Джексон допил своё пиво, а затем поставил пустую бутылку на кофейный столик перед собой.

— Может, ты мне не веришь. Я ни капли не буду тебя винить. И я знаю, что ты оставил всё это позади, но… приехав сюда, снова увидев тебя… Я должен был как минимум тебе сказать.

Оставил всё позади… А я думал, что должен оставить.

Джексон прочистил горло и неловко поёрзал на диване.

— Но есть, эм, кое-что, что мне немного интересно.

Я приподнял бровь, и его разноцветные глаза опустились к моей шее.

— Откуда ты взял мою цепочку? — спросил он.

На автомате подняв пальцы к кулону, который всегда носил, я произнёс:

— Твою цепочку?

— Ну… если только ты не сделал себе точную копию, что… да, полагаю, это вполне возможно. Прости. Забудь, что я что-то говорил.

Моя челюсть раскрылась и закрылась, пока я пытался обдумать, что он говорит. Он пытался сказать мне, что не помнит? Самая сильная пощёчина, источник унижения и боли, а он не помнил?

— Иди. К чёрту, — произнёс я, вскакивая с кресла. Желание ударить его было сильным, и я заставил свои ноги двигаться в другую сторону, что привело меня на кухню. Хорошо. Мне нужно было ещё выпить.

Должно быть, это какая-то отвратительная шутка.

— Подожди. Что только что произошло? — спросил Джексон, подходя ко мне со спины, пока я доставал ещё пива.

— Уйди от меня.

— Что я сказал? Лукас, посмотри на меня.

— Если я на тебя посмотрю, то захочу разбить это симпатичное личико, и что тогда ты скажешь папочке?

— Лукас…

— Я серьёзно. Иди к чёртовой матери.

— Пожалуйста, просто скажи мне, в чём дело. Не заставляй меня умолять.

— Умолять? — я развернулся и прижал его к двери холодильника так быстро, что он не успел моргнуть. — Умолять? Ты должен умолять, чёрт возьми. Молить меня о прощении; молить меня не пнуть тебя прямо сейчас до самого Коннектикута. Давай, умоляй меня, Джексон. Умоляй, мать твою.

Грудь Джексона вздымалась перед моей, его дыхание выходило дрожащими выдохами, пока я удерживал его на месте, упершись предплечьем в его сильную грудь. Он не пытался освободиться или оттолкнуть меня, и когда моё бедро уперлось между его ногами, чтобы держать его на месте, я понял, почему.

Он возбудился. Чертовски сильно возбудился.

— Да ты надо мной издеваешься? — сказал я, пытаясь изобразить отвращение, но моё тело предало меня. Мой член упёрся в молнию джинсов до такой степени, что стало больно, и когда я коснулся его бёдер своими, чтобы наши стояки потёрлись друг о друга, он простонал.

— Я буду умолять, — прошептал он, опустив взгляд на мои губы. Затем его рука оказалась между нами, чтобы коснуться кулона, который я носил на шее. Стальной трискель[5] висел на тонкой чёрной цепочке, достаточно длинной, чтобы скрывать его под майкой, и сейчас это была такая часть меня, о которой я вообще забыл. — Скажи мне, откуда ты это взял, и я буду умолять.

— Разве должно быть не наоборот?

— Если ты этого хочешь.

— Чего я хочу… — когда я облизнул губы, желание опустить его на колени и сделать именно это боролось со здравым смыслом. Похоть всё затуманивала, и будучи снова так близко к Джексону, прижимаясь к нему и чувствуя его твёрдый как камень член… Бл*дь. Я сильнее вдавил в него предплечье. — Чего я хочу… так это чтобы ты очнулся, твою мать.

Казалось, это вырвало Джексона из его собственного тумана, потому что его глаза поднялись к моим.

— Что?

Отдёрнувшись от него, я сделал шаг назад, достаточно, чтобы больше не прикасаться к нему.

— Эта игра — дурацкое дерьмо, — сказал я и поднял трискель вверх. — Хочешь сказать, ты не помнишь, как это попало ко мне? Серьёзно?

— Так это и правда моё.

Я выпустил кулон из рук.

— Невероятно, твою мать. Ты в какой-то момент ударился головой за последние восемь лет? Ужасная автокатастрофа?

— О чём ты говоришь, чёрт побери?

— У тебя какая-то амнезия, Джексон?

Это было единственное объяснение его поведению.

Джексон запустил руку в волосы и потянул за кончики.

— Нет, не было никакой грёбаной амнезии. Я ясно помню, когда потерял его.

— Когда ты «потерял» его? — оскалился я. — Ты «потерял» его в письме, которое прислал. Или этого ты тоже не помнишь? — и потому, что меня это достало, я ткнул пальцем ему в грудь. — Ты извинился за то, что ты трус. Ты по-прежнему чёртов трус.

— Лукас, стой, — сказал он, его сильная рука схватила меня за запястье. — Что за письмо?

О чём он говорит? Я никогда не писал ему писем.

Лукас пытался оттянуть руку, но моя хватка на его запястье не позволяла ему никуда уйти. Не раньше, чем он ответит на мои вопросы.

— Объясни, — сказал я.

Злобный взгляд, который Лукас бросил в мою сторону, мог бы убить, но за этой злостью была… боль. И он, казалось, был под впечатлением, что это я её оставил.

Я ослабил хватку, пока гложущее чувство в черепе говорило мне, что здесь что-то не совсем так. Он злился, конечно же, но его реакция была более яркой, чем я ожидал. В моём разуме щёлкнула краткая мысль, и я молился Богу, чтобы вывод, к которому я пришёл, был не тем, что произошло на самом деле.

— Лукас, — произнёс я, отпуская его, и он отошёл назад к стойке так, что между нами теперь было пару шагов. — Что, по-твоему, я сделал?

На его лице появилась хмурая улыбка, пока большой палец поглаживал кулон на его шее.

— «Дорогой Лукас», — произнёс он, а затем начал ходить по кухне. — «Мои родители и прислуга говорили мне о твоих продолжающихся визитах, и мне нужно всё прояснить: я не хочу тебя видеть. Ни сейчас, ни когда-либо снова. Что бы, по-твоему, ни произошло между нами, это был плод твоего воображения, и я не хочу ничего больше, чем чтобы ты забыл даже звук моего имени. Ты был ошибкой, о которой я искренне сожалею, и ты теряешь время, приходя сюда. Пожалуйста, больше не связывайся со мной, иначе я буду вынужден вызвать полицию и добиться судебного запрета. Подпись, Джексон», — Лукас фыркнул. — Однако, было мило с твоей стороны оставить это, — он провёл большим пальцем по трискелю, прежде чем спрятать цепочку обратно под майку и снова повернуться лицом ко мне. — Итак. Амнезия волшебным образом уже прошла?

Я не мог дышать. Воздух физически не проходил в мои лёгкие, пока я стоял и с открытым ртом смотрел на Лукаса. То, что он говорил… Чтобы я сделал нечто такое жестокое, было за гранью моих самых диких фантазий. Однако, это было не за гранью фантазий кого-то близкого ко мне.

— О боже, — мне, наконец, удалось втянуть короткий вдох, когда правда обрушилась на меня с большим эффектом, чем штормовой ветер снаружи.

— Нет? Ничего не напоминает? Хмм, тогда мне придётся встряхнуть твою память физической уликой, — Лукас открыл дальний шкафчик и покопался там, прежде чем что-то достать. Он подошёл с жестокой улыбкой на губах, а затем бросил помятый конверт на стойку передо мной. — Вперёд.

Спереди на изношенном конверте было напечатано имя Лукаса, но не было никакой марки или обратного адреса, будто его доставили из рук в руки, а не почтой. Не открывая письма, я знал, что будет внутри, но всё равно потянулся к нему, достал бумагу, которая была скомкана, а затем снова разглажена, так что слова на листе были немного блёклыми на сгибах. Когда я начал читать, от дрожи мои руки слегка тряслись, и мне пришлось использовать обе руки, чтобы прийти в себя.

Чем больше я читал, тем больше подступала тошнота, и когда я дошёл до последней строчки, пришлось перечитать её раз, два, а затем снова, мой мозг отчаянно пытался найти во всём смысл.

— Лукас, я не… Это не моё…

Я не мог выдавить слова, когда осознание того, что действительно произошло столько лет назад, ошеломило меня до предела, меняя всё, что я знал. И когда мой мир перевернулся, и я упал на барный стул, письмо выпало у меня из рук.