Он внутренне напрягся, но взглянул ей в глаза и… пропал, совсем пропал. О черт! Видимо, придется рассказать все до конца.

— Они пытались перейти через реку по старому мосту в весеннее половодье. Это было опасно, но мама болела, и отец хотел как можно быстрее довести ее до больницы в Пирре. Потоком сорвало мост, и они погибли.

Вайету тогда было одиннадцать лет. С тех пор многое произошло: он окончил школу, стал шерифом, был шафером на свадьбе у Клейта. Но тот страшный день всегда помнил до мельчайших подробностей.

— А какие они были?

— Честные, работящие… хорошие люди. Отца звали Джо, а мать — Элеонора. Все называли ее Элли. Как и многие здесь, родители часто жили в нужде. С тех пор мало что изменилось. Мы все привыкли во многом себе отказывать, разве что Изабель составляет счастливое исключение.

Лайза неожиданно рассмеялась глубоким, грудным смехом. И вдруг Вайету стало понятно: она прекрасно знает, в чем именно ему приходится себе отказывать в последнее время.

— Извините, Вайет, это не имеет никакого отношения к вашим родителям. Я просто подумала, что старая Изабель, видимо, действительно довольна вашим теперешним… э-э-э… затруднительным положением.

Его бросило в жар. Да, с каждым месяцем ночи становились длиннее, а чувство одиночества острее. В лучшие годы, около тридцати лет назад, Джаспер-Галч насчитывал более семисот жителей. А в последнее время их количество сократилось до пятисот, и все из-за того, что молодые женщины стали уезжать из города. Число же одиноких мужчин неумолимо росло. До прошлого месяца в Джаспер-Галче было только шесть потенциальных невест на шестьдесят два холостяка в возрасте от двадцати до семидесяти пяти лет. А потом, по объявлению, приехали Лайза, Джилиан и еще несколько женщин.

— Значит, теперь вы верите в наши страдания?

Она улыбнулась.

— Конечно. Просто я удивляюсь, почему ваши женщины уезжают отсюда, вот и все.

— Их можно понять. Какие здесь перспективы? Разве что стать женой фермера. А далеко не всем нравится деревенская жизнь.

— Странно только, что вы задержались в холостяках.

Ну вот, опять! Сначала скажет, а потом думает. Поистине язык мой — враг мой. Сколько раз она попадала из-за этого в неприятности! Лайза повернулась, чтобы посмотреть на реакцию Вайета. Да, пожалуй, она погорячилась! Глаза его потемнели и сузились, губы сжались, на щеках заходили желваки. Как ей хотелось дотронуться до его лица! Но она приехала в Джаспер-Галч специально для того, чтобы найти мужа себе под стать. И здесь не имеет значения их взаимная симпатия. Только как бы поделикатнее дать ему это понять?

Лайза все еще подыскивала нужные слова, когда он неожиданно сказал:

— Ну, а теперь расскажите что-нибудь о себе.

Прекрасно! Он сам дает ей возможность расставить точки над «i». А как не хочется говорить на эту болезненную тему! И, делая вид, что рассматривает пейзаж, Лайза небрежно спросила:

— А что именно вы хотели бы узнать?

— Все! — Вайет слегка повысил голос, потому что в машине играла музыка. — Расскажите мне, где вы выросли?

Лайза попыталась отвлечься, подставляя лицо свежему ветру. Вспоминать собственное детство страшно не хотелось, но Вайет спросил, и она должна была что-то ответить. Она бы с гораздо большим удовольствием рассказала, почему решила приехать в Южную Дакоту, или почему решила открыть магазин одежды, или как она раньше зарабатывала на жизнь. Но людям непременно подавай ее детство! Глубоко вздохнув, она начала:

— Родилась я в Чикаго, но росла во многих других местах…

— Ваши родители много переезжали?

— Нет, это я много переезжала без них.

Он ни о чем не спросил, и она, выждав какое-то время, добавила:

— Мне не было пятнадцати, когда я убежала из дома.

Он не спросил почему, просто ждал продолжения.

— Ну, шериф, смелее. Вам же, наверное, хочется знать, почему я это сделала?

Какое-то время он продолжал молчать. Они уже подъехали к городу, когда Вайет заговорил:

— Я думаю, у вас были на то веские причины. Но вы же возвращались домой?

