— Были только я и мой папа. Но восемь месяцев назад его забрал рак поджелудочной железы, — сказала она, все это время смотря на наполовину полный стакан Колы Дрейка.

— Ты любила его? Он был добр к тебе?

Ее взгляд вспыхнул.

— Он был лучшим. Я очень его любила, — ее голос дрожал. Когда думать об этом станет легче?

Глаза Дрейка обжигали ее своей интенсивностью.

— Я очень сожалею о твоей потере, Элла.

Он потянулся к ее руке, взяв ее в свою. Теплое прикосновение было успокаивающим бальзамом для все еще поврежденных краев ее сердца. Но ей всегда было немного неловко, когда кто-то извинялся за смерть отца. Она понимала чувства, но никогда не знала, как ответить.

Спасибо тебе? За что, за извинение?

Все нормально? Но это было не так.

Конечно? Слишком высокомерно. Слишком пренебрежительно.

Элла остановилась на простом кивке, прежде чем вытащить руку из руки Дрейка. Моментально она пожалела о своих действиях. Она хотела взять его руку обратно, сократить расстояние, но было слишком поздно.

— Знаешь, — сказал он, глядя в свой напиток. — Все мы в клубе знаем, что такое потеря, как твоя.

Элла нахмурилась.

— Каждый из вас?

Дрейк кивнул, снова пристально вглядываясь ей в глаза.

— В пожаре 94-го[6], на самом деле… — он замолчал, напряженно выдохнув. — Мы потеряли все. Наши семьи. Наш дом. Какое-то время было тяжело. Блистер едва выбрался живым.

Сердце Эллы сжалось.

— Это то, что случилось с его лицом?

Еще один медленный кивок.

— Тогда он был совсем молодым.

— Это было двадцать лет назад. Полагаю, вы все были детьми.

Дрейк напрягся, но продолжил.

— После этого друг у друга были только мы. Это тяжело, потерять людей, которых ты любишь, — он смотрел ей в глаза. — Трудно вернуться из этого. Заживление ран — та еще сука.

Элла не хотела думать об заживлении. Часть ее хотела, чтобы рана от потери папы ныла. Это лучше, чем осознание того, что она забыла его. Она не хотела его забывать. Его улыбку. Как он пах свежеспиленным деревом. Утешение в его объятьях.

Она сглотнула комок в горле.

— Кто воспитал вас, ребята?

— Мы воспитали себя.

Элла пыталась скрыть свое удивление.

— Как вы справились с этим?

— Мы были достаточно взрослыми. Это сработало, — он пожал плечами.

Она снова его внимательно осмотрела. Не то, что ей это нужно было, но да, она предположила, что ему не легко было в свои за 30. Она подумала о других Псах. Если они более или менее воспитывали друг друга, это объясняло, почему они были дружной группой. Неудивительно, что они не хотели, чтобы новичок ворвался и все испортил.

— Полагаю, это объясняет, почему вы, ребята, не хотели, чтобы кто-то еще присоединился к вашему клубу.

— Нашему клубу, — исправил он. — Он теперь и твой. И да, это — одна из причин. Но, честно говоря, не думаю, что мы смогли бы выбрать более прекрасное дополнение.

Элла покачала головой, чувствуя себя эмоциональной от разговора.

— Это правда, — сказал Дрейк. — Ты вписываешься к нам лучше, чем думаешь.

Она уставилась на свою сжатую в кулак руку, лежащую на столешнице. Может, он был прав.

— Мой… мой папа сказал, что моя мать умерла в том же огне. Но я никогда не знала ее. Я была слишком маленькой, чтобы помнить.

Дрейк молчал, и она взглянула на него. Его лоб был нахмуренным, его глаза так пристально изучали ее, что она задалась вопросом, сможет ли он прочитать ее мысли.

— Твоя мама жила в горах?

Элла кивнула.

— Ближе к Милтону, чем к Кедровой Долине. Мы все там жили. Но после ее смерти папа перевез нас в город.

Дрейк внезапно встал, положив руки на прилавок и уставившись на стену позади ее головы.

— Фримен… Фримен… — пробормотал он. Его взгляд вернулся на нее. — Чарльз. Твой отец Чарльз Фримен.

Элла сделала шаг назад.

