Самвел сел напротив Ормиздухт и матери.

— Какие гости? — спросил он.

— И ты еще спрашиваешь?! — с укором воскликнула княгиня, недовольная такой забывчивостью. Ты ведь знаешь, что вместе с твоим отцом в Армению прибудут известные персидские полководцы, князья Зик и Карен. Я не сомневаюсь, что они почтят наш замок своим присутствием и погостят у нас, когда поедут через Тарон.

— Это я знаю, матушка, — отозвался Самвел, поигрывая опахалом мачехи. — Но еще рано... ты слишком спешишь. Персидские военачальники не прибудут так скоро. Пока они вступят в Тарон, у нас еще есть время, чтобы подготовить высокочтимым гостям подобающую встречу.

Княгиня приняла иносказания сына за чистую монету.

— Я и сама знаю, что времени достаточно, но ты представить себе не можешь, какая бестолочь наши слуги. Сто раз говоришь — все равно перезабудут, что куда поставить, что переставить. Всякий раз, как у нас знатные гости, стыда не оберешься.

— Но Саак свой человек, матушка, он привередничать не станет.

— Опять ты про Саака! — раздраженно оборвала его княгиня. — Стала бы я думать про Саака!

— Ах да, совсем забыл... Полководцы Зик и Карен... — Да, Зик и Карен! Знаешь ли ты, кто они и каким влиянием пользуются при дворе Шапуха?!

Эти имена повторялись так часто, что Ормиздухт решила тоже вставить слово и простодушно заметила:

— Они оба всего-навсего слуги моего брата, При мне они не посмеют даже сесть!

— Ты права, дорогая Ормиздухт! — сказал Самвел, глядя с особой симпатией на прекрасную мачеху. — Но когда слуги персидского царя попадают к нам, мы не только сажаем их на самое почетное место, но даже сажаем себе на голову...

Эти слова не обидели Ормиздухт. Зато обидели мать Самвела. Она метнула суровый взгляд на сына, потом на Ормиздухт.

— Ты пропускаешь мимо ушей мои жалобы на бестолковость слуг, — сказала она обиженно. — А я только сегодня выгнала четверых! Представь себе: с превеликим трудом удалось мне найти соловья. Всем все вроде бы растолковала: и где клетку повесить, и чем птицу кормить. И что же? Вхожу сегодня утром в зал и вижу: бедная птица лежит в клетке мертвая. Оказывается, клетку не повесили, как следовало бы, а поставили на окно, кошка просунула лапу в клетку и придушила соловья.

— Это ни на что не похоже! — Самвел соболезнующе покачал головой. — Следовало выгнать всех слуг, не то что четверых. А кошку ты наказала?

— Ты все насмешничаешь, Самвел, — заметила мать, — а в таких случаях зубоскалить не подобает. Хоть бы Ормиз-духт не оскорблял!

Самвел повернулся к мачехе.

— Ты чувствуешь себя оскорбленной? Она кинула на него быстрый взгляд из-под длинных ресниц и улыбнулась.

— Нет. В ваших лесах так много соловьев...

— Но таких, чтобы пели весь день напролет — один на тысячу, Ормиздухт, — раздраженно прервала княгиня. Ты не понимаешь даже смысла собственной религии и спокойно слушаешь насмешки Самвