Мой отец не потрудился постучать в дверь моей спальни, прежде чем войти. Он никогда не стучался, и я больше не подскакивал, когда дверь распахивалась, и сейчас его высокая фигура заполняла почти все пространство.

— Джекс, смотри, что только что пришло, — сказал он, и гордость в его голосе заставила меня поднять взгляд, отвлекая от разбора бардака в ящике комода. Увидев в его руках большой конверт, я снова сосредоточился на поиске.

— Ну, — произнёс он, махая конвертом передо мной. — Тебе не интересно, приняли ли тебя? Это из Йеля. Давно пора.

— Эм… Я могу уступить честь тебе.

Я чувствовал взгляд его суженных глаз, пока открывал верхний ящик и копался в нём. Не было таких связей, которые мой отец не мог использовать, чтобы устроить меня в школу, которая была его выбором, его альма-матер, так что было бессмысленно открывать этот дурацкий конверт. Он хотел Йель, значит будет Йель. Я уже смирился с этим фактом много лет назад.

— Что это ты делаешь? — спросил он, раздражаясь от отсутствия у меня внимания и восторга, но у меня на уме были более важные вещи. Например, куда исчезла моя цепочка.

— Просто кое-что ищу, — пробормотал я, захлопывая ящик и открывая следующий снизу.

— Кое-что ищешь? — отец помахал конвертом перед моим лицом. — Как насчёт того, чтобы заглянуть в будущее? Сейчас.

Его тон не оставлял места спорам, и я неохотно взял у него толстый конверт и сел на край кровати. Толстые конверты означали одно — добро пожаловать в университетскую жизнь, о, и вот бланки на проживание, список уроков, внеклассных занятий и бла-бла-чёрт-побери-бла.

— Поздравляем, вы были приняты в Йель…

Я даже не дочитал предложение, прежде чем мой отец триумфально вскрикнул и выхватил документ у меня из рук.

— Видишь? Что я тебе говорил? Йелец, прямо как я.

Его глаза сияли, пока он смотрел на письмо, и когда он посмотрел в мою сторону, я попытался улыбнуться, правда попытался, но всё, о чём я мог думать — о чём думал последние две недели — это человек, которого я оставил в Джорджии, которого больше никогда не увижу. Особенно на этом пути в Йель, к которому он не приблизится и под дулом пистолета, хоть его оценок было более чем достаточно, чтобы поступить.

— Что? Ты не рад? Ты этого хотел всю свою жизнь, — сказал моей отец, снова пытаясь привести меня в то же состояние живости, в котором находился сам.

— Это отлично, — сказал я. — Правда.

— Отлично, — повторил он, изогнув губы. — Это всё, что ты можешь сказать? «Это отлично»?

— Ну, это…

— Это более чем «отлично», Джекс. Ты знаешь, как много детей, которые прямо сейчас получают письма с отказом, убили бы за то, чтобы быть на твоём месте?

Не подумав об этом, я потянулся поправить цепочку, которую носил месяцами, но мои пальцы коснулись только воротника майки.

— Прекрати это делать, — рявкнул мой отец. — Так делала твоя мать.

Я уронил руку и оттолкнулся от кровати, направляясь обратно к комоду, чтобы возобновить поиски.

— Привычка. Пару дней назад я потерял свою цепочку и нигде не могу её найти.

— С каких пор ты носишь цепочку? — произнёс он, изгибая губы с отвращением на слове «цепочка». — Их носят только женщины.

— Нет, это скорее кулон на чёрном проводе… мне его… в смысле, я купил его в школе.

Глаза моего отца напоминали уголь, пока он смотрел на меня.

— Что ж. Тогда, уверен, он найдётся.

— Да уж, — а затем, прежде чем смог себя остановить, я спросил: — Это вся почта, которую я получил?

— Чего ещё ты ждал?

Он засунул письмо о принятии обратно в конверт.

Ничего. Я совсем ничего не ждал. Но держался за какой-то глупый клочок надежды, хоть и уехал из Южного Хэйвена внезапно, не оставив Лукасу никаких контактов, что он каким-то образом найдёт путь ко мне. Это была дурацкая мысль, чтобы мы поддерживали связь, что и было причиной, по которой я уехал изначально, но… я скучал по этому парню. Я скучал по своему другу… и по тому, что ещё развилось между нами.

