— Ну, учитывая то, как мы расстались, и то, что нам предстоит в дальнейшем… — немного неловко начала она, не собираясь открывать ему истинный повод, по которому совместный обед казался ей неразумной затеей.

Но Джералд не позволил ей продолжить, немедленно предложив:

— Почему бы нам не забыть о том, что было, и не начать все заново? Заключим перемирие, а? Я уже говорил с Викторией и все знаю…

Мануэлла понимала, что ведет себя крайне глупо, но все же не могла подавить разочарования, поняв, что Джералд говорит с ней как с коллегой, а не как с женщиной, которую хочет узнать ближе.

— Вот как?

— Да, — подтвердил он. — И не могу передать, как рад, что вы изменили свое первоначальное решение, Мануэлла.

— Думаю, я поступила правильно, учитывая, что вы… — Она собралась сказать, что на ее решение повлияло то, что он согласился на использование натуральных драгоценных камней в массовой продукции. Но не успела, потому что Джералд произнес:

— В наш мирный договор входит обязательство не вести сегодня вечером деловых разговоров. Согласны?

— Но если мы не будем говорить о делах, то тогда о чем? — Мануэлла замерла и покраснела под его взглядом. Господи, до чего же он сексапилен!

— О, полагаю, мы с легкостью найдем немало интересных тем, — заверил ее Джералд с веселым блеском в глазах.

Мануэлла не нашла, что ответить. И он принял ее молчание за согласие. В действительности, молодая женщина слишком хорошо отдавала себе отчет в том, что хочет от него много большего, чем просто деловые отношения.

Тем временем Джералд знаком подозвал метрдотеля и что-то тихо ему сказал.

Мануэлла сразу заметила заинтересованные взгляды, которыми многие женщины провожали ее спутника, когда они шли к заказанному столику. Почтительный официант отодвинул стул и помог ей сесть. Она несказанно радовалась, что надела сегодня красивое платье. Оно, может, и уступало по стоимости нарядам некоторых дам, но было в высшей степени элегантным и сидело на ней как влитое, подчеркивая достоинства фигуры. А ярко-красная шаль, несомненно, придавала национальный колорит.

Мануэлла не успела ознакомиться с меню, как подоспел другой официант, принесший бутылку шампанского в ведерке со льдом и два бокала.

— Надеюсь, вы не возражаете, — сказал Джералд, увидев ее удивление. — Шампанское — лучшее вино для торжественных случаев.

Мануэлла не могла отвести от него глаз. Господи, да почему она решила, что он холоден как лед? Вон сколько тепла во взгляде. А какая улыбка…

— Нет, не возражаю, — ответила она, пытаясь говорить безмятежно и непринужденно. — Но Виктория сказала, что контракт будет готов только через несколько дней…

Джералд улыбнулся, и в уголках глаз появились мелкие морщинки веселья.

— Я собирался праздновать вовсе не будущее подписание контракта, — сказал он голосом, напоминающим горячий шоколад, — густым и насыщенным.

— Нет? — Неизвестно почему, сердце Мануэллы взволнованно забилось.

— Нет, — ответил Джералд, глядя на нее таким чувственным и проникновенным взглядом, что она снова затрепетала от возбуждения. — Не хотите ли спросить, что именно я собираюсь праздновать?

— Я… э-э-э… — Мануэлла сделала большой глоток из бокала, закашлялась и поставила его на стол. — Извините, — пробормотала она, расстроившись, что не проявила положенной изысканности манер.

— Что случилось? Вам не нравится шампанское? — немного поддразнивающим тоном поинтересовался Джералд.

— Нравится, — ответила Мануэлла. — Только я не привыкла много пить. Думаю, это все дедушкино воспитание… Он был весьма старомоден в некоторых отношениях.

— А почему вас воспитывал дед?

Джералд выглядел искренне заинтересованным. И молодую женщину охватило возбуждение — ему хочется узнать о ней побольше!

— Дело в том, что мой отец был преуспевающим торговцем недвижимостью. Они с мамой много ездили по стране, и на время их отсутствия дедушка всегда брал меня к себе и заботился обо мне. — Мануэлле не хотелось, чтобы Джералд подумал, будто она добивается его симпатии, и говорила все это спокойно, просто констатируя факты. — Родители вообще были вечно заняты и не возражали, что я много времени провожу с дедушкой. Мы с ним обожали друг друга…

— Ясно.

