— Не понимаю, — нахмурился Ян. — А пчел не должно отпугивать, что на цветке уже якобы сидит пчела и пьет нектар?

— Нет. Смысл в том, что трутни хотят с ним спариться! — прыснул смешком Джеймс.

Ян нахмурился сильнее.

— Подожди, ты говорил, что рабочие пчелы не спариваются…

— Это медоносные пчелы, — мотая головой, перебил Джеймс. — Растение привлекает пчел-отшельниц, а не тех, что делают мед или живут семьями.

— А-а, значит, трутень совращает лепесток…

— Правильный ботанический термин — «губа», — поправил Джеймс.

— Он спаривается с губой, — закатил Ян глаза, — и… что?

— К телу пристает пыльца, которую он уносит с собой. Орхидея таким образом размножается. Собственно, так и должно происходить, если рядом нужная разновидность пчел.

— Хитро, — ухмыльнулся Ян.

— Природа очень хитрая. Масса растений и животных что-то имитирует. Некоторые, как, например, офрис пчелоносная, притягивают к себе, другие отталкивают, чтобы хищники их не съели, третьи сливаются с окружающей местностью. Трудно понять, как такой вид появился среди обычных живых существ вроде букашек, полевых цветов, маленьких птиц, — улыбнулся он. — Конечно, многие скажут, что это часть великого божественного замысла.

— Ты тоже так думаешь?

Джеймс долго хранил молчание.

— Нет, по-моему, это слишком простой ответ. Хотя я считаю, что у всего есть причина. Я как ученый пытаюсь внести скромную лепту в выяснение причин.

Он снова обратил внимание на офрис пчелоносную и задумчиво нахмурился.

— Ты его выкопаешь? — через минуту спросил Ян.

Джеймс жевал нижнюю губу, как делал всегда, когда принимал решение.

— Я не выкапываю образцы, если в округе их мало. — Он вынул из сумки записную книжку. — Лучше зарисую, если ты не против подождать.

— Конечно, не против. С удовольствием посижу на солнце.

Пока Джеймс рылся в сумке, он растянулся на траве и откинулся на локти, задрал голову и зажмурился, наслаждаясь тем, что солнце припекало лицо. Казалось, за последние пять месяцев он провел в помещении больше времени, чем за предыдущие пять лет. Король не любил бывать на свежем воздухе.

Покуда он грелся в солнечных лучах, Джеймс делал набросок. Поначалу Джеймс сидел, подогнув под себя ноги, записную книжку положил на колени, но чуть погодя он лег на живот рядом с Яном, ладонью подпер подбородок.

Опосля Ян сел, дабы посмотреть работу.

— Неплохо, — сказал он, наклонив голову набок и рассматривая рисунок.

— Но и не хорошо, — сморщил Джеймс нос.

Много лет назад Джеймс говорил, что он не прирожденный художник, но он усердно занимался с учителем рисования, утверждая, что ученый должен уметь точно зарисовывать образцы.

— У меня бы и так не получилось, — заметил Ян.

— Это ни о чем не говорит. Ты и круг не нарисуешь. Груднички рисуют лучше тебя.

— Да как ты смеешь! — Ян, изобразив возмущение, пихнул Джеймса в плечо.

— Ай! — Джеймс чиркнул карандашом по листу с аккуратной зарисовкой. — Проклятый обалдуй! — с ухмылкой закричал он.

Отбросив записную книжку и карандаш, он накинулся на Яна, благодаря элементу внезапности завалил его на спину, после чего попытался подмять под себя.

Ян хохотал, пока Джеймс силился пригвоздить его к земле; смех, пришедший из глубины души, наполнил радостью, выражал счастье, нараставшее весь день.

— Сдавайся, негодяй! — горланил Джеймс.

Ныне он столь же высокий, как Ян, худой, жилистый, за последние годы раздался в плечах. Он крепко держал Яна за плечо и бедро. Но Ян тяжелее и умел сражаться, поэтому когда он угомонился настолько, что смог дать отпор, он перевернул его на спину так резко, что Джеймс страдальчески фыркнул, хватал ртом воздух и вместе с тем посмеивался.

— Нечестно! — ахнул Джеймс, сумев заговорить, в единственном слове бурлили мука и веселость.

— А ну, сдавайся, — нависнув над ним, тихо потребовал Ян. — Тебе не сбежать.

А потом случилось нечто странное. Вот они корчились от смеха, а в следующий миг что-то изменилось. Джеймс уже не хмыкал, а улыбался, в серых глазах блеснуло волнение. При виде нежности у него на лице дыхание сперло. Хуже того, член, прижатый к бедру, напрягся. Джеймс точно почувствовал, сколь он возбудился, приливший к щекам румянец страхи подтвердил. Ян зачарованно наблюдал, как расширялись черные зрачки, поглощали спокойную серую радужку. Они долго таращились друг на друга. Ян не мог отвести глаз, хоть и понимал, что должен. Дорогое любимое лицо друга (веселье уже сошло на нет) приковало к себе внимание, по телу упорно прокатывались волны желания, кровь быстрее побежала по жилам.

Они все еще пристально смотрели друг на друга, как вдруг со свистом, похожим на вдох, над окраиной леса взмыла дюжина птиц, отчего они перепугались и отскочили друг от друга. Несколько секунд спустя раздались голоса.

Они вскочили на ноги, отряхнулись. Джеймс как раз убирал принадлежности для рисования в сумку, когда из-за деревьев показались две дамы, скорее всего, гостьи Хартов, потревожившие птиц.

— Здравствуйте, — помахал Джеймс рукой.

