Вера в справедливое правосудие окончательно покидала Эфраима. Он не может уже ничем помочь своему отцу. Как не может и облегчить его участь. Получил ли он сегодня прощение — нет. Убил ли он своего родного отца, бросив его — да.

Считалось что в центре мира находилась страна сынов Израиля. Святой город Иерусалим находился посередине этой страны. А храм Господа в центре Иерусалима. И святая святых по среди того храма, за пурпурным занавесом. Там было темно и пусто, и только из пустого пола вздымался необтесанный камень — обломок скалы Шетия. Камень, на котором в храме Соломона стоял ковчег Завета. Здесь, как утверждали иудеи, и обитает их Господь, которого они именовали Ягве — Предвечный незримый бог.

Веками иудеи противостояли захватчикам и угнетателям — Вавилон, Египет, царство Селевкидов. Разве не были они когда-то такими же мощными государствами, как и Рим? И всё-таки Иудея против них устояла. Что может сильнейшая армия мира перед дуновением уст божьих? Оно развеет их солдат, их легионы и сбросит в воды все их орудия и тараны..

Но теперь в мире правил Рим, со своими законами и правилами. И не стоило играть с ними. Они сильны, их легионы неисчислимы, и нет никого, кто мог бросить им вызов. А Иудея, страна освященная самим Господом, ныне осквернена этими римлянами, как проказой и пожираема червями.

Разве не чудовищно, что тех, с кем сам Господь бог заключил союз, в их родной стране, в родном доме только терпят, а римские свиноеды в ней хозяева? Бог уже не в стране Израиля — теперь Бог в Италии.

Но в последнее время в Иудее появилось огромное количество так называемых «пророков», заявляющих о скором приходе мессии и его освободительном и очистительном царстве.

— Да, у Рима есть мощь, — заявляли они. — Но она уже проходит, ибо Рим поднял свою дерзкую руку на самого Бога и его избранника, его наследника — Израиля. Иудеи могут вынести нужду и угнетение, но не выносят несправедливость. Они прославляют каждого, даже своего угнетателя, когда он восстанавливает их право. Но когда, они идут против законов и обычаев, терпение сынов Израиля не бесконечно.

— Время Рима проходит, а царство мессии впереди — оно восходит. Мессия придет сегодня, может быть завтра. А может быть, он уже пришел.

— Их нужно растоптать, уничтожить и вытравить. У них есть войска, их жалкая «техника». Их можно совершенно точно исчислить — их легионы: в каждом десять тысяч человек, десять когорт, шестьдесят рот, и к ним шестьдесят пять орудий. И пусть они везут свои легионы на кораблях через море и ведут их через пустыню. У Израиля есть незримый Бог и его неисчислимое воинство. Он безлик, его нельзя измерить. Но от его дыхания рассыпаются в прах осадные машины, и легионы истаивают в ветре.

Такие речи нынче можно было услышать повсеместно. Но Эфраим пытался держаться подальше от всего этого, не вмешиваясь ни во что. Он собирался переждать эту бурю.

Возвращаясь обратно уже под слякотным серым дождем, Эфраим не чувствовал ни этого дождя, ни мягкой глины, налипшей на обувь. Слезы вновь набежали ему на глаза, но он не вытирал их. И они заструились по его слегка отекшим щекам. «Прости, отец. Наше время еще не пришло. Бог теперь в Италии».

Город Сепфорис, Галилея, 2 год н. э. (За месяц до Явления в пустыне)

Если посмотреть на карты Израиля, то можно увидеть, что самой южной его частью является Идумея. Чуть выше нее центральная часть всего Израиля — Иудея со святым городом Иерусалимом. Западнее нее располагается Самария. А на самом севере — Галилея. За Иудейской пустыней и рекой Иордан — Перея. Все эти области и составляют страну сынов Израиля.

Стояла ясная расцветающая весна. С верхних гор дул легкий свежий ветер. И вот уже день подходил к своему логическому концу, уступая место прохладному вечеру, готовясь отойти в сторону перед непроглядной тьмой ночи.

