— Что ты попробовал? — с любопытством осведомился Ян.

Джеймс на него не глядел. Смотрел перед собой. Лицо, если судить по профилю, было задумчивым, чуть отрешенным. Словно он замкнулся в себе.

— Чаще всего мы живем, не сознавая, сколь мы малы и ничтожны. Не видя, какой мелкий фрагмент жизни на земле и в истории мы собой представляем. До чего хрупко человеческое тело, как легко его сломить. — Он посмотрел на Яна. — Несколько лет назад я плавал до Ирландии. Было жутко. Начался шторм, нас швыряло из стороны в сторону. Я думал, мы умрем. Впоследствии я поделился с капитаном, и он счел это ужасно смешным. — Джеймс горестно улыбнулся. — Во время шторма я вышел на палубу, волны были огромными. Куда ни глянь, кругом вода. Помню, заметил, что в небе парит моевка, и представил, как мы выглядим с высоты. Какой крошечной ломкой плетушке я доверил свою сохранность. Кошмар.

— И ты рад, что это попробовал? — вскинул Ян бровь.

— Как ни странно, это помогло раскрепоститься, — хохотнул Джеймс. — В том, что жизнь хрупка, есть толика грусти, зато я понял ценность своей маленькой жизни. Если я не извлеку из нее максимум пользы, если не буду делать то, что меня радует, выберу удобства, тогда я… останусь ни с чем. Умру, так и не пожив. — Он грустно улыбнулся. — Тогда я окончательно решил, что никогда не женюсь. Как только очутился дома, я сказал матери. Я уже рассказывал?

— Ты говорил, что принял решение, но причин не называл. Как ты ей рассказал?

— Она разглагольствовала про барышню, с которой хотела меня познакомить, а я сказал, что у меня нет ни намерений, ни желания вступать в брак с любой женщиной, — пожал Джеймс плечами. — Можешь себе представить, как она огорчилась, но она поняла, что я не передумаю. — Чуть позже он задумчиво добавил: — Иногда мне кажется, что она знает о моих… предпочтениях, но, естественно, мы их не обсуждали.

А вот Ян с отцом обсуждали.

«Содомит навсегда останется содомитом».

Раздался низкий грозный рокот. Они вскинули глаза на зловещее небо.

— Видимо, дождь все-таки начнется.

Едва Ян договорил, черные тучи заволокли небо. Снова донесся раскат грома, упали первые капли дождя, разбиваясь о навес из листьев.

— Похоже, будет ливень, — изрек Джеймс. — Надо укрыться. Идем, неподалеку есть место.

Он повел Яна по дорожке, по которой они пришли, только вместо того, чтобы пойти к колокольчиковому пролеску, он выбрал змеившуюся влево тропку, заросшую, почти неразличимую; она вела к еще более поразительному пролеску, чем тот, что с колокольчиками, ибо здесь стояла махонькая белая хижина с аккуратной соломенной крышей. Ян не стал спрашивать, кто здесь живет. Хижина слишком красивая и ухоженная, а лес уединенный — скорее всего, это не более чем богатейская придурь.

Ян укрылся от проливного дождя под притолокой входной двери, тогда как Джеймс ринулся за хижину, а полминуты спустя торжественно вернулся с ключом.

— В прошлый раз Кейт показала, где он лежит. — Он вставил ключ в замок и отпер дверь. — Не ударься головой, — предупредил он и нагнул голову, входя в хижину.

Внутри тоже было красиво. Эдакая фантазия состоятельного человека о скромной жизни: все простое, но очень удобное. Кресла с ушами возле камина наводили на мысль о приятных вечерах у огня. Ян вообразил, как влюбленные вкусно ужинали за крепким дубовым столиком у окна, куда они с Джеймсом положили мокрые шляпы.

Похоже, к гостиной примыкала комната. Из любопытства Ян сделал несколько шагов и распахнул дверь, замер в дверном проеме при виде на удивление роскошной кровати, застеленной синим шелком, что господствовала в крошечной опочивальне.

— Кейт говорила, у отца Эдварда была любовница, — произнес Джеймс, стоя у него за спиной. — Они встречались в этой хижине. По словам Кейт, никто не знал, кто она такая.

— Может, любовница была любовником, — пробормотал Ян. — Может, поэтому он и осторожничал.

— Я задавался этим вопросом, — сознался Джеймс. Помолчав, он примолвил: — Вчера миссис Поттс сказала, что мать Эдварда безвылазно обреталась в Лондоне, а отец жил в Холмвелле. Она намекнула, что у мамы Портер в любовниках ходило пол-Лондона, а папа Портер вел здесь целомудренный образ жизни. Мне стало любопытно, знала ли она об этом месте.

