— Но правда — это формальность, Грейс, — настаивала мать, делая именно то, о чем только что говорила дочь; это еще раз доказывало, что она не слушала. — Я все равно отвечала за вождение. Тебе нет смысла прятаться.

— Как и тебе! — бросила Грейс, опять разозлившись. — После случившегося ты еще ни разу не была в спортзале.

— Когда у меня было время сходить в спортзал? — спросила Дебора.

Но Грейс не попалась на удочку.

— Когда у тебя вообще есть время? В неделе по-прежнему пять рабочих дней. Ты утверждаешь, это хорошо, что люди видят тебя в спортзале. Тогда они знают, что ты не просто сотрясаешь воздух, когда говоришь, что им нужно заняться спортом. Но со дня аварии ты там не была.

— Я хотела больше времени провести с тобой. Я беспокоилась. Мне хотелось, чтобы ты вчера пошла на вечеринку.

Грейс зажмурилась.

— Нет, ты не хотела этого.

— Когда случается что-то плохое, — сказала Дебора, — нужно отделить прошлое от настоящего расстоянием и событиями. Встреча с друзьями пошла бы тебе на пользу. Вчера все они были на вечеринке.

— И пиво было, — сказала Грейс, воспользовавшись единственно верным способом заставить мать замолчать.

Дебора внимательно посмотрела на дочь. Потом ее плечи опустились.

— Ты знала?

— Все дети знают.

— А родители Ким?

— Они просто забрали ключи от машины. Мы уже говорили об этом, мама. Тебе известно, что такое бывает.

— Но это же твои друзья.

— Мы что, не такие, как все?! — закричала Грейс, разозлившись. Мама думает, что у нее сотни друзей, хорошие оценки, она бегает быстрее всех — а это невозможно. Грейс не могла быть идеальной. И ее друзья тоже не могли. — Все ночевали у Ким. Девочки наверху, мальчики внизу.

— Это не значит, что это было правильно.

— Существует множество вещей, которые нельзя назвать правильными, но они случаются. Ты говоришь, ничего страшного в том, что за рулем была я, пока никто не знает. Тогда, если никто кроме тех, кто был на вечеринке, не знает о пиве, это тоже не страшно? Если люди выспались и протрезвели перед тем, как снова сесть за руль, то что здесь страшного? Страшно, — продолжала девочка, чувствуя, как становится все труднее дышать, — когда садишься за руль после выпитого пива и никому не говоришь, и что-то происходит, например, погибает человек. Вот когда это действительно плохо. — Ее горло сжалось. Голова опустилась, и волосы упали вперед. Она закрыла лицо руками и заплакала.

Вот и все. Выговорилась.

Грейс тихо всхлипывала, изо всех сил желая, чтобы мама выказала свой гнев и разочарование. Она хотела быть наказанной, потому что вождение в нетрезвом состоянии действительно было плохим поступком. А необходимость держать это в тайне от матери причиняла боль, как засевший в животе осколок стекла.

— Ох, Грейс, — мягко сказала Дебора.

— Это ужасно, — всхлипывала девочка. — То есть никто из нас не пострадал, и это было всего лишь пиво, и вообще все подростки это делают.

Мама погладила ее по голове.

— Я знаю, что такое желание не отличаться от сверстников, но все равно считаю, что с друзьями нужно общаться. Возможно, вчера был не самый лучший день. Как бы там ни было, я рада, что ты не пошла.

Понадобилась минута, чтобы услышать слова, и еще минута, прежде чем Грейс поняла: мама ее не слушала. Ее признание ни к чему не привело. Дебора не поняла. Она не желала понимать.

А Грейс не могла произнести это еще раз.

Все еще плача, она сказала:

— Зачем брат мистера МакКенны приходил сюда? Это наш дом. А теперь словно… словно… кто-то вторгся на нашу территорию.

— Ты драматизируешь, дорогая. Он пришел в наш дом, потому что здесь можно нас найти, и спросил о том вечере, потому что это одно из того немногого, что он мог сделать в своем горе. Мистер МакКенна пытается понять, почему его брат вышел из дому в такой дождь в понедельник вечером.

