— Эль, ты бы это…потише, что ли. У меня аж в ушах зазвенело.

— А ты жевать прекращай — и ничего звенеть не будет! Это у тебя от активного челюстедвигания. Дай бедным отдохнуть, они тебе будут благодарны!

— Ну чего ты злишься? — обиженно засопела Морри, на всякий случай пряча за спину руку с блином. — Он спит, может, просто крепко. Ты скажи, что меч его любимый на гвозди пустишь, а гробницу подопечную по камешку раскатаешь — а ты можешь. Глядишь, сработает чувство долга у нашего рыженького клыкастика.

Не успела я проникнуться привлекательностью Моркиной идеи (насчёт по камешку), как пред наши ясны очи предстал действительно заспанный, живой, невредимый и весьма недовольный Хранитель.

— Так ли необходимо было оглашать угрозы над ухом у бедного уставшего человека? Тьфу, то есть нечеловека. Короче, зачем? — патетично вопросил он.

— А нечего дрыхнуть целыми днями бедному и несчастному, тогда и угрожать не будут. Возможно, — грозно сдвинула брови я. Хорошенько рассмотрев выражение моего лица, Терри пошёл на попятный.

— Не гневись, любезная моя садха, я весь перед тобой и готов к действиям.

— Каким, хотела бы я знать?

— Ну… А чего надо-то? — совсем по-человечески взъерошил свои рыжие вихры дух.

Вот тут я всерьёз задумалась. А действительно, что?

Додумать мне не дали.

Из-за поворота, с шумом и песнями, выкатилась разряженная толпа крестьян и целенаправленно двинулась в нашу сторону. Хранитель туманом истаял в воздухе, из-за моей спины — я почему-то чувствовала — продолжая следить за развитием событий.

Мы с Моркой слегка напряглись, гадая, чем чреват лично для нас этот несанкционированный всплеск общенародного веселья и не пора ли, деликатно выражаясь, делать ноги. Все знают, что толпа — единица, подверженная резкой смене настроений. Сегодня вы — защитники-благодетели, а завтра — враги мидоррского народа. Всяко бывает. А тем более в чужом мире. Мы, как люди, получающие высшее гуманитарное образование, об этом знали или местами догадывались. Вообще-то точно могу сказать только за себя, но у Морри физиономия тоже была донельзя сосредоточенная. Ну не о смысле жизни же она в такой момент напряжённо размышляла!

Переглянувшись, мы синхронно расцвели дружелюбными ухмылками, одновременно на всякий случай продумывая возможные пути отхода.

Зрелище было, прямо скажу, потрясающее. Бабы разоделись как на ярмарку, щеголяя друг перед дружкой яркими платьицами и сарафанами самых разных фасонов, отделанными ажурной тесьмой и богато украшенными всевозможной вышивкой — цветочки там, солнышки-букашки разные. Кокетливо поправляя нарядно-выходные чепчики и платочки, селянки весело взбивали уличную пыль опять же выходными сапожками, независимо от колера остальной одежды преимущественно красного цвета.

Мужская часть населения уступала дамам в разнообразии фасонов, но не в нарядности — от пестроты красок рябило в глазах.

Песен и плясок не хватает, для полной гармонии.

— К обряду всё готово, нуови, — обратился ко мне староста, имени которого я, к своему стыду, так и не удосужилась запомнить. — Ждём только Вас! — и приглашающе махнул рукой в сторону выхода из проулка.

Недоуменно переглянувшись, мы с Морри, мгновенно окружённые возбуждённо галдящей толпой, вынужденно двинулись в указанном направлении. Знать бы ещё куда и зачем…

Отконвоировали нас на весёленькую, усыпанную мелкими цветами полянку в лесу, с огромным, радостно потрескивающим костром посредине. Торжественное жертвоприношение готовят, не иначе, мелькнула шальная мысль. А в роли жертв, похоже, мы. Элли, всеблагая Тьма, на что ты подписалась?! Воображение тут же откликнулось услужливо нарисованной картинкой двух полыхающих столбов с дико орущими нами: Морка нецензурно, я — стараясь не подавать дурной пример окружающим костёр детям. Волосы на макушке мгновенно встали дыбом, неприятно засосало под ложечкой и подло затряслись коленки.

Вот тебе и гостеприимство, и благодарность. Возможно, быть принесёнными в жертву у местных считается большой честью. Как бы так поделикатнее намекнуть, что мы подобного доверия не заслужили? Недостойны мы оказываемой чести, граждане! И где наши спутники, в конце концов? Собирается несчастных девушек кто-нибудь спасать или где?!

