На экране появилось сообщение: «КПМ ‒ закачка энергии 100%. Пробой метрики пространства ‒ минус 10 секунд. Девять... восемь... семь...»

‒ Клео, отсоединись от цепей управления! ‒ заорал Глеб. Он сам толком не знал почему, но интуиция до внутреннего зуда подталкивала сделать это. ‒ Живо!

   С легким щелчком шунт выскочил из гнезда.

‒ Фиксирую нарастание электромагнитного поля, величина близка к критической, ‒ сообщила Клео.

   Челнок ощутимо тряхнуло, в мозгу появилось неприятное тянущее чувство. Свет в рубке погас, тьма воцарилось полная, глубокая. На пульте управления ни огонька, не работала ни одна система. Навалилась тишина, глухая и ватная.

 Глеб завертел головой .Такого просто не могло быть! Взгляд невольно зацепился за узкую прорезь смотрового триплекса. Там, за двойным слоем бронестекла, разлилась такая же тьма, как и внутри. Словно черная, непроницаемая тушь заполонила весь мир.  Не было ни звезд, ни каменных обломков, исчезла «Саратога» ‒ не было ничего.

    Окружающий мир перестал существовать.

‒ Клео... ‒ голос Глеба дрожал. В сознании расплылась стылая пустота, словно окружающий мрак смог просочиться и туда. ‒ Где мы?

   Клео, не дожидаясь команды, включила плечевые фонари скафандра. Два луча света яркими клинками рубанули густую тьму, высветив тесное пространство рубки.

‒ Не могу точно ответить, Глеб. Информация практически отсутствует. Но могу предположить, что мы попали в так называемое подпространство — гипертоннель или «кротовую нору». Гипотезу «червячных переходов» выдвинул и теоретически доказал американский физик Кип Торн еще в середине двадцатого века. Видимо, Тобольский продолжил работу в этом направлении, создав устройство пробоя метрики пространства. В данном случае, в результате удара осколка астероида, произошло замыкание в контуре и его самопроизвольная активация.

Ответ не слишком не прояснил ситуацию и не придал оптимизма. Собственно, и вопрос был риторическим. Глеб чувствовал себя подавленным,  присутствие боевой кибернетической системы хоть немного, но сглаживало нарастающее щемящее чувство полнейшего одиночества.

    Одиночества во всех смыслах.

    Они находились там, где еще никогда не бывало ни одно живое существо. И даже звезды, незыблемые творенья Мирозданья, исчезли, растворились за границами чужих измерений.

    Клео, казалось, почувствовала растущее отчаяние пилота.

‒ Все не так безнадежно. «Кротовые норы» соединяют два участка пространства, и любой объект будет двигаться от точки погружения к точке всплытия.

‒ Ты фиксируешь движение?

‒ Нет. Ни одна электронная система не функционирует. Но вопрос в другом.  Точка всплытия может находиться на расстоянии многих световых лет от Земли.

‒ Ну, спасибо! Утешила... ‒Глеб кисло усмехнулся. Перспектива затеряться на бескрайних просторах Галактики могла свести с ума кого угодно.

‒ Клео, если всю электронку «вышибло», почему тогда не  рванул реактор? ‒ Глеб сменил тему. Разговор с «Клеопатрой» сглаживал давящее чувство одиночества, создавая иллюзию присутствия в тесной кабине еще одного живого существа.

‒ Сейчас реакцию ядерного распада контролируют графитовые стержни. Самый древний способ, ‒  откликнулась Клео.

  Галанин лишь покачал головой. Реактор челнока имел несколько степеней предохранения от неконтролируемой цепной реакции. Помнить все нюансы, наверное, могла только кибернетическая система.

‒ Глеб, откуда ты знал, что мне нужно отключиться от цепей управления челнока?  В противном случае возник бы глобальный сбой всех моих систем.

   Он пожал плечами. В бронированной оболочке это движение было незаметно.

‒ Сам не знаю. Интуиция.

‒ Что понимается под человеческой интуицией? ‒ порой Клео была дотошна и любознательна до зубной боли.

   Галанин замялся, не зная что сказать. Как объяснить боевой кибернетической системе градацию и смысл человеческих чувств? Люди и то не всегда способны разобраться в них.

