В одной из лондонских газет тогда промелькнула рецензия, мол, спектакль позволяет лучше представить, что происходит сегодня в России, чем сотни газетных статей. Так высоко было оценено мастерство актеров и их действо на сцене.

Удивительно, продемонстрировав нетрадиционный взгляд на свое прошлое, мы тогда сумели объяснить заграничным театралам, как сильно изменилась наша действительность. И сейчас, думая о нас, грешных, я полагаю, что придет время, и нашу эпоху тоже откроют заново в ее непредвзятости и объективности. Хотя бы так, как мы сегодня открываем для себя эпоху Ивана Грозного и характер этой противоречивой личности.

Я верю также, что и фигура Ленина будет однажды сыграна во всем ее многообразии, в ее славе и стыде. Понятая объективно, изображенная честно и со всей присущей ей глубиной, во всех противоречиях и трагедиях, она, как факелом, сумеет высветить темные уголки очередной российской смуты, все случайности и закономерности такого исключительного феномена, как большевистская революция.

Остается дождаться драматурга.

От себя, со своей актерской, скоморошьей позиции, я не могу ответить на сложнейшие исторические вопросы той поры. Но задавать их мне никто не запретит. И для меня по-человечески было бы чрезвычайно интересно понять, как же Ленин смог сдвинуть эту махину, нашу Россию. А с профессиональной точки зрения — сыграть такого Ленина.

Чтобы ответить на этот вопрос, я хочу рассказать о двух спектаклях, действие которых происходит в Древнем Риме, — «Антонии и Клеопатре» и «Мартовских идах», но не в порядке исторической хронологии их сюжетов, а в той последовательности, как они вошли в мою актерскую жизнь. Тем более что это позволит мне объяснить, почему из одного характера рождается обыкновенный драматический персонаж, а из другого — герой в великом понимании этого слова.

Я уже говорил, что любая попытка приблизиться к шекспировским образам оставляет неизгладимый след в душе актера. Это самый серьезный экзамен, требующий и опыта, и сил, и смелости, и много-много чего. Но далеко не каждому актеру выпадает это счастье. Мне же посчастливилось участвовать в постановке одной из самых земных трагедий Шекспира — в «Антонии и Клеопатре» — в роли заглавного героя. Эта работа некогда также стала заметным этапом в творческой жизни режиссера Евгения Симонова, актеров Юлии Борисовой, игравшей Клеопатру, и Василия Ланового — Октавиана.

Думаю, не будет открытием сказать, что знаменитейший английский драматург велик именно тем, что при любых трактовках его Гамлет, Отелло, Лир испытывают не только личную трагедию, но поднимаются в ней до всечеловеческих философских обобщений, до понимания общих пружин неустроенности и дисгармонии мира. Отталкиваясь от частного, они приходят к общему. Правда, и многие другие герои Шекспира, те, что попроще, тоже размышляют и постигают законы жизни, неизбывные причины ее трагедийности. Наверное, таков Антоний. И я постарался изобразить его более чувствующим, чем думающим, чем он выведен в пьесе и, вероятно, чем он был на самом деле.

Антоний — воин, солдат, человек напряженного чувства, весь сосредоточен на себе, на своей всепоглощающей любви к Клеопатре, на своих размашистых и безудержных страстях.

Симонов решал спектакль, и пластически и образно, как арену римского цирка, на которой идет кровавая и беспощадная игра. В декорации, превосходно придуманной Сумбаташвили, это было выражено очень эффектно. На сцене — арена и амфитеатр, выполненные из какого-то серого металла. Поэтому возникало ощущение замкнутой, мрачной западни, из которой нет иного выхода, кроме резни не на жизнь, а на смерть. Как у гладиаторов. Тем самым сценический образ римского цирка раскрывал главный замысел спектакля: Антоний и Октавиан — два противоположных мира. Вместе существовать на арене жизни они не могут, и один неизбежно должен уничтожить другого.

