— Мне ничего не кажется. Я не страдаю ни от склероза, ни от амнезии…

— Безусловно, нет, — на сей раз Людовик охотно с ним согласился. — Ваш недуг зовет иначе.

Майкл покраснел, не от смущения — от обиды.

— Мой недуг? — повторил он раздраженно. — Я здоров, слава богу!

— Еще скажите, будто вам не снятся цветные сны, — насмешливо обронил человек напротив.

Румянец Майкла стал жарче, гуще залив его щеки и слегка коснувшись липкого от испарины лба. Украдкой оглянувшись и убедившись, что никто их не пытается подслушать, парень нагнулся над столешницей и сердито прошипел:

— Вы того… потише говорите о таком… сами не понимаете, что ли?!

Людовик только пожал плечами.

— Понимаю, потому и сетовал на… хм… малолюдность. Когда вокруг полно народу, никто ни на кого не обращает внимания. Но вернемся к моему вопросу… вам что, не снятся порою особенные сны? Вы понимаете, о чем я.

Парень досадливо свел брови, отводя взгляд. Молодому человеку не хотелось смотреть в эти черные ироничные глаза… их обладатель, возможно, и не был сумасшедшим в прямом смысле слова, но беззаботность, с которой он говорил о запретном, намекала на безумие… или, по меньшей мере, на опасное легкомыслие. И при этой мысли Майклу становилось не по себе.

«Но ведь он угадал» — пронеслось в голове.

Да, Людовик попал в точку: Майклу и правда нередко (почти каждую ночь) снились цветные сны. Эти наполненные красками грезы тяготили его… бывало, он просыпался среди ночи с учащенным сердцебиением и странной давящей тяжестью на сердце… и еще — с мучительной головной болью. А утром, когда робкий розовый свет проникал в его комнату, Риверс с облегчением понимал, что мир вокруг снова прежний, красно-черно-белый… спокойный мир. Настоящий и единственный.

Людовик пристально смотрел на него, Майл чувствовал его взгляд, даже не поднимая головы. Парня так и подмывало спросить в лоб, с прямолинейным простодушием: чего, мол, пялишься, я не девица на выданье, чтоб мною любоваться… И он почти спросил… стушевался в самый последний момент. Вопрос замер у него на губах, и Риверс ограничился тем, что воззрился на Клондайкса с точно такой же бесцеремонностью. Правда, созерцать хорошо вылепленное, с черной блестящей кожей лицо собеседника было не слишком приятно. Да и желаемого эффекта Майкл все равно не добился. Людовик намека не понял и продолжал изучать своего визави с прежним беззастенчивым вниманием.

— Я не хочу говорить об этом, — натянуло проговорил Майкл. С каждой минутой ему становилось все неуютнее в компании Людовика. — Сны от нас не зависят.

— Спорная тема, но не столь уж актуальная… сейчас. Но подумай сам, раз тебе снится многоцветный мир — значит, твой мозг откуда-то знает, как выглядит реальность, в которой существуют не только три цвета?

— Говорите потише! — рассердился Майкл. — Если вам плевать на последствия, то мне — нет!

— Ты сам привлекаешь к нам излишнее внимание, — равнодушно заметил мужчина.

Он был прав — последнее восклицание Майкла услышали за соседними столиками, и теперь на собеседников с любопытством косились.

— Поменьше эмоций, и все будет отлично, — продолжал Людовик. — И не уходи от разговора.

— А чего это вы со мной на «ты»? — вдруг сообразил Майкл и сразу набычился. — Я вам не мальчик!

— Просто хочу убрать официоз. Ты тоже можешь обращаться ко мне по-дружески…

— Ну, ладно, друг мой, — холодно и язвительно откликнулся Риверс, которому все это изрядно надоело. День был непростым, выматывающим, и парень уже несколько часов мечтал о диване и телевизоре… и парочке бутылок пива. Разговоры по душам с безумным незнакомцем в планы никак не входили. — Буду откровенен: мне плевать, во что верит мое подсознание. Главное, что я вижу вокруг. А вижу я трехцветный мир… и другой мне не нужен.

— Не нужен ли? Такой мир был бы интереснее… разве нет? Этот мрачен и скучен…

Майкл с досадой пожал плечами:

— О, я знаю эти байки… и вообще, я понял, кто ты.

— Ну и кто же?

— Сектант, вот кто. Вас много развелось последнее время.