Последних слов Грейс уже не слышала. Чувствуя себя такой одинокой, как еще никогда в жизни, она повернулась и направилась к винтовой лестнице, которую строили, рассчитывая на то, что она, Грейс, будет спускаться по ней в свадебном платье. По крайней мере, так всегда говорил папа. А еще он, выбегая из дверей, спеша на работу, говорил, что любит свою жену, детей и этот дом. Но теперь родители были в разводе, Дилан плохо видел, а мама все еще считала Грейс идеальной, несмотря на пиво — две бутылки — и смерть мистера МакКенны.

Девочка просто не знала, что делать.

Завтрак в понедельник утром прошел в молчании.

— Все в порядке? — спросила Дебора у Дилана. Он кивнул.

Она наклонилась так, чтобы ему пришлось посмотреть ей в глаза.

— С глазами все нормально?

Он и раньше щурился. Честно говоря, в последнее время Дилан часто щурился. И неважно, сколько раз Дебора говорила себе, что у нее целый список детей с проблемами, намного более серьезными, чем проблема Дилана, от которой через два-три года можно будет избавиться, — это не помогало. Как матери, ей невыносима была сама мысль о том, что его зрение падает.

Дилан опять кивнул, и, хотя Деборе не очень верилось, она не могла позволить собственным страхам создавать проблемы там, где их наверняка не было. Поэтому она выпрямилась и спросила:

— А каша вкусная?

Он кивнул в третий раз и продолжил есть.

С Грейс было не лучше. Она сидела, низко склонившись над учебником французского.

Дебора опустила руку ей на плечо.

— Сегодня контрольная?

— Угу.

— Сложная?

— Угу.

Обескураженная этой лаконичностью, Дебора игриво сжала плечо дочери.

— Еще что-то? — Когда Грейс вопросительно посмотрела на мать, Дебора сказала:

— В школе? Сегодня?

Дочь кивнула головой и вернулась к своему учебнику.

Поездка в город была не намного лучше. На первый взгляд казалось, что Грейс все еще читает учебник. Потом Дебора увидела, что, хотя голова девочки склонилась над книгой, глаза смотрят мимо страницы. Погруженная в свои мысли, Грейс подпрыгнула, когда Дебора дотронулась до ее руки.

— Эта неделя будет лучше, — мягко сказала Дебора.

— Чем?

— Уже не так больно.

— Тебе уже не так больно? — спросила девочка осуждающе.

Дебора обдумала ответ.

— Не так. Но это не значит, что я не расстроена или что у меня не сжимается все внутри, когда я думаю, что мистер МакКенна мертв. Это не значит, что я не горюю. — Отчаянно желая продолжить этот разговор, она добавила: — Я понимаю, что ты чувствуешь, Грейс. Ты не была бы чутким человеком, если бы не испытывала этого.

Дочь отвернулась.

— Я действительно так думаю, — сказала Дебора, но Грейс не поднимала головы, и, слушая ее молчание, мать подумала, правильно ли она выразилась. У нее бывали моменты, когда она размышляла, правильно ли поступила в прошлый понедельник. Грейс всегда была таким счастливым ребенком, жизнерадостным, разговорчивым. Теперь она молчала.

Они утратили взаимопонимание.

Дебора хотела узнать, что чувствует Грейс, но девочка ничего не сказала, пока Дилан не вышел из машины. Тогда она посмотрела на Дебору и холодно произнесла:

— Мне не следовало говорить тебе о пиве. Ты кому-нибудь скажешь?

Сердце Деборы сжалось.

— Я хочу, чтобы ты рассказывала мне о таких вещах. Ты можешь мне доверять. Все, что ты скажешь, не пойдет дальше меня.

— Если ты кому-нибудь расскажешь, мои друзья меня возненавидят.

— Разве я когда-то предавала твое доверие?

— Меня там даже не было, — предупредила Грейс, — поэтому я не могу сказать наверное, что там было пиво. Если пива не было, ты подставишь меня без причины. У меня и без этого неприятности.

— Авария произошла в результате несчастного случая. У тебя не будет неприятностей из-за этого.

— Ты сегодня выяснишь что-то о полицейском отчете?

— Не знаю. Но беспокоиться не о чем. С нашей стороны не было неосторожного вождения.

— Там вообще не было «нас». В отчете укажут, кто был за рулем?