‒ Предчувствие, ‒ наконец, выдал он.

‒ Принимать решение на основе немотивированных чувств? Глеб, это слишком опрометчиво.

    Он усмехнулся.

‒ Но ведь сработало.

‒ Сработало. И я пытаюсь найти логические связи твоего поступка.

‒ Не стоит. Люди по определению алогичные существа. В этом-то и есть наша сила.

‒ Можешь пояснить подробнее? ‒диалог с «Клеопатрой»  вдруг стал раздражать.

 ‒ Не совсем тот момент сейчас, Клео

‒ Хорошо, Глеб.

    Мучительное ожидание неизвестно чего незаметно погрузило сознание сон. Глеб откинулся на спинку кресла пилот-ложемента, не сопротивляясь накатившей дреме.

    Уже знакомое тянущее чувство, возникшее в мозгу, заставило вздрогнуть. Галанин тряхнул головой, разгоняя сонную одурь.

‒ Клео?

‒ Фиксирую нарастающее движение.

‒ Всплытие?

‒ Именно.

   Странное чувство в сознании нарастало, вызывая приступ тошноты. Глеб сглотнул тугой ком, подкативший к горлу, не сводя взгляда с узких прорезей смотровых триплексов. Все та же чернильная мгла заволакивала пространство.

    Челнок ощутимо тряхнуло, затем еще раз. Иссиня-черный мрак за бортом прорезали белесые росчерки доплеровских полос ‒ звезды, искаженные переходом в трёхмерный космос. Мгновение ‒ и они превратились в льдистые серебряные искорки. Космический корабль всплыл из подпространства вместе с несколькими каменными глыбами, захваченными при погружении.

     Челнок закрутило в неконтролируемом вращении, крупный камень ударил в бронированный бок корабля.

  Соединившись с системой управления корабля через шунт бронескафандра, Галанин крикнул:

‒ Клео, бери управление на себя!

   Боевая кибернетическая система среагировала мгновенно, просчитав в течение пары секунд необходимые угловые поправки. Полыхнули огнем носовые дюзы, гася инерцию движения. Двигатели сработали еще несколько раз, пока вращение не остановилось полностью.

‒ Выбрались, ‒ выдохнул Глеб скорее для самого себя.

‒ Провожу позиционирование по таблицам звездных величин, ‒ доложила «Клеопатра».

    На приборной панели пестрели сигналы холодной перезагрузки. Системы челнока проводили тесты самопроверки и восстанавливались после непредвиденного сбоя.

    Взгляд Глеба сам собой зацепился за узкое табло атомного хронометра.

Сначала он просто не мог поверить в то, что видит. Отстегнув страховочные ремни, он клацнул замками гермошлема, откинув забрало. Наклонившись, Галанин впился ледяным взглядом в светящуюся строчку цифр.

   Дата реального времени.

   Этого просто не могло быть... Но светящиеся красным цифры упрямо свидетельствовали об обратном.

Глава 39

‒ Сто двадцать восемь лет?! ‒ Глеб заорал в полный голос.

Он просто не хотел в это верить.

‒ Прошло сто двадцать восемь лет? ‒ голос сорвался на хрип. В нем сквозила полная безнадега. ‒ Клео, проверь исправность хронометра!

Сознание металось, ища любую лазейку из невообразимой и пугающей ситуации. Кем он теперь будет на Земле, по прошествии такой бездны времени? Анахронизмом, пережитком давно ушедших времен, на который будут показывать пальцем с удивлением и усмешкой? И какой теперь стала Земля? Для технократического общества, со стремительным ростом кибертехнологий, столетие ‒ огромный промежуток времени.

‒ Хронометр исправен.

‒ Ты... хочешь сказать, что мы отмахали больше века за полчаса? ‒ слова Клео убили последнюю надежду.

‒ Нельзя утверждать наверняка, но вероятность есть. Временной парадокс Эйнштейна.

Галанин не нашелся что ответить. В душе стыла пустота.

‒ Ты произвела позиционирование? ‒ наконец, выдавил он из себя после минуты тягостного молчания.

‒ Да. Позиционирование проведено по таблицам звездных величин и векторам гравитационных сил, воздействующих на корабль. Всплытие из подпространства произошло вблизи орбиты Марса. Точные данные на экране.