Они помахали в ответ и тепло улыбнулись.

— Добрый день, дамы.

Как только они приблизились, Джеймс отвесил неуклюжий поклон: он никогда не обременялся изысканными манерами.

— Добрый день, мистер Харт, — молвила пожилая дама, дружелюбно кивнув ему и бросив на Яна любопытный взор. — Вы с другом тоже наслаждаетесь свежим воздухом, как мы с Агатой?

Юная барышня молчала, зато кинула на Джеймса застенчивый взгляд из-под ресниц, кой он совершенно не заметил.

— В такой чудесный день грешно сидеть дома, — отозвался Джеймс. Он указал на Яна, примолвив: — Позвольте представить вам моего друга, капитана Синклера. Представляете, он прибыл сегодня днем, притом весь день ехал верхом, но все-таки согласился прогуляться со мной до Шипли Эджа.

— Вы даже чаю не выпили? — с насмешливым изумлением спросила пожилая дама. — Какое геройство!

Все вежливо засмеялись; знакомство прошло как полагается. Пожилая дама, миссис Лэмб, дружила с матушкой Джеймса. Выяснилось, что с матушкой Яна она тоже знакома. Она радушно справилась о здоровье миссис Синклер. Юная дама, мисс Кирк, оказалась племянницей миссис Лэмб. Когда Джеймс предложил прогуляться по лесу, дамы с радостью согласились.

Ян быстро подал руку миссис Лэмб — хоть он и имел репутацию законченного вертопраха, он всегда старался избегать компании барышень на выданье, которые могут искать мужа. Только после того, как они двинулись в путь, Ян осознал, что совершил ошибку. Решение привело к тому, что всю обратную дорогу он волей-неволей наблюдал за тем, как Джеймс сопровождает мисс Кирк, девицу, извлекавшую выгоду из каждой секунды.

Ян хмуро смотрел, как Джеймс вел ее по неровной дорожке, кисло отметил, сколь тяжело она опиралась на его руку. Когда они перебирались через перелаз на границе с лесом, она попросила Джеймса снять ее с деревянной лестницы, хотя всего несколько минут назад спускалась без посторонней помощи. Ян с трудом не закатил глаза. Миссис Лэмб хоть и старше племянницы на три десятка лет, но все же сумела спрыгнуть, со смешком отказавшись от помощи.

Кирк действовала на нервы. Яна выводило из себя то, что говорила она тихо, с придыханием, приближалась губами к уху. Беспомощность явно напускная. Тогда как она спотыкалась о корни, что есть мочи вцепившись в Джеймса, тетушка поведала Яну, что девица была лихой наездницей, для которой гнать бешеным галопом кобылу Артемиду по длинным нортумбрийским пляжам — это пара пустяков.

Наконец они вернулись домой. Миссис Лэмб заявила, что им с мисс Кирк надобно прилечь перед ужином, не обратив внимания, что сие разгневало племянницу. Они оставили Яна с Джеймсом в коридоре, там, где они стояли несколькими часами ранее.

— «Прилечь», — презрительно передразнил Ян, едва дамы удалились. Джеймс тихо хохотнул, и он прибавил: — Эта особа так повисла у тебя на руке, я думал, она ее оторвет.

— Ты несправедлив, — пожурил Джеймс. — Она очень славная.

— Мои сестры так себя не ведут, — не унимался Ян. — Твои тоже.

Джеймс лишь пожал плечами.

— Если кому-то и надо прилечь перед ужином, так это тебе, иначе к восьми вечера ты уснешь.

— Наверное, ты прав, — сознался Ян, потерев шею. После долгой поездки плечи и бедра ныли. — Перед ужином надо вздремнуть.

Джеймс улыбнулся, приняв тоскливый вид.

— Жаль, я не могу пойти с тобой.

Ян вперился в него ошарашенным взглядом, в голову потоком хлынули образы: Джеймс подходил к нему, лежащему на кровати, походя развязывал платок; Джеймс ложился на него, уткнувшись твердым членом в бедро; Джеймс с нежностью смотрел на него серыми глазами, опаляя дыханием губы…

— Что ты сказал? — еле слышно молвил Ян.

Что у него с голосом? Слова прозвучали по-дурацки, оторопело.

— Жаль, я не могу вздремнуть, — обыденным тоном отозвался Джеймс. Видимо, он не заметил, что Яна захлестнула волна желания. — Я бы не отказался прикорнуть, но мне надо сделать записи об офрис пчелоносной, пока все свежо в памяти, и я обещал маме прийти в гостиную пораньше, чтобы перед ужином развлечь барышень.

Ян откашлялся и натянуто улыбнулся.

— Ясно. Ну что ж, занимайся своими делами. — После паузы он добавил: — Извини, что испортил рисунок.

Сказанная глупость напомнила о борьбе в траве, о болезненно напрягшемся члене, прижатом к бедру. От воспоминания щеки вспыхнули — господи, он что, покраснел?

Ежели так, то Джеймс внимания не обратил.

— Не беда. Все равно он был плохим. Тем более что мисс Кирк согласилась завтра зарисовать цветок. Она превосходно рисует.

Так и подмывало поглумиться, но каким-то чудом Ян сдержался, сказал, мол, какое счастливое совпадение, что мисс Кирк умела рисовать, после чего отправился в опочивальню, в ушах звенело пожелание «сладких снов» от Джеймса.

Сны ему не снились вообще, ни сладкие, ни какие-то другие. Два часа он таращился в потолок, снова и снова воскрешая в памяти минуты, проведенные в траве, гадая, послышался ему ответ Джеймса или нет.