От обнадёженного выражения моего лица губы отца выпрямились.

— На самом деле, есть кое-что, что тебе оставили.

Я оживился.

— Правда?

Он кивнул на мой стол.

— Присядь.

«Присядь» было кодом для «тебе не понравится, что я для тебя приготовил», но я всё равно сел, как было сказано, отодвинув стул от стола и ожидая обрушения бомбы. С тех пор, как я приехал домой, между нами двумя была неловкая дистанция, но ничего не было сказано о том, почему он забрал меня из Южного Хэйвена раньше, а я не смел поднимать эту тему. Глубоко внутри я знал, почему, и то, что на прошлой неделе он не позволил мне подняться на выпускную сцену с моими сверстниками, казалось достаточным наказанием.

Мой отец достал что-то из внутреннего кармана пиджака, а затем бросил на стол передо мной заклеенный конверт без марок и отступил назад.

— Что это?

Я перевернул конверт, ожидая увидеть обратный адрес ещё одного колледжа, в который меня приняли, но на другой стороне тоже не было никаких отметок.

— Почему бы тебе самому не открыть и не посмотреть?

Тогда я должен был отказаться. В безымянных конвертах никогда не бывает ничего хорошо, по крайней мере, судя по криминальным фильмам.

Осторожно открыв конверт, я достал содержимое — стопку фотографий, и я сразу же узнал симпатичного парня на верхней фотографии. Я не смог распознать другого парня, который был чуть ниже ростом.

Я предчувствовал беду и тяжело сглотнул. Я не хотел видеть остальные.

— Что это?

— Почему бы тебе не посмотреть дальше?

— Я бы не хотел.

— О, брось. Это будет весело. Это твой дружок, верно? Как его звали… какой-то там Лукас?

Я встретился с ним взглядом, и в глубине его глаз таилось нечто злобное.

Следующее фото было почти таким же, как первое — Лукас стоял в личном пространстве парня, наклоняясь ближе к его уху, будто рассказывал секрет. Ну и что, это был дружеский разговор. Большое дело.

Да, тогда почему моё сердце грохотало с тройной силой?

Я пролистал следующие несколько снимков, моё зрение размылось по краям, когда на одном снимке губы Лукаса коснулись шеи парня, а на следующем передвинулись на его губы. Я знал эти губы. Я знал лёгкий вкус карамели на его языке, и как он дразнил и кусал мою нижнюю губу, чтобы растянуть предвкушение. Эти губы были мои. Нет, поправка: были моими. На краткий, мимолётный момент, в который я всё ещё не мог поверить или понять.

Для меня не было смысла в том, что я влюбился в парня. В парня. Раньше меня просто не посещала мысль о влечении к мужчине, но сейчас я не мог выкинуть его из головы. Две недели, проведённые порознь, ничего не облегчили — дошло только до того, что я готов был послать своего отца и прыгнуть на первый же рейс до Джорджии. Я не сошёл с ума; я знал, что чувства взаимны. Все эти обещания в темноте, планы на будущее и то, кем мы станем. Мы согласились только на том, что будем вместе. Поэтому я не мог поверить в то, что видел.

Нет… Может быть, это произошло до того, как Лукас приехал в Южный Хэйвен. Может, всё это было…

Мой взгляд зацепился за нижний угол. На фотографиях стояла вчерашняя дата.

К моему лицу прилил жар, пока я пытался понять, что вижу. Почему? Почему Лукас целовал какого-то парня, и что это был за парень, чёрт возьми? Не из школы, это было очевидно. Он встречался с этим парнем всё время, пока мы… Нет. Это было невозможно. Мы проводили вместе практически каждую свободную минуту, так что кто бы это ни был, должно быть, это было некое утешение. Верно?

А затем ещё одна мысль: если у моего отца были фотографии Лукаса, и Лукас, казалось, не замечал тот факт, что его фотографируют, то я мог только представить, какую улику отец нашёл против меня с того времени, что мы были вместе. Меня тошнило от мысли о блестящих глазах отца, который наблюдал за нами двумя. Не удивительно, что он забрал меня из Южного Хэйвена. Если оглянуться назад, наша дружба вела к неизбежному, и было ясно, что мой отец надеялся положить всему конец до того, как наступит точка невозврата.