— Хотелось бы забыть, — пробормотал он, доставая пиво из холодильника, а затем захлопывая его. Потом он открыл бутылку, откинул крышку в сторону и проглотил пиво.

Господи. Это чертовски задевает. Я сглотнул комок в горле.

— Правда? Для тебя это так просто, а?

— Ага.

— Вау. Твоя бабушка знает, что ты превратился в такого придурка?

— Бабушка умерла.

Моя челюсть захлопнулась, и от этих двух слов закружилась голова, и те слова, что крутились на кончике языка, исчезли. Чёрт, его бабушка… умерла? Вот и ляпнул, твою мать, не подумав, идиот.

— Лукас, мне очень…

— Жаль? — фыркнул он и прислонился к стойке. — Я уже говорил тебе не тратить силы на это дерьмо.

— Но я трачу. Я знаю, что она много значила для тебя.

Его взгляд не отрывался от окна, которое выходило на задний двор, и он сделал очередной глоток пива. Ему ничего не нужно было говорить, чтобы я понял, сколько боли вызывала её смерть — когда бы это ни случилось. Продолжительной боли. Боже, у него никого не осталось, верно?

Будто услышав мои мысли, он пожал плечами, будто чтобы сказать: «Дерьмо случается». А затем, чтобы закрыть этот разговор, он взял свой сэндвич, и мы продолжили есть в напряжённой тишине. С меня на сегодня хватило пива. Обороняющийся Лукас был не тем, до кого я мог достучаться, так что как только румянец злости исчез обратно под воротником майки, я поклялся обуздать эту злость.

Как только я доел, он отнёс нашу посуду в раковину, помыл тарелки и вытер их, пока я пошёл проверить свою одежду. Она была как раз достаточно сухой, так что я быстро оделся и повесил полотенце обратно на вешалку в ванной. Когда я вернулся на кухню, то обнаружил, что Лукас стоял у раковины, закатав рукава рубашки. Он стоял ко мне спиной, широко расставив руки на тумбочке, и смотрел на дождь, собирающийся в лужи во дворе.

Я намеревался оставить его наедине с мыслями, но прежде чем я смог выскользнуть обратно, его тихий голос меня остановил.

— Почему ты здесь, Джексон?

— Потому что ты не даёшь мне уйти, — когда это не заставило его посмотреть в мою сторону или улыбнуться, я выдохнул. — У меня была деловая встреча… — начал я, но он отмахнулся от меня.

— Нет, я имею в виду не бредовое оправдание насчёт работы или скульптуры. Я имею в виду, почему ты пошёл искать меня в пятницу?

— Я… — почему я пошёл искать его? Это было не только ради извинений — в тот момент это даже не пришло мне на ум. Но я и сам не мог понять причин. — Я не знаю.

— Ты не знаешь.

— Я услышал твоё имя в кафе тем утром, и я… я должен был тебя увидеть.

Лукас опустил голову, потирая между бровей большим пальцем, и каким-то образом я понял, что его глаза закрыты, будто он молится.

— Джексон… — прошептал он. — Тебе не стоило сюда приезжать.

Вдали раздался треск, будто дерево упало, а затем… отключился свет.

Просто идеально, твою мать. Действительно, просто вовремя. Я захлопнул панель резервного генератора и выдохнул.

— Что-то не так? — спросил у меня из-за спины Джексон, пока я сидел на коленях перед проклятой старой штукой в подвале.

— Генератор, должно быть, полетел, — я встал на ноги и пнул его посильнее, но в отличие от фильмов, где механизм волшебным образом начинал работать, этот просто простонал в ответ. — Надеюсь, ты уже не боишься темноты.

Джексон закатил глаза.

— Я никогда не боялся темноты.

— Брехня. Боялся.

— Нет. Не на того напал.

— Кажется, у тебя какая-то амнезия. Или из памяти выпал конкретный инцидент…

— Если ты ссылаешься на тот факт, что я не рвался ходить ночью через лес, то ты меня поймал. Я знаю всё об аллигаторах на этом острове.

— Они держатся возле дорожки, а не среди деревьев.

— Всё когда-то бывает впервые, а я не хочу оказаться между челюстями аллигатора.

— Но ты был бы не против оказаться между челюстями кого-то другого? — я улыбнулся от сексуального подтекста, пока не вспомнил, кому именно улыбался.