И в этой легкой тьме по улицам города Сепфорис брел Иуда, сын того самого Езекии, который некогда во главе разбойничьей шайки разорял всю страну. Ироду с большим трудом удавалось удерживать его в повиновении. Но теперь уже нет в живых ни того, ни другого.

Как ни странно, но Иуда совсем не волновался, и даже не испытывал дрожи в коленях, идя на сегодняшнюю встречу. А стоило бы. Одно слово и его отправят на каторжные работы, где он сгниет, или же сразу распятие на крест.

После смерти царя Ирода страна осталась без своего правителя. Его сын Архелай, который по последнему завещанию Ирода должен был занять трон, отбыл после праздника пасхи в Рим, для утверждения своего права на него. Вслед за ним отправился и Антипа, еще один из сыновей Ирода.

А в саму Иудею, для опечатывания казны Ирода и занятия стратегически важных иудейских крепостей, был отправлен Сабин — сирийский уполномоченный императора, заведующий в качестве квестора всей финансовой частью в Сирии. И для этого ему был выделен один легион из трех имеющихся у Публия Квинтилия Вара — римского наместника в Сирии.

Прибыв в Иерусалим, Сабин первым делом занял царский дворец и отправил всем начальникам гарнизонов и всем чиновникам требование отчета о состоянии дел, и предоставил им по личному усмотрению распоряжаться судьбой укреплений. Область Галилея была отдана в распоряжение Клавдия Фракийца, который и пригласил сегодня на встречу Иуду. И явно не для того, чтобы тот растер ему ноги.

Это было связано с последними событиями, происходящими в Галилее после отъезда Архелая и Антипы в Рим. В прошлую субботу, придя в главную синагогу, евреи увидели у входа начальника греческого отряда со своими солдатами, приносившего в жертву птиц.

Такие жертвы приносились обычно прокаженными, а излюбленное издевательство над евреями состояло в том, что им приписывали происхождение от египетских прокаженных. Служители синагоги предложили грекам поискать для своего жертвоприношения другое место, пытаясь решить всё миром.

Греки же нагло отказались, заявив, что миновали те времена, что были при царе Ироде, когда евреи могли орать на них, и указывать, что делать. Несмотря на все притеснения на евреев со стороны римлян и греков, но всё же при царе Ироде был порядок, а теперь никто ничего не боялся.

Наиболее вспыльчивые из евреев, не пожелавшие оставаться больше зрителями дерзкой издевательской проделки греков, попытались силой отнять у них жертвенный сосуд. Блеснули кинжалы, ножи. И возглавлял их Иуда, призывавший к освобождению и восстанию евреев.

— Одно присутствие необрезанных уже оскверняет нашу страну, — возвещал он с пылкостью фанатика, обвиняя во всем правящую греко-римскую систему. — Вы избраны служить Богу, и не можете поклоняться этому римскому свиноеду.

— Их войска дерзко попирают плиты наших храмов. Неужели вы дадите чужеземцам отнять благословение, предназначенное вам самим Богом, чтобы они устраивали бои гладиаторов и травили нас дикими зверями?

Он яро призывал собравшихся у храма к бунту, вдохновляя их своими речами. Его захлестнула сладостная эйфория собственной значимости. И толпа евреев ринулась на небольшой отряд греков, забрасывая их камнями.

— Не склоняйтесь перед ними в раболепии. Смерть грязным свиноедам. Смерть!

— Смерть! Смерть! Смерть!

— Не заражайтесь их трусостью. Смерть! — он чувствовал, что его уносило куда-то, но не мог остановиться. — Требуйте свободы. Не сдавайтесь, и боритесь за освобождение. Убивайте трусов! Убивайте римлян!

Произошла очередная резня, которые в это время творились по всей стране — Галилея, Иудея, Идумея, Самария — по всему Израилю зарождались маленькие очаги недовольства. И сирийский уполномоченный императора в Иудее — Сабин — явно не мог этого остановить.

И всё больше становилось недовольных, которых римский кулак усмирял. Терпение не было вечным, даже у Бога. Что уж говорить о евреях, которым дали свободу действий. Сначала с опаской, а затем не видя сопротивления, они всё больше выступали в открытую против Рима, требуя автономии.