Уильям Грей подошел к жене, она замолчала и повернула голову. Увидев Люси, тетя просияла.
— Вот и твой отец, Дэвид, а с ним… кто бы ты думал — Люси! Я же говорила тебе, что она приедет! Люси все такая же, нисколько не изменилась.
Тетя встала, обняла Люси и слегка отстранилась, в глазах ее блеснули слезы.
— Выглядишь хорошо. Дэвид, она чудесно выглядит! Вот только еще больше похудела. Ты что, там, в Лондоне, совсем не ешь? Дядя накормил тебя по дороге сюда? Я велела ему, чтобы ты сначала пообедала, — знаю я эти поезда — в них не найдешь ничего, кроме сандвичей да хрустящего картофеля. Вот в прежние времена существовал специальный вагон-ресторан, и в нем подавали обед из трех блюд и сервировали стол серебром. Но дни эти миновали, и все изменилось!
— Мы зашли в ресторанчик по дороге и заказали по блюду сыра с пикулями и салатом.
— И все? Ты слышишь, Дэвид? Ну как же это похоже на твоего отца! Уильям Грей, тебе надо было отвести ее в местечко получше! Кусок сыра с хлебом может сойти за еду только для мышки!
— Она сказала, что не хочет есть!
— А тебе не надо было обращать на нее внимания!
Люси перестала их слушать и подошла к постели Дэвида. При взгляде на него ей захотелось зареветь во весь голос — вся голова в бинтах, открыто только лицо. На чисто выбритых щеках нет и следов щетины, а Люси знала, что Дэвид нуждался в ежедневном тщательном бритье. Как-то раз он не брился целую неделю, потому что ездил на дальнее пастбище, и вернулся оттуда уже с небольшой бородкой.
Его мать посмотрела на племянницу.
— Поздоровайся с ним, Люси. Он тебя услышит, так утверждают врачи. А то, что он нем и недвижим, так это ничего не значит. Дэвид, ведь ты знаешь, что Люси здесь, и ждешь, что она заговорит с тобой?
Рука его лежала поверх одеяла — рука труженика с коротко остриженными ногтями, привычная к тяжелой деревенской работе. Люси легонько дотронулась до нее и прошептала:
— Привет, Дэвид, это я.
— Назови себя, — попросил дядя. — Скажи, что ты Люси.
— Ему и так это известно, — вмешалась тетя. — Я же сообщила ему, что она приехала. Да и не нуждается он в этом — уверена, Дэвид узнал ее голос сразу, как только услышал. Люси, ну мы пойдем, выпьем по чашке чаю, а ты поговори с ним.
Люси кивнула и, дождавшись, когда закроется дверь, взяла Дэвида за руку.
— Извини, что я приехала так поздно. Твой отец позвонил мне лишь вчера.
Звонок Уильяма Грея едва не вызвал у нее шок. Люси была на работе и, подняв трубку, никак не ожидала услышать взволнованный голос дяди. Она сразу поняла, что новости плохие, иначе он не стал бы беспокоить ее в такое время.
— Я примчалась, как только смогла, — добавила Люси. Видеть его лицо с застывшими чертами было просто невыносимо.
Люси подумала, что так мог выглядеть мертвый Дэвид, и от этой мысли содрогнулась. Может, он умирает? Что, если аппарат, поддерживающий его жизнь, отключат?
— Дорогой, проснись же!
Девушкой овладела тревога. Она боялась прикоснуться к его лицу, а потому прижалась лбом к руке Дэвида и поцеловала ее. Вопреки ожиданиям кожа оказалась теплой. Тогда Люси прильнула губами к его кисти и почувствовала слабые удары пульса.
— Проснись же, Дэвид! — прошептала она, удостоверившись, что жизнь сохраняется в нем. Но ответа, конечно же, не последовало, да она и не ожидала его услышать. Дэвид оставался в таком положении с того самого момента, как попал в автокатастрофу, где получил многочисленные ранения головы. Потребовалась немедленная операция, которая хотя и уменьшила внутричерепное давление, во всяком случае как сказал ей дядя, но в сознание его все равно не вернула.
Сама мысль о смерти Дэвида казалась Люси чудовищной. Они росли вместе и были ближе близнецов. И когда-то, еще совсем недавно, Дэвид занимал в жизни Люси главенствующее место.
Дверь в палату открылась, и она подняла голову, все еще не выпуская его руки из своей.