— Мама Портер или миссис Поттс? — оглянулся Ян через плечо.

— Обе, — улыбнулся Джеймс.

Ян взирал на синее раздолье огромной пустой кровати.

— Вероятно, они заключили соглашение. Многие супружеские пары очень прагматичны.

Отчего-то в памяти всплыли слова Джеймса: «...если не буду делать то, что меня радует, выберу удобства, тогда я… останусь ни с чем. Умру, так и не пожив».

Отец Эдварда виделся здесь с любовницей или с любовником, но судя по тому, что Ян видел, человек был любимым. С этим человеком он старался укрыться от мира, создать надежно спрятанный кокон.

К горлу вдруг подкатил соленый ком. Он тяжело сглотнул, глядя на кровать, сознавая, что Джеймс стоит рядом, смотрит на него.

Навалилась тоска, столь же внезапная, как ком в горле, и столь же незваная.

Он убедил себя, что поедет в Холмвелл, чтобы все исправить, помириться с Джеймсом. Возможно, попробовать разорвать незримую нить.

Однако сейчас он уразумел, что все гораздо сложнее, что связаны они не одной нитью, а тысячами спутанных нитей.

Чтобы разорвать нити, извинений мало. Никакому прощению в мире это не под силу. Только острый клинок перережет их одним взмахом. Или… это возможно?

Казалось, буря, бушевавшая снаружи, хлеставшая по оконцам безжалостным дождем, бушевала у него в сердце, переворачивала душу, дурманила голову. Что делать: освободиться от нити, что связывала их с Джеймсом, или… это возможно?

Это так рискованно, можно выдать себя сотней способов. Ян всегда считал, что публичный позор хуже смерти, и это правда, разве нет? Он обязан думать не только о себе. О семье он тоже обязан думать. О людях, доверивших ему защиту семейной чести. Он не мог их предать. Хватит и того, что он уволился из армии. Он как минимум должен поехать в Индию и служить своей стране.

«Господи».

Он развернулся, заметив испуг у Джеймса на лице, схватил его за плечи и пихнул к стене.

— Я не могу, — произнес он, точно слова из него вытягивали. — Я не могу тебя получить, но и отказаться от тебя не могу, — застонал он, стукнувшись лбом о стену. — Мне нельзя тебя любить.

— Ты меня не любишь, — напрягшись, отрезал Джеймс.

— Люблю, — прошептал Ян. — И это сводит меня с ума, Джейми.

На миг повисло глубокое молчание.

— Нет, — затряс Джеймс головой. — Нет, вот что ты любишь. — Он провел ладонью по начавшему наливаться члену, отчего тот набух сильнее, а Ян зашипел. — Как только ты это получишь, ты захочешь, чтобы тебя выпустили на свободу, чтобы я ничего не требовал.

Дабы подчеркнуть мысль, Джеймс с нажимом водил ладонью вверх-вниз. Ян пытался сопротивляться.

— Джеймс, пожалуйста, я…

Но Джеймс безжалостно его заткнул: схватив за шею, дернул на себя и впился в губы жарким яростным поцелуем.

Он шустро кружил влажным языком, беспощадно прижимался стройным крепким телом. Терпеть бешеное желание, вызванное поцелуем, почти нет мочи. Ян не хотел этого, но нуждался, как утопающий нуждается в воздухе. За бедра он притянул Джеймса ближе, застонал ему в рот, отдавшись поглощающему поцелую, но Джеймс с силой его отпихнул.

С минуту потрясенный злой Джеймс стоял, тяжело дыша, затем судорожно заговорил:

— За что ты так со мной, Ян? Ты не уймешься, пока не погубишь меня?

Ян задохнулся, словно получил солидный удар в живот. Поначалу он лишь таращил глаза, но стоило Джеймсу отвернуться, он попытался его перехватить.

— Джейми, пожалуйста, неужели ты правда считаешь, что я хочу тебя погу…

По пути к выходу Джеймс взял со стола шляпу и рывком распахнул дверь. Дождь лил как из ведра, снова грянул гром, оглушительный и зловещий.

— Джейми, пожалуйста.

Ян схватил его, но Джеймс с изумленным стоном вывернулся.

— Не ходи за мной. Больше никогда за мной не ходи.

После этого он выбежал под ливень.

Прошлое

1822 год