Часто он хохотал над моей посадкой: я наклонялся вперед и казался очень неустойчивым в седле. Такая манера езды присуща опытным жителям прерий, которые в обычное время кажутся спящими вместе со своими лошадьми, но внезапное происшествие, появление всадника или дичи моментально преображают их. Атлет критиковал мою скверную позу, неустойчивость положения, дрожание моих рук, а когда эти наставления ничего не изменили, он почти с гневом сказал:

— Эй, приятель, да все обращения к вам улетают с ветром. Как бы я ни старался, хорошего наездника из вас не получится. Вы сидите на лошади словно мальчишка на своем деревянном скакуне. Это же просто позор!

Вежливости от него ждать было нечего, однако я успел уже заметить, что он больше не так равнодушен ко мне или даже не так отталкивающе сдержан, как это было в первые дни нашего знакомства. Часто, когда мой неожиданный взгляд встречался с его глазами, я замечал, что он смотрит на меня мягко и по-дружески; он быстро отводил глаза, как будто стыдился хотя бы на короткое время сменить свирепое выражение лица на приветливое.

Стюард Уэллер, само собой разумеется, как казалось, остался на борту, но я был убежден, что вскоре после нашей высадки он дезертировал, чтобы где-то еще послужить мормону.

А тот, правда, все еще уделял переселенцам столько внимания, сколько можно было ожидать от его мнимого положения, но со времени высадки чрезмерного дружелюбия, которое он всем выказывал на судне, не было и в помине. И чем дальше мы продвигались, чем дальше уходили от моря, чем, следовательно, увереннее он становился, тем резче он разговаривал с кем-нибудь из своих спутников.

В местах, где мы путешествовали, я еще ни разу не был и, следовательно, не очень точно представлял себе местоположение окружного центра Уреса, через который мы должны были пройти. Но я знал, что город находится на реке Соноре, в нескольких милях ниже по течению от Ариспе. Город расположился на левом берегу реки, посреди плодородной равнины и был окружен великолепными садами. Мы очень радовались своему прибытию туда, потому что до сих пор вокруг простиралась пустынная местность, а в Уресе мы надеялись денек передохнуть. Я предполагал, что мы приближаемся к городу, потому что уже давно переправились через Рио-Долорес, приток Соноры, и с часу на час появлялось все больше признаков, указывавших на приближение крупного населенного пункта. Появилось много дорог, точнее — того, что там называлось «дорогой»; попадались отдельные люди, чаще всего верхом; то тут, то там в стороне от дороги выныривала асиенда или эстансиа [42].

При этом бросалось в глаза, что мормон заботился о том, как бы кто из нас не заговорил со встречными. Он то и дело выезжал вперед, навстречу местным жителям и занимал их разговором, пока мы все не проезжали мимо. Либо он хотел помешать встречным предупредить нас, либо вообще не желал, чтобы люди узнали, кто мы такие и куда направляемся. Его поведение позволяло безошибочно предположить, что на каждый вопрос проезжающих мимо путников он давал ложный ответ.

Ко всему прочему, он сменил маршрут движения на северо-восточный, что позволяло ему миновать город Урес. Я не намеревался обнаружить хотя бы тень недоверия к нему, но теперь поскакал вперед, чтобы вежливо осведомиться у него о местоположении города, а также о времени, когда мы его достигнем. Он ответил, бросив на меня сбоку насмешливый взгляд:

— А что вам надо в Уресе, мастер? Я разве когда-нибудь говорил, что мы туда попадем?

— Вы сказали, что асиенда Арройо расположена за Уресом; я думал, следовательно, что мы…

— Мало ли, что вы думали! — прервал он меня. — Да, асиенда лежит за Уресом, но не по прямой линии; она расположена в стороне. Вы, пожалуй, считаете, что мы должны были сделать крюк в сторону?

— И не задумывался над этим! Вообще вы должны согласиться, что вопрос я задал, чтобы просто уточнить путь движения.

Я отвернулся от него. На мои заданные по-испански вопросы он отвечал на английском, чтобы понять его мог один я. Весьма правдоподобно, что старый пеон [43]или бакеро, ехавший рядом с ним, ничего не знал про его тайные, истинные побуждения. И еще я предположил, что он хотел пройти мимо Уреса, чтобы там никто не узнал о караване переселенцев на асиенду Арройо. Он что-то замышлял, и это нечто должно было остаться в строжайшей тайне.

Вечером того же дня мы добрались до берега Рио-Соноры, причем гораздо выше города, как я предположил. Берег был отлогий, а река мелкой, так что мы со своими фургонами и лошадьми переправились без труда. На том берегу мы, собственно говоря, должны были задержаться, потому что время было позднее, а люди и животные после долгого перехода устали. Однако мормон объявил, что надо ехать дальше, и примерно через час мы достигнем места, более подходящего для лагеря.

Я не без основания усомнился в этом. Здесь, у воды, нашему отдыху могли помешать комары, но это была единственная причина, по которой надо было уезжать от реки, где имелось все необходимое и для людей, и для лошадей. Стало уже совсем темно, и у мормона наверняка должна была быть совершенно определенная цель: увести нас от реки туда, где нет ни капли воды, что я заключил по тому, что он перед выступлением приказал напоить животных. Естественно, мне и в голову не пришло проронить об этом хоть одно слово; я решился понаблюдать, чтобы узнать его намерения. Поскольку стало уже достаточно темно, я не смог как следует рассмотреть местность, по которой мы двигались. Леса или даже отдельных деревьев не было, как не заметил я и возделанных полей. Мы ехали то по траве, то по песку, в который довольно глубоко погружались копыта наших лошадей и колеса фургонов. Вскоре на темном небе зажглись одинокие звезды, и только с их помощью мне удалось определить, что теперь мы движемся на юго-восток. Раньше, до города, мы свернули на северо-восток; сейчас направлялись на юго-восток; стало быть, теперь ясно, что Урес лежал прямо на нашем пути, причем на кратчайшем пути, и мормон приказал обогнуть его по причине, которую я, правда, еще не знал, но был уверен, что в недалеком будущем узнаю.

Мы ехали не час, а целых два и остановились посреди гладкой равнины, усеянной редкими кустами. Тут не было видно ни текучей, ни стоячей воды. Бросилось в глаза, что мы расположились на ночлег не возле кустов, а на значительном расстоянии от них. Ни один путешественник без веской причины не откажется от защиты или, по меньшей мере, от приятного соседства раскидистого куста. Фургоны были составлены рядом; тягловых лошадей распрягли, а верховых расседлали и передали нескольким индейцам-яки, которые должны были стеречь их ночью, выпасая на небольшой лужайке со скудной растительностью. При этом мне бросилось в глаза, что мормон послал индейцев с лошадьми и мулами не на ту сторону, где росли кусты, а на противоположную. Казалось, ему было важно, чтобы никто из нас не оказался поблизости от этого редкого кустарника. Поэтому я решился тайком сходить туда.

Люди очень устали и скоро завернулись в свои покрывала, собравшись спать. Я сделал то же самое, но не закрывал глаз. Луна еще не взошла. Звезды, которых сегодня высыпало немного, давали очень неверный свет, при котором можно было что-то с трудом разглядеть не дальше как в десяти шагах.

Я наблюдал за местом, где — несколько в стороне от нас — улегся Мелтон. Казалось, будто он спит; но приблизительно через три четверти часа я заметил какое-то движение. Он выкатился из своего одеяла и встал. Некоторое время он стоял и прислушивался, после чего я подумал, что он собирается удалиться; но это оказалось не так, потому что он тихо подошел ко мне, опустился за несколько шагов до меня на колени и неслышно пополз, а возле самой моей головы остановился — он, должно быть, слышал каждый мой вздох. Я дышал медленно, тихо и равномерно — как спящий глубоким сном человек. Это его удовлетворило. Он поднялся и пошел по направлению к кустам.