— Вы, должно быть, его кузина. — Голос вошедшей женщины звучал очень приветливо — Здравствуйте, я ухаживаю за ним днем. Меня зовут сестра Глория.
Люси робко улыбнулась в ответ.
— Здравствуйте.
— Как вы его находите? — На нее смотрели проницательные карие глаза. — Наверно, нелегко увидеть Дэвида таким, но состояние его стабилизировалось, и за последние два дня не произошло никаких ухудшений.
— Значит, ему лучше? — с надеждой спросила Люси.
— Ну не совсем так. Главное, что ему не хуже, а это, поверьте мне, уже обнадеживает.
Видя, как сникла Люси, медсестра добавила:
— А кроме того, в любую минуту может наступить улучшение. Миссис Грей очень помогает ему, а теперь и вы приехали. Продолжайте говорить с ним. Дэвиду очень нужна любая стимуляция мозга, все то, что заставляет его работать.
После ухода сестры Люси снова взяла Дэвида за руку.
— Тебе она нравится? — спросила девушка. — У нее очень милое лицо и приятный голос. Она сказала, что бреет тебя каждый день. И делает это очень хорошо — почти так же хорошо, как и ты сам.
Вскоре вернулись родители — как раз в тот момент, когда Люси сообщила Дэвиду о том, что начался дождь.
— Надо же, в Лондоне такая чудесная погода, но стоило мне приехать сюда, как пошел дождь! Удивительно, что у всех нас еще не выросли плавники да жабры с таким-то климатом!
Они еще немного посидели и поболтали возле кровати Дэвида, не забывая обращаться и к нему, так что Люси в конце концов почти поверила в то, что он может в любую минуту вмешаться в их разговор.
Между тем стемнело, и Милли Грей сказала:
— Уильям, тебе, думаю, пора отвезти Люси домой. Она сегодня проделала длинное путешествие, и ей надо хорошо отдохнуть.
Люси не могла отрицать усталости — веки слипались, и ей едва ли не каждую минуту приходилось сдерживать зевоту. И все же она запротестовала:
— Я останусь, а вдруг он как раз сейчас очнется!
— Ну не можешь же ты все время здесь находиться, — сказала тетя Милли. — Это страшно утомляет — знаю по себе. А чтобы помочь Дэвиду, надо быть бодрой и, значит, нормально спать. Я тоже приду домой, но попозже. Вот только пожелаю ему спокойной ночи и приду. А завтра утром мы все сюда вернемся.
Люси уснула прямо в машине дяди и проснулась, только заслышав лай собак.
— А я-то уж решил, что мне придется на руках нести тебя в постель, — сказал Уильям Грей. — Милли права. Ты едва держишься на ногах.
— Пожалуй, я сразу лягу, — зевнула Люси — Есть я совсем не хочу.
— Ты и раньше так говорила, — напомнил дядя, отпирая тяжелую дубовую дверь. — Слушай, давай сделаем так — ты разденешься и заберешься в кровать, а я принесу тебе горячего шоколада и сандвичи. Ну как, согласна?
Девушка обняла его.
— Ох, как же я по вам по всем скучала, как здорово снова оказаться дома!
В его глазах промелькнула грусть, и Люси поняла, о чем он думает. Не дожидаясь ответа, она побежала вверх по скрипучей лестнице, вдыхая знакомый и такой родной аромат мебели, натертой пчелиным воском.
Дом был отнюдь не огромным, но солидным и выстроенным на совесть. Сложенный из местного камня и глины, он располагался так, чтобы препятствовать ветрам, постоянно дующим с холмов. Со всех сторон его окружали высокие деревья и каменные стены. Ферма ни разу не переходила из рук в руки и принадлежала одной семье с момента своего основания, то есть с семнадцатого столетия. Из поколения в поколение семейство Грей имело если не богатство, то во всяком случае достаток. Они держали овец, несколько свиней, гусей, лошадей и кур, и этого им вполне хватало для безбедной жизни.
Мебель была старой, но хорошо сохранившейся. Дыры в занавесках если и появлялись, то заштопывались незамедлительно. А поскольку на чердаке всегда хранились предметы мебели, которые время от времени в соответствии с новой модой извлекались на свет божий, то покупать что-либо из обстановки практически не приходилось.
Комната Люси выходила окнами во фруктовый сад и располагалась в торце дома, где было четыре спальни. Девушка быстро разделась и забралась в постель — как оказалось, в родном гнезде было куда холоднее, чем в ее столичном доме с центральным отоплением.