Поток панических мыслей прервало появление на поляне нашего отряда в полном составе. Следом шествовала мать со спасённым накануне дитём. Все нарядно одетые, Корис даже в кои-то веки без оружия, а Лидан — все волки в лесе сдохли! — побрился.

Становлюсь катастрофически невнимательной — опять пропустила момент, когда всё началось. Вокруг вдруг стало до безобразия тихо. Это-то и отвлекло меня от размышлений, заставив в недоумении оглядеться.

На середину поляны вышла пожилая женщина, высокая и статная, с длинными смоляно-чёрными волосами, языками тёмного пламени затрепетавшими за плечами от внезапно налетевшего ветра. Ведьма, однозначно определилась я. В женщине чувствовалась сила и древность, выцветшие зелёные глаза светились мудростью.

С минуту помолчав, будто сосредотачиваясь, колдунья воздела руки к небу и прокричала несколько слов на непонятном языке. Лес отозвался нарастающим шумом, смешавшим в себе крики ночных птиц, шелест крон, шёпот травы и пение ночных цветов, перезванивающихся серебряными голосами.

Все вокруг замерли, и спустя мгновение вперёд вытолкнули давешнего мальчугана, одновременно подло пихнув в спину меня.

Я чуть не вспахала носом землю гостеприимной полянки. Кое-как выровнялась, очутившись при этом почти вплотную к ведьме. По правую руку от неё молча замер мальчуган.

Пронзительно глянув на нас, женщина продолжила говорить что-то, теперь уже тише, однако каждое слово эхом отдавалось, казалось, во всех уголках леса.

Я беззаботно разглядывала присутствующих, здраво рассудив, что торжественное сожжение выглядит несколько иначе и волноваться покамест не стоит. Как смоляные столбы понесут, так и начнём. А пока послушаем бабушку. Хорошо вещает, как в опере — ничего не понятно, но за душу цепляет.

Лица присутствующих на поляне были на удивление серьёзны, я бы даже сказала, торжественны. За исключением Моркиного, конечно же. Любимая подруга стояла совершенно обалдевшая, и всё порывалась сморозить, по обыкновению, какую-нибудь глупость. Но бдительная Темиса, предусмотрительно занявшая позицию за её спиной, вовремя одёргивала мелкую и строго так смотрела, мол, не шуми… Не время сейчас… Морри проникалась где-то секунд на тридцать, затем следовала новая попытка. Поражаюсь Теминому терпению, мне б такие нервы.

Ведьма тем временем закончила говорить, развернувшись всем корпусом к вашей покорной слуге. В руках женщины мелькнул невесть откуда взявшийся кинжал, сверкающий ослепительным белым светом.

Не поняла. Всё-таки жертвоприношение?

Не дав Элечке времени для раздумий, женщина схватила мою правую руку и полоснула по ладони наискосок. Всё произошло так быстро, что я не успела даже толком почувствовать боли.

Подскочил одетый во всё белое староста и быстро подставил под стекающую с ладони кровь огромную каменную чашу, на дне которой плескалась некая рубиново-алая жидкость. Я безвольно следила глазами за тёмно-красной струйкой, сбегающей с пораненной руки, и думала, что эти гады решили-таки от меня избавиться. Похоже, Элька умрёт если не от кровопотери, то от сепсиса точно. Вот сомневаюсь, что в этой прогрессивной стране в ходу антисептики и антибиотики.

Секунд через пять это безобразие закончилось плотно обхватившей ладонь полоской ткани, по-простому завязанной на узелок.

Ведьма тем временем повернулась к мальчику, добровольно протянувшему ей левую руку, и вся процедура повторилась.

Я стояла, покачиваясь от слабости и шока, и тихо обалдевала от колоритности, а главное, гуманности местных обычаев. Куда смотрит общество защиты детей?!

Когда женщина решила, что крови в чаше достаточно, она на удивление не стала перевязывать ребёнку руку, а просто стёрла излишки крови с его ладони. Сдёрнула с моей, всё ещё протянутой вперёд, ткань, и, прокричав-пропев что-то наподобие «а схракасук!» (кого это она неприличным словом назвала?!), соединила наши ладони так, что порезы оказались плотно прижатыми друг к другу, и из них с новой силой хлынула кровь, почти сразу же, правда, остановившись, едва наши сомкнутые руки оказались по запястья в тягуче-алой жидкости.