Обычно люди реагировали совсем не так. Это смутило и взволновало ее. Получается, он верит ей: раз она сделала это, значит, так было нужно.

— Да. Несколько раз. Правда, благодаря полицейским. Но всегда убегала опять.

Вайет наблюдал за Лайзой краем глаза. Ветер трепал ее волосы, закрывая ей лицо. Еще утром он удивлялся, откуда в ней столько силы и независимости, теперь начал догадываться. Его воображение живо нарисовало полицейского, который тащит худенькую девочку с огромными глазами туда, куда она совсем не хочет возвращаться. Что-то подсказывало ему, что она отчаянно сопротивлялась.

— Неудивительно, что вы не любите людей в форме.

— Почему вы так думаете?

Тут удивился он.

— Вы всячески даете это понять.

— Ничего подобного.

— Значит, вы относитесь ко мне нормально?

— Конечно! Я думаю, вы очень славный человек.

Он слегка улыбнулся.

— Достаточно славный, чтобы пообедать со мной и сходить в кино?

— Слишком славный. Можно сказать, примерный.

Это прозвучало с такой издевкой и так резко, будто она провела гвоздем по стеклу.

— Простите? — переспросил он.

Она всплеснула руками.

— О Боже мой! Ну вот, опять. Простите, если это обидело вас. Я совсем не нарочно. Вы действительно прекрасный человек, ни дать ни взять — положительный киногерой: ровно в одиннадцать ложитесь спать и каждое воскресенье ходите в церковь, а в детстве наверняка пели в церковном хоре. И теперь, после рассказа о моем прошлом, пора вам понять, что вы мне не пара.

Вообще-то, Вайета было трудно вывести из себя, но и он не святой. В полном молчании он, резко затормозив, припарковался напротив ее магазинчика, вышел, хлопнув дверью, и резким рывком открыл багажник. Лайза вышла из машины в легком смятении. Вынув из багажника большую коробку, Вайет мрачно посмотрел на девушку. Она улыбнулась — никакого эффекта.

— Ну послушайте же! — Она подхватила коробку поменьше и направилась к входной двери. — Я совсем не хотела вас обидеть.

Он молча дождался, пока она отопрет дверь, зашел в магазин, бросил коробку на пол и пошел за следующей. Лайза уже давно поняла, что мужчина быстрее работает, когда он злой. К тому времени, когда машина была разгружена, Вайет, делая две ходки на ее одну, так и не проронил ни слова. Лайза чувствовала себя ужасно. Ну что бы такое сделать?

— Послушайте, шериф!

Он резко остановился.

— Если вы собираетесь опять извиняться — не стоит. Конечно, вы обо мне не высокого мнения, но это в принципе не имеет значения. Я-то знаю, что всю жизнь не только котят с деревьев снимал.

— Ну конечно же, нет… Я совсем не намекала…

— К вашему сведению, я обезвредил шайку, воровавшую скот. И однажды в Вествере арестовал человека, ограбившего банк.

Вайет с трудом скрывал досаду. Как обидно, что он не может показать приз за бросание лассо, полученный еще в тринадцать лет. Они молча смотрели друг на друга. Спутанные волосы Лайзы в беспорядке падали ей на лицо. И вдруг Вайет представил, что вот так же она должна выглядеть после ночи любви. Его опять обдало жаром. Выражение лица девушки постепенно менялось. И он готов был съесть собственную шляпу — она переживала то же самое. Лайза может говорить все что угодно, но чувствам не прикажешь. Он подошел ближе, оглушенный стуком собственного сердца, не сводя взгляда с ее губ, страстно желая ее поцеловать.

Хлопнула входная дверь. Вайет обернулся и вопросительно посмотрел на запыхавшегося Клетуса.

— Мальчик мой, я тебя совсем заждался!

— Что случилось, дед?

— Нужно помочь Мертил Джентри. Бедняжка в последний раз звонила уже в слезах и умоляла найти тебя, как только ты вернешься.

Мертил Джентри, старенькая вдова, жила на Пайк-стрит уже около шестидесяти лет. Несколько дней назад речь могла идти исключительно о соседских детях, помявших цветы, но сейчас, после кражи машины, кто знает…