Глава 7

23 сентября 1818 года

Лондон

Зябким сентябрьским утром, дожидаясь лейтенанта Яна Синклера в особняке семейства Харт, Джеймс впервые приметил, сколь розовой была гостиная. Кремовую обивку кушетки, на коей он сидел вразвалку, усеивали маленькие розовые цветки, сочетавшиеся с бледно-розовыми обоями и розовыми шторами. Безусловно, все выбирала матушка, любительница розового цвета.

Джеймс заметил это только сегодня не потому, что обычно он не наблюдателен. Как раз таки наоборот. Дело в том, что матушка наконец-то решила снять с мебели траурные покрывала и сменить тяжелые черные шторы, что занавешивали окна целый год после смерти отца. Невзирая на то, что период траура уже прошел, матушка по-прежнему носила вдовье одеяние, да и сам Джеймс вряд ли когда-то избавится от скорби.

После кончины отца Джеймс стал главой семьи. Хотя главой семьи он себя не считал. В доме правили женщины, а он мало того что самый младший, так еще и единственный мужчина.

Матушка и четыре сестры души в нем не чаяли, но они скорее научатся летать, чем примут его в расчет. Даже если он на них и влиял, то исключительно на словах; доказательством тому служила сия несуразная розово-белая комната.

Откровенно говоря, он истосковался по мужской компании — а может, только по компании Яна, ибо они не виделись с прошлогодних похорон отца. С тех пор Джеймс будто повзрослел на два-три года, вырос на десять сантиметров и стал гораздо шире. В девятнадцать лет он наконец-то почувствовал себя взрослым, хотя прежде считал, что навсегда останется малорослым и худосочным.

В голове мелькнул вопрос: что о нем подумает Ян? Сия мысль привела к тому, что уже в который раз в памяти всплыли Ян и Меллик, стоявшие в лодочном сарае. За тем исключением, что ныне вместо Меллика Джеймс воображал себя: он опускался на колени, вскидывал глаза и…

Сейчас не время об этом думать. Еще не хватало, чтобы при Яне возникла эрекция…

Дабы отвлечься, он прошел к зеркалу, висевшему над камином, и завозился с платком. Поутру Джеймс пытался завязать безупречный «водопад», но до того затеребил платок, что он измялся. Если снова начать его дергать, лучше не станет. Эх, не быть ему денди. Вздохнув, Джеймс подошел к окну, выходившему на площадь.

Да где же носило Яна?

Стоял холодный осенний день, все, от пасмурного неба до скользких после дождя булыжников, было серым и унылым. Соломинки и опавшие листья, взметаемые из сточных канав порывистым непредсказуемым ветром, танцевали вокруг лодыжек прохожих. Сгорбив плечи, все кутались в пальто. Все, кроме высокого, осанистого, великолепного человека в алом мундире, вывернувшего из-за угла.

По площади целеустремленно шествовал бодрый и колоритный лейтенант Ян Синклер.

При виде его у Джеймса перехватило дыхание. Он знал наверняка, что никто и никогда не вызовет у него таких эмоций. Он с детства восхищался Яном, но после того как три года назад он увидел их с Мелликом, все переменилось. До этого, размышляя о будущем друга, Джеймс представлял Яна с барышней и выводком детишек. Ян запросто заполучил бы в жены самую очаровательную девушку, у него были бы самые воспитанные и красивые дети.

Однако, как выяснилось, барышни интересовали Яна так же, как и Джеймса. Раз уж мужественный Ян избрал такой путь, может, сие что-то да значило? Люди неизменно называли мужчин, совершавших запретные действия с другими мужчинами, слабаками, пройдохами, дегенератами. Но до того как он увидел их с Мелликом, Джеймс наблюдал за Яном много лет. В нем нет ни капли слабости или испорченности. Он не только привлекательный и образованный, но и милый, смелый, добрый. Таким и должен быть мужчина.

В последние годы Джеймс часто об этом раздумывал и в итоге поступил так, как всегда учил отец: рассмотрел факты и пришел к выводу, что с Яном Синклером все нормально. Если так и есть (а он верил, что так и есть), тогда напрашивался неумолимый вывод, что с Джеймсом тоже все нормально. Они не грешники, не дегенераты, просто люди иного сорта. Они классифицировались, как образцы, и занимали столь же важное место в таксономической таблице, что и прочие существа.

Узрев Джеймса в окне гостиной, Ян в знак приветствия поднял руку и сверкнул яркой улыбкой. После похорон он отрастил блестящие усы того же темного оттенка, что и волосы на голове, под коими виднелись ровные белые зубы. Джеймс вздохнул. Вот же привлекательный чертяка.

Джеймс машинально помахал рукой, блаженствуя оттого, что Ян осклабился еще шире; покуда он взбирался по ступеням, глаза светились весельем и нежностью.

Едва он исчез из виду, Джеймс отвернулся от окна. Сердце зачастило, дыхание от волнения сперло. Он вытер о брюки взмокшие ладони. Прошел целый год. Ян заметит, сколь он изменился? Он надеялся, что заметит, несмотря на то что страшился любых упоминаний.

Дверь отворилась, и в гостиную вошел Ян. Кивер, кой держал под мышкой, он бросил на бело-розовую кушетку, засим взял Джеймса за плечи, окидывая его взором.

— Боже мой, Джейми! — воскликнул он. — Вот те раз! Если ты еще немного подрастешь, то будешь выше меня! Это никуда не годится!