— Вот как? — Людовик выглядел позабавленным. — Сектант, значит? Ну-ну…

— Вот именно! — подчеркнул Майкл, выпрямляясь. Глаза его лихорадочно блестели. Теперь, когда он, казалось, «раскусил» собеседника, ему сразу полегчало. — Я слышал все ваши сказки… о том другом мире, таком прекрасном… что в нем прекрасного? У меня от снов… ТАКИХ снов… всегда болит голова… потому что невозможно жить, когда тебя окружает столько ярких красок. Просто свихнешься!

— Что ж, утешься — эти сны будут сниться все реже, — сухо заметил Людовик, допивая кофе одним большим глотком. Он помрачнел, словно собеседник ужасно разочаровал его своим ответом.

— Скучать по этим снам я не буду, — криво улыбнулся Майкл. Он уже покончил с пирогом и допил кофе. Разговор откровенно тяготил его, а иных причин оставаться в кафе как будто не осталось. — Хотя сомневаюсь, что мои сновидения прекратятся вот так вдруг.

— Не вдруг. Ты привыкнешь к этому миру, вот и все.

Майкл зло усмехнулся:

— Ну да. С чего это я к нему привыкну? 30 лет не мог привыкнуть, и вот свершилось!

Людовик с жалостью посмотрел на него:

— Ты тут не 30 лет, отнюдь. Ты совсем… новенький, если можно так выразиться.

— Что за бред?! — пробормотал молодой человек, тряхнув головой. Он попытался выдавить из себя смешок, но тот прозвучал неубедительно. Слова Людовика пробудили в памяти Майкла какое-то смутное ускользающее воспоминание… и эта зыбкая тень прошлого тревожила его.

— Это не бред. Ты раньше, до недавнего времени, жил в нормальном полноцветном мире — том, что снится тебе. Эти сны — они сродни воспоминаниям… но воспоминания постепенно сойдут на нет… сотрутся.

— Побыстрей бы… — побелевшими губами пробормотал парень, оттягивая ворот рубашки, тот начал душить его.

— Ага, ты веришь мне? — ликующе сказал Людовик. Прищурившись, он всматривался в побледневшее и потное лицо Майкла. — Ты веришь, что я говорю правду… ты почти ПОМНИШЬ, я угадал?

Эти слова вывели парня из оцепенения. Майкл мог сомневаться, во что именно верит, но он точно знал, что помнит… и помнил он отнюдь не полноцветную мифическую реальность, а годы и годы, проведенные в красно-черно-белом мире.

«Как будто существует другой!» — едко подумал молодой человек, а вслух сказал:

— Нет, ты не угадал, — произнес он со сдержанным торжеством. — Я помню свою жизнь, все ее детали, все события… кроме, разве что, самых ранних.

— Это ложные воспоминания, хотя в какой-то мере и связанные с истинными, — последовал уверенный ответ.

— Удобная позиция, ничего не скажешь! — с сарказмом проговорил Майкл. — Ты аргументы приведи… доказательства.

— Не все можно доказать так сразу, — пожал плечами собеседник. — Но я попробую убедить тебя… или хотя бы вызвать сомнение.

Майкл нахмурился, что-то в интонациях голоса Людовика настораживало его, пробуждало странное чувство дежавю… Однако выказывать собственную неуверенность парень не спешил. Клондайкс и без того выглядел донельзя самодовольным.

— Попробуй, — произнес молодой человек, откидываясь на спинку стула и знаком подзывая официантку. Нервное напряжение снова пробудило в нем голод, слегка поутихший после солидного куска черничного пирога.

Людовик подождал, пока белокурая девушка с розовой кожей и темно-алыми глазами примет заказ (еще два кофе и порция миндаля в шоколаде), и только потом заговорил:

— Хочу высказать предположение. Вероятно, ты недавно сюда переехал… в этот город. Никого тут не знаешь… все родственники далеко, связаться с ними трудно.

Парня пробрал озноб, по коже забегали мурашки. Как, как Людовик умудрился снова угадать?! Подобная прозорливость была сродни чуду и потому пугала. Кто он, этот Клондайкс? Телепат? Ясновидящий? Просто очень проницательный человек? Нет, любая проницательность имеет свои пределы.

Внезапно Майкла осенило, и он с облегчением улыбнулся. Телепат, как же! Нет, все куда проще, проще и приземленнее.