Сталкиваются не только противоположные миры — сталкиваются два мировоззрения, две морали. Оттого борьба становится еще более жестокой и кровавой. Октавиан, как лепил его Лановой, — человек сильный, волевой и уверенный. Этот гордый патриций привык свысока смотреть на людей. Он рожден повелевать, ему должны подчиняться, он хозяин и жизни и смерти. Ему не свойственны сомнения и колебания при принятии самых жестоких решений. Октавиан самоуверен и полон презрения к обществу, его движущая сила в поступках — ощущение собственного величия. Мне думается, Октавиан стал одной из лучших театральных работ Ланового. В ней вполне проявились законченность и четкая определенность характера. Его персонаж был скулыггурен, как вычеканенный на монете римский император. Повелительная манера разговаривать, патрицианская стать, гордыня — чрезвычайно впечатляющая и убедительная фигура.

Правда, родилась она не сразу. Поиски на репетициях были трудными и долгими. Но Василий Лановой упорно работал в поисках образа. Честно, я никогда не видел крупных актеров, живущих и творящих только по вдохновению и озарению, словно вулканы, пробуждающиеся от извержения к извержению. Конечно, талант — это почва, без которой не вызреет и малейшая былинка. Но на одной и той же почве можно вырастить чудо- плод или, как это ни грустно, получить одни лопухи. А Лановой никогда не жалел пота, чтобы обильно полить эту почву и собрать добрый урожай. Пусть истина банальна, но только труд делает большого актера из просто талантливого человека. Сколько раз мне приходилось видеть, как с годами иссякало артистическое дарование вместе с уходящей молодостью и свежестью. И если вовремя не наработаны мастерство и опыт, то актер повторяется на сцене, начинает тускнеть и надоедать зрителю, пока однажды не сходит на нет. Только труд воспитывает профессионала. Вот и эта одна из лучших работ Ланового родилась из неустанного труда.

Центральное действующее лицо в пьесе — Клеопатра. Вокруг нее все помыслы Антония, ради нее его деяния. Клеопатра! Об этой женщине написано и сочинено великое множество легенд, но никто не знает, какова она была в действительности. Юлия Борисова сыграла ее как воплощенную женственность. Да, всевластная египетская царица — прежде всего женщина. Исходя из такого понимания, строилась эта роль в рамках постановочного замысла. Может быть, Клеопатре Борисовой недоставало трагического размаха, сокрушительного, испепеляющего огня могучей властительницы, зато она была так нежна и хрупка, что сразу становились видны ее колдовские чары, перед которыми опускаются ниц и цари и воины.

Эта Клеопатра была изменчива в своей борьбе на железной арене жизни. Была умна и дальновидна и в то же время беззащитна. Это было сложное и узорчатое сплетение. И так же как 1ля Антония любовь к Клеопатре оказалась сильнее государственных интересов, так в Клеопатре женщина побеждала царицу. Поэтому, потеряв возлюбленного, она, не задумываясь, отказывается от жизни, приложив к груди ядовитую змейку. Любовь выше царства, женщина выше царицы!

Бесконечно разнообразны оттенки и грани характера Клеопатры в исполнении Борисовой. В ней все смешано: любовь и ненависть, гордость и самоотречение, нежность и тигриная ярость, сила и слабость, женское коварство и ум государственного мужа. Клеопатра сама была похожа на змею — опасна и завораживающе красива.

И кого же больше жизни полюбила эта великая женщина? Кто он, чья любовь обессмертила Клеопатру? Антоний — какой он? Такими вопросами задавался я, готовясь к своей роли.

Вот что писал о нем Плутарх:

«Антоний был сластолюбив, пьяница, воинствен, расточителен, привержен роскоши, разнуздан и буен, а потому… он то достигал блестящих успехов, то терпел жесточайшие поражения, непомерно много завоевывал и столько же терял, падал внезапно на самое дно и вопреки всем ожиданиям выплывал.

Он был простак и тяжелодум и поэтому долго не замечал своих ошибок, но, заметив, бурно раскаивался. Не знал удержу ни в воздаяниях, ни в карах.

…Хвастовство, бесконечные шутки, неприкрытая страсть к попойкам.