— Ты знал моего папу? — он не мог. Папа говорил о Дрейке и о ГГП, но только как фанат непобедимых гонщиков. Он на самом деле даже не знал их.

Дрейк покачал головой, предчувствующий взгляд на его лице заставил ее замереть на месте и задрожать в предупреждении.

— Нет. — выдохнул он и смотрел на нее так, как это делают, когда думают, что видят призрака. — Нет, но я знаю того, кто знал.

Дрейк смотрел в темный туннель, и целая дорожка «о, черт» уходила в даль. Это невероятно. И если раньше у него были подозрения о том, принадлежит ли Элла к их стае или нет, то сейчас его и в помине нет. Промчаться бы сейчас ураганом над Ютой. Или, черт возьми, над каким-нибудь другим континентом.

Черт. Как он должен ей это сказать? Сорвать пластырь, или отложить ублюдка, начав с вазелина?

— Я думаю, ты должен рассказать мне, что ты имеешь в виду, — ее голос дрожал, но ее лицо не дрогнуло.

Дрейк вздохнул. Он всегда делал быстро и жестко. Нет причин сейчас менять положение вещей.

— Твой папа был парой сестры Блистера. Твоей матери. Это делает Блистера твоим дядей. Странно. Я знаю, но между ними была разница в десять лет, — как будто возрастное несоответствие было самой странной частью этого уравнения. — Когда все сгорело, ваша квартира была разрушена. Они нашли тело твоей матери, но не твое или Чарли. Вас обоих посчитали мертвыми. Но Блистер был единственным выжившим в вашей Стае, поэтому…

— Стоп!

Дрейк повиновался, смотря на ее яростное выражение лица. Несколько барменов повернулись, посмотрев в его сторону, а сотрудник с черными волосами и пронзительным… ну, все на него смотрели пронзительно.

— Черт, что это? — прошипела Элла. — Ты что, издеваешься надо мной? Хочешь, чтобы я ушла из клуба? Да?

О, нет. Нет, это определенно не так. После того, что Сурдж рассказал им вчера вечером, Элла никуда не уходит. Не то, чтобы Дрейк все равно ее отпустил. Он прицепился бы к ней, как клещ к оленю до конца вечности, насколько он был заинтересован. Но все эти детали просто помогли всему встать на свои места, укрепили решение.

Элла принадлежала этому месту, ему. Клубу.

Он покачал головой, смотря ей в глаза.

— Нет, Элла. Я говорю тебе правду, клянусь. Если ты дочь Чарльза Фримена, то ты — племянница моего друга Блистера. Этот маленький, маленький мир, детка, становится все меньше с каждым днем.

Она дрожала, ее лицо стало красным, что заставляло его волноваться за ее здоровье. Кроме…

Сурдж объяснил ее странный, но знакомый запах. Элла была тенью. Оборотень, который был воспитан как человек и каким-то образом никогда не изменился в свою животную форму, как должен был, когда подрос. Они были редкостью, так что у Дрейка были свои сомнения.

Но если кто и мог распознать запах, это был Сурдж, так как он также был тенью. Был ключевое слово. Он превратился в полноценного оборотня много лет назад. Но не раньше, чем это свело его с ума. Хотя ему повезло. Его случайные вспышки смеха были ничто по сравнению с историями психотических срывов, которые были рассказаны Дрейку в молодости. Тогда он думал, что истории были придуманы, чтобы напугать людей. Так вот сейчас он знал лучше и не позволит, чтобы что-то подобное случилось с его парой.

— Ты в порядке, Эл? — коллега, которая была вся в пирсинге, коснулась плеча Эллы, и она вздрогнула. — Он беспокоит тебя? Я могу заставить Пита вышвырнуть его.

Элла покачала головой с широко раскрытыми и немного сумасшедшими глазами. 

Дерьмо. Она не знала этого, но животная часть ее была крайне нестабильна. Может быть, подход с пластырем был не лучшей идеей, в конце концов.

— Мы можем пойти куда-нибудь поговорить? — если бы он смог вытащить ее из этого места и подальше от всех этих людей, то она могла бы почувствовать себя в безопасности, чтобы расслабиться. И он почувствует себя лучше, зная, что никто не пострадает.

— Она никуда с тобой не пойдет, пес, — выплюнула женщина.