Мануэлла обнаружила, что он смотрит на нее дружелюбно, даже нежно. Так, что она едва не рассказала ему, как переживала после смерти деда, когда поняла, что родители настолько отвыкли от ее присутствия в их жизни, что стали почти чужими.

— У меня тоже были очень тесные и теплые отношения с дедом, — тихо сказал Джералд.

Несколько секунд оба молчали, только глядели друг на друга. Мануэлла вдруг поняла, что в их жизнях много больше общего, чем казалось раньше.

— Ваш дедушка… он был выходцем из Ирландии, да? — немного смущаясь, спросила она, не желая быть навязчивой и в то же время мечтая узнать о нем все, что только возможно.

— Да. И я был очень привязан к нему, как и вы к вашему деду. Мои родители тоже много работали, создавали свой бизнес, а бабушка с дедушкой жили вместе с нами и проводили со мной больше времени, чем родители. Она умерла, когда мне было двенадцать, а дед — спустя три года. Он так и не смог пережить эту утрату. Тяжелое было время для всей семьи…

— И вы все еще помните его и скучаете по нему? — спросила Мануэлла.

— Да, — со вздохом подтвердил Джералд. — У них была очень непростая жизнь. Да что там непростая, тяжелая! Бабушка вынуждена была пойти в прислуги, а дед работал разносчиком, потом сапожником, да, в общем, кем только ни работал, чтобы помочь моим родителям встать на ноги.

— Они, наверное, были замечательными людьми, — мягко произнесла Мануэлла.

— Да.

Она вглядывалась в его глаза, но никак не могла понять их выражения. Странная смесь горечи и негодования, направленная по непонятным причинам на нее.

— На вас сейчас новые серьги, не те, что днем, — неожиданно сказал Джералд.

Мануэлла кивнула, стараясь не выдать своего удовольствия: он заметил!

— Тоже сами сделали? Это из серии «Золотая орхидея»?

— Не совсем. Скажем, сделанные по мотивам, — ответила она, с огорчением поняв, что его интерес скорее делового, а не личного характера. Приподнятое настроение сразу куда-то исчезло. Чтобы скрыть это, Мануэлла добавила: — Оригинальная коллекция немного… как бы это сказать… роскошна по современным меркам, ну и, конечно, безумно дорогая.

— Дорогая и доступная только для избранных, — отрывисто бросил Джералд. — Роскошь, которую обычные женщины не могут себе позволить, как бы ни старались. — К величайшему изумлению Мануэллы, его манера поведения резко изменилась, стала отстраненной, даже неприязненной. — Вы уже решили, что будете есть? — спросил он.

Она взглянула на него, желая спросить, что же произошло, не сказала ли она случайно чего-то обидного, но сдержалась и вместо этого коротко ответила, что да, решила.

— Сколько вам было лет, когда вы впервые поняли, что у вас есть талант?

Им только что подали первое блюдо, и Мануэлла немного опасливо посмотрела на Джералда через красиво накрытый стол. Но что бы ни было причиной его недавней резкой смены настроения, сейчас она исчезла и Джералд снова тепло улыбался ей.

— Не знаю, — честно ответила Мануэлла. — Мне кажется, я выросла с сознанием того, что хочу быть ювелиром, как и дедушка. Он, конечно, помогал мне и всячески поддерживал. С самого раннего детства приводил меня в мастерскую, показывал камни, объяснял, на что надо обращать внимание в первую очередь, как правильно оттенить оправой его достоинства и скрыть возможные дефекты. Он прекрасно разбирался в этом и был бы лучшим главой «Дома», чем злополучный Ирразио. Но семейное предприятие по традиции наследовал старший ребенок, так что дедушка ничего не мог поделать.

— Насколько я в курсе, между ними существовали серьезные разногласия, — сказал Джералд.

— Да. Дядя Ирразио был азартным игроком, а дельцом никудышным. Он довел дело до плачевного состояния, постоянно забирая оттуда деньги на оплату проигрышей. Дед ненавидел то, что брат творит с «Домом», и в конце концов возненавидел и его самого. Когда он эмигрировал, трещина между ними углубилась, превратилась в пропасть, потому что дед начал преуспевать, а дела на континенте шли все хуже и хуже. И все же дедушка не переставал беспокоиться о семейном бизнесе…