Он ухмыльнулся, любовно взъерошив Джеймсу волосы. Джеймс зашелся нервным смехом, растянув губы в широкой улыбке. Он ненамного ниже Яна, ныне их разделяла лишь пара сантиметров.

— В этом году я сильно подрос, — сознался он.

Ян захохотал и отпустил его.

— Ты изменился. Уже не мальчик, а мужчина.

Дабы скрыть улыбку, Джеймс прикусил губу, довольный тем, что Ян его разглядел.

— И ты теперь студент. Ну как, нравится?

— Знамо дело, — изрек Джеймс, стараясь говорить непринужденно. — Хочешь чаю?

— Я бы лучше выпил кружку эля, — ухмыльнулся Ян. — У меня давно не выдавалось свободного дня, а завтра утром возвращаться на службу. Я даже не переоделся, сразу приехал сюда. Раз ты уже мужчина, Джейми, давай повеселимся? Хотелось бы выжать из дня максимум!

— Эль однозначно лучше чая, — отозвался Джеймс, втайне радуясь повороту событий. Наверное, Ян и впрямь узрел в нем мужчину, коли выдвинул такое предложение. — Куда поедем?

Ян принял озорной вид.

— Ты когда-нибудь смотрел матч по боксу, Джейми?

Боксерский поединок проходил в поле за гостиницей, располагавшейся неподалеку от городской окраины. То, что Ян предложил туда поехать, даст Джеймсу возможность похвастаться новой повозкой.

Когда он заявился к каретникам, дабы купить двуколку, его мигом потянуло к ослепительному фаэтону с высокими сиденьями. К счастью, он взял с собой кузена. Увидев, что выбрал Джеймс, Энтони со смехом проговорил, что другого выбора от юноши девятнадцати лет он и не ждал.

Следуя совету Энтони, он за шесть пенсов купил простую, изящную и легкую повозку. Ездить — одно удовольствие. А одобрительное выражение Яна стерло все оставшиеся сомнения.

— Какая красота, — присвистнул он, вперившись в повозку благоговейным взором. — Держу пари, она очень удобная.

Когда конюх вывел новых гнедых из конюшни, Ян поразился еще больше. Он любил лошадей, а эти гнедые были красивой парой. В то время как конюх запрягал лошадей, Ян, что-то напевая, гладил их по мордам, а после того как привязали постромки, он плюхнулся рядом с Джеймсом на узкую скамью.

Они пустили лошадей рысью до Мейфэра, затем покинули город, направляясь в сторону сельской местности.

По пути они беспрерывно болтали, точнее, Джеймс болтал, рассказывая об университете, друзьях, эксцентричных педагогах, жизни в городе. Ему нравилось, что Ян с готовностью смеялся над самокритичными историями; Джеймс упивался его заинтересованным теплым взглядом.

— Ну а ты как? — справился Джеймс, стыдливо осознав: с момента отъезда он только и делал, что говорил о себе.

— У меня все превосходно, — с привычной легкостью откликнулся Ян, но Джеймс все равно ощутил недоговоренность. — Мой эскадрон разместится на севере, скорее всего, в Манчестере.

— Почему там?

— Ты наверняка слышал о политических беспорядках, — пожал Ян плечами. — Протесты и мятежи случаются сплошь и рядом. Нас посылают следить за порядком, — глубоко вздохнул он.

— Не вижу радости.

— А я и не рад. Я вступал в армию не для того, чтобы сражаться с англичанами. — После паузы он прибавил: — И уж точно не для того, чтобы сражаться с англичанками.

Джеймс, изумившись, задумался.

— По-твоему, будут сражения? — чуть погодя спросил он.

— Что-то вроде того. Равенства сторон точно не будет, — покачал он головой. — Сослуживцы постоянно напоминают, что я чудом выжил после случившегося с моим полком при Ватерлоо; говорят, я должен радоваться, что у меня не назначение, а лафа, но я так не считаю. От нас ждут, что мы прижмем к ногтю толпы соотечественников, — покачал он головой и тяжело вздохнул.

Джеймс никогда не видел Яна таким несчастным.

— Ты не думал продать патент?

— Я не могу, — затряс он головой.

— Почему?

Ян долго молчал, глядя перед собой. Джеймс мнил, что он не ответит, однако он пожал плечами и прошептал:

— От этого зависит честь семьи.

Откуда-то Джеймс знал: не стоит спрашивать, что Ян имел в виду. Он кивнул, погрузившись в молчание.

Невзирая на холод, на матч шло множество зрителей, причем настолько много, что по дороге не проехать. Пришлось замедлиться чуть ли не до прогулочного шага. Тем не менее они все же добрались до поля за гостиницей «Белый заяц». Джеймс остановил повозку в ряду других двуколок и карет за табличкой: «Все виды ставок».

— Сколько народа.

Джеймс с тревогой глазел на толпу.

— К счастью, у повозки высокая посадка.

Казалось, настроение у Яна улучшилось.

— Об этом я не подумал, — отозвался Джеймс.

— Мы далеко от первых рядов. Зато увидим бой.

— Тоже верно.

— Ладно, — хлопнул Ян в ладоши. — Пора выпить эля и перекусить! Жди здесь, я скоро вернусь.

Он выпрыгнул из повозки, пообещав воротиться с провизией, и побрел к гостинице «Белый заяц», где шла оживленная торговля. Джеймс развлекался тем, что следил за фиглярством безбрежной толпы кричавших, бранившихся мужчин из различных слоев общества: от джентльменов до цыган. Поблизости не виднелось ни одной женщины, царила атмосфера модного ныне равенства. Да здесь могло случиться что угодно.