, чмокнул его в подставленные губы и вышел. Меня ждал ангел.

Сережки в спальне не оказалось. Свет был по-прежнему погашен, в ванной шумела вода. Малыш решил искупаться? Ага — в час ночи, в почти полной темноте. Угомонившееся было сердце пропустило удар и сорвалось в бешеный галоп. Охваченный предчувствием беды, толкнул дверь и шагнул в ванну, одновременно щелкая выключателем, ища взглядом Сережку — и нашел: подросток стоял в душевой кабине, как был, в своей простыне-тоге, под включенным душем, и вокруг его босых ступней крутился окрашенный розовым водоворот. При виде меня он выронил на кафель длинный осколок зеркала и молча отшатнулся в угол: загнанный, обезумевший от ужаса и безысходности звереныш, знающий, что провинился, и теперь пугающийся неминуемого, жестокого, хоть и вполне заслуженного — по его мнению — наказания. Я шагнул прямо в бьющие сверху холодные струи и прихлопнул ладонью кран, перекрывая воду. Притиснутый моим мощным плечом Ежонок дернулся, ударяясь затылком о стеклянную стенку, и зажмурился в ожидании удара, запрокидывая мокрое лицо. Пораненную руку он торопливо спрятал за спину.

Ни ругать, ни, тем более, бить дурачонка я не собирался, максимум — слегка пожурить, но — попозже, когда увижу и оценю причиненный им себе ущерб. Без особых сантиментов развернув подростка, ухватил его за окровавленное запястье. Сергей, крича на меня широко распахнувшимися в ответ на прикосновение глазами, все так же молча рванул руку обратно, и я его отпустил. Разумеется, гораздо проще было бы скрутить и принудить силой, но внезапно проснувшаяся интуиция подсказала — нельзя, напугаю еще больше. Ладно, попробую уговорами: отступив за пределы кабинки, я снял с крючка забытый Леркой махровый халат и протянул жмущемуся к стеклу мальчику. Тот ощутимо напрягся и вновь спрятал пострадавшую руку за спину.

— Больно? — спросил я, продолжая предлагать халат.

Мой ангел пару секунд подумал и кивнул.

— А зачем тогда резался?

Сережка вновь задумался.

— Так нужно, чтобы больно, — наконец глухо и неразборчиво пробормотал он и опять замолчал.

Но начало диалогу уже оказалось положено — малыш заговорил, налаживая между мной и собой незримую тоненькую ниточку связи.

— И насколько сильно больно? — задал я следующий вопрос, чтобы ее укрепить.

Подросток дернул плечом и глянул неодобрительно. На этот раз его голос прозвучал намного уверенней.