Боже, Лукас, заткни пасть.

Закрыв рот, я пошёл наверх по лестнице к деревянному буфету, где держал все свечи, и достал жменю ароматических свечек и зажигалку.

— Нужна помощь? — спросил Джексон, пока я расставлял свечки по гостиной.

— Нет.

— Я могу зажечь их за тебя.

— Я сам могу.

Он вздохнул, но больше ничего не сказал. Вместо этого он сел на один конец дивана и наблюдал, как я поджигаю фитили. В комнате потемнело, когда завыл ветер, и дождь и град били по крыше и окнам, но свечи обеспечивали уютное освещение.

— Так уютнее, — сказал Джексон, когда я сел в кресло, как можно дальше от него.

Я не был глупым; я никак не мог рисковать и садиться ближе к нему. Я по-прежнему был чертовски зол. Даже после стольких лет. Я думал, что преодолел это. Принял, оставил позади. Но когда я увидел его снова, вернулась каждая унция боли и стыда, которую я чувствовал тогда, что разозлило меня, потому что значило, что я по-прежнему сломан. И это всё была его чёртова вина.

А потом он будет говорить, что просто должен был увидеть меня? Что даже не знает, почему? Как я должен был это воспринимать? Он сказал мне, что при любых обстоятельствах больше никогда не хочет видеть меня снова. Но он пришёл не только в «Аргос», но и в мой чёртов дом. Всё вышло практически слишком идеально, он приехал сюда, застрял в четырёх стенах, но, конечно же, думать, что Джексон каким-то образом всё это подстроил, было нелепо. Это была случайность, хоть на задворках своих мыслей я слышал, как Шоу говорит мне, что случайностей не бывает.

Иди к чёрту, Шоу.

— Итак, если мы не можем разговаривать, есть какие-то другие идеи? Шашки… шарады… хочешь проиграть в карты? — улыбнулся Джексон, пытаясь задразнить меня в поток разговора.

Но у меня была другая идея, которая потребует чего-то, что поможет вынести мне всё, что я при этом узнаю, так что я пошёл на кухню за парой бутылок пива и передал одну Джексону, прежде чем упасть обратно в кресло.

Сделав большой глоток холодного напитка, я вытянул ноги перед собой и скрестил их в лодыжках, устраиваясь как можно удобнее для того, что будет дальше. Небрежно храбрился.

— Ты хочешь поговорить? Так говори.

Глаза Джексона расширились, будто это было последнее, что он ожидал от меня услышать. Но он, должно быть, знал, что у него есть только маленький промежуток времени, чтобы сказать то, что собирался, потому что колебаться он не стал.

— Прости, Лукас. Я был трусом и в ту ночь должен был сказать тебе, что происходит, но… — он искал слова. — Я не хотел тебя вмешивать.

Я потянул за этикетку на пиве.

— Ты не хотел меня вмешивать…

— Ещё больше, чем ты уже был впутан.

— Этот выбор должен был делать не ты, разве нет?

Джексон нахмурился и прокатил бутылку между ладоней.

— Полагаю, нет. Я просто знал, как будет вести себя мой отец, и было легче…

— Уйти посреди ночи, не попрощавшись. Верно.

— Ты имеешь все права расстраиваться.

— Да, имею.

— Прости, если причинил тебе боль.

Сжав губы, я кивнул и глотнул пива. Он только едва задел верхушку айсберга, и я ждал, что он продолжит извинения, но он только сидел и чего-то ждал. Свет свечи бросал блики на его лицо, тени углубляли его точёные скулы и сильную челюсть. Я задумался, как много раз за день могу проклясть его за то, что он такой чертовски красивый.

— Это всё? — спросил я.

— Нет, — наклонившись вперёд, поставив локти на колени, он медленно потирал руки и сделал глубокий вдох. — Лукас… Мне тоже было больно. Покидать тебя.

Глухой стук, который я услышал и почувствовал, означал, что моё сердце ушло в пятки, пока я обдумывал его признание. Это шло против всего, что я знал, против всего, что мне говорили. Он ушёл по собственной воле, а его действия после этого… ну, для того, что тогда произошло, не было оправдания. А за это я по-прежнему не услышал извинения.