— Хампи, как же я тебя люблю, любимый мой мальчик! — воскликнула Мириам и поцеловала прелестный локон у него на макушке.

Мальчик завозился в ее объятьях и потянулся к какой-то баночке на туалетном столике. Мириам взяла баночку и вложила в пухлую ладошку сына.

— Это тени «Коль», Хампи. «Коль». Ну-ка, повтори!

Хампи пристально посмотрел на удивительный сосуд. Мириам почувствовала, как сын вдруг напрягся всем телом.

— Коль, — произнес он, и тут же повторил уже с энтузиазмом: — Коль!

Мириам счастливо рассмеялась.

— Вот умница, мой Хампи!

Она поднялась со стула с Хампи на руках, ощущая его приятную тяжесть, и завальсировала с ним по комнате.

— Коль! — радостно кричал Хампи. Мать и сын кружились по комнате и хохотали. И кто знает, сколько бы это продолжалось, но неожиданно раздался звонок в дверь.

— Надо же! — Мириам остановилась. — Наверное, это почтальон. Давай-ка спустимся и посмотрим, что он принес.

Перемена в поведении Хампи была стремительной, даже пугающе стремительной.

— Поль! — взвизгнул он. — Поль-поль-поль! — Он резко выбросил ножки-ручки в стороны, угодив матери пяткой прямо в низ живота.

Бедная Мириам чуть не выронила шалуна. Редкий момент ничем не замутненного взаимопонимания остался позади, уступив место привычному раздражению.

— Хампи, ну хватит! — Мириам с трудом сдерживала разбушевавшегося мальчика. - Ну все, успокойся, — приговаривала она, но на самом деле думала, ох, меня бы кто-нибудь успокоил.

Филипп Уэстон бесшумно, на пятках, вошел в комнату ожидания Грутонской детской психологической клиники. Это был крупный, очень полный мужчина, носивший обыкновенно мешковатые вельветовые штаны, скрадывавшие чрезмерно жирные ляжки и обвисший зад. Как многие люди больших габаритов, он словно излучал спокойствие и безмятежность. Его круглое лицо украшали симпатичные ямочки, а ярко-рыжие волосы топорщились копной, дополняя образ мультяшного доктора. Профессор Уэстон был исключительно опытным специалистом и умел найти подход даже к детям с серьезными нарушениями в развитии.

Опытный глаз профессора сразу отметил совершенно мирную атмосферу в комнате. Семейство Грин спокойно ожидало его в залитой ярким солнечным светом помещении. Мириам листала журнал, рядом с ней Дэниэл занимался чисткой ногтей с помощью одного из лезвий своего складного ножа. У их ног устроился Хампи. За четверть часа, что семья провела в комнате, Хампи и Дэниэл успели соорудить из конструктора «Врио» разветвленную железнодорожную сеть, включая разводной мост и переезд. Уже самостоятельно мальчик составил поезд, вагонов из пятнадцати, и теперь весьма ловко катил его по рельсам, издавая соответствующие звуки вроде «ту-ту».

— Добрый день, я Филипп Уэстон, — поздоровался психолог. — Вы, должно быть, Мириам и Дэниэл, а это...

— Это Хампи, то есть Хамфри, — сказала Мириам, неловко вскочив и вмиг словно ощетинившись.

— Ну что вы. — Психолог жестом усадил ее обратно и сам опустился на колени рядом с мальчиком. — Привет, Хампи, как твои дела?

Малыш оторвался от своей транспортно-логистической забавы и вопросительно взглянул на дядю в странной рыжей шапке, его ярко-синие глаза бесстрашно выдержали водянистый взгляд Филиппа.

— Besser, — с расстановкой произнес малыш.

— Бессе? — озадаченно переспросил профессор.

— Besser, — повторил Хампи с торжественной солидностью. — Besserwessi!— и с таким видом, будто дал вполне ясное объяснение, вернулся к своему конструктору.

Филипп Уэстон медленно поднялся, разогнув свои мощные колени.

— Что ж, пройдемте ко мне, — обратился он к родителям мальчика и указал на дверь в кабинет. Ни Мириам, ни Дэниэл понятия не имели, чего ждать от этой консультации, но вскоре оба были очарованы доктором Филиппом Уэстоном. Его кабинет походил на яркую уютную детскую и служил как бы логическим продолжением комнаты ожидания. Пока Хампи изучал ее, доставая игрушки из пластиковых коробок и стаскивая книжки с полок, профессор беседовал с родителями.

Его стиль общения казался столь непосредственным, неформальным, что никто и заподозрить не мог, что за разговором профессор изучает их поведение — однако именно это и происходило.

Мало-помалу Филипп вывел их на откровенность. Свободная, далекая от каких-либо оценок манера собеседника заставила родителей высказать вслух самые потаенные страхи. Может быть, Хампи аутист? Или у него мозговые нарушения? Возможно ли, что в его неспособности к постижению языка сыграл роль возраст Мириам? На все эти вопросы Филипп Уэстон отвечал искренним и безоговорочным «нет».

— Что касается аутизма, тут вы точно можете успокоиться, — говорил профессор. — Ваш Хампи вступает в позитивно-эмоциональный контакт с окружающим миром. Видите, он обращается с мягкой игрушкой как с живым персонажем. Дети-аутисты не способны на участие в ролевых играх.

Более того, профессор отверг и предположения о каком-либо отставании в развитии:

— Когда он рисует, то использует два и более карандашей и уже создает узнаваемые образы. Пожалуй, я могу утверждать с высоты своего скромного опыта, что это скорее говорит об опережении, нежели об отставании в развитии. Право, мистер и миссис Грин, если мы и можем говорить об отклонении, то скорее об одаренности, чем о неполноценности.

Уделив минут двадцать беседе с родителями и одновременно незаметно наблюдая за Хампи, который неутомимо исследовал игрушечные богатства кабинета, детский психолог теперь обратился непосредственно к малышу. Он взял со своего стола поднос с большими шариками и сказал:

— Хампи, посмотри-ка, что у меня есть.

Хампи, быстро переваливаясь, направился к нему с широкой улыбкой на личике. В модном фирменном комбинезончике круглощекий кудрявый симпатяга являл собой ходячую иллюстрацию счастья и здоровья.

Филипп Уэстон взял один шарик, дал мальчику и сказал:

— Вот что, Хампи: если я дам тебе еще два шарика, - он слегка потряс подносом, - ты отдашь мне свой?

Казалось, ни секунды не размышляя над этим предложением, Хампи сунул шарик прямо в лицо психологу. Тот взял его, выбрал на подносе два других блестящих шарика и отдал их Хампи. Мальчик просиял от счастья. Филипп повернулся к родителям и заметил:

— Право, исключительная сообразительность для ребенка его возраста. — И он снова обратился к малышу: — Хампи, а если я дам тебе вот эти два шарика, ты отдашь мне взамен свои?

Хампи немного подумал, потом его синие как небо глазки засверкали от гнева. Лоб мальчика нахмурился, а пальчики крепко сжали два полученных шарика.

— Besserwessi!— запальчиво крикнул он. — Grundgesetz!

Надо отдать должное выдержке и профессионализму Филиппа Уэстона — он нисколько не был возмущен этой неразборчивой чепухой. Психолог спокойно повторил свой вопрос:

— Итак, Хампи, два твоих шарика на два моих. Что скажешь?

Хампи разжал кулачок и внимательно посмотрел на два честно заработанных синих шарика. Филипп выбрал два точно таких же блестящих шарика и протянул мальчику. Некоторое время оба участника сделки молчали, оценивая товар. Наконец Хампи принял решение. Он не спеша положил один шарик в боковой карманчик комбинезона, а второй - в нагрудный. И после этого с серьезным видом заявил психологу:

— Finanzausgleichgesetz, — затем аккуратно повернулся на пяточках и пошел дописывать каракули, от которых его оторвал психолог со своими вопросами.

Дэниэл Грин тяжело вздохнул и провел рукой по волосам.

— Ну вот, Филипп, теперь вы понимаете — таково обычное поведение Хампи. Он все время говорит... как бы сказать... Ведь это полная галиматья, не так ли?

— Хммм... — Филипп выдержал длинную паузу, прежде чем ответить. — Я согласен, на первый взгляд его речь совершенно не поддается расшифровке, но я уверен, не все так просто. Хампи явно хочет до нас что- то донести, что-то такое, что мы должны, по его мнению, понять. Он говорит, явно имея что-то в виду... Не знаю, не знаю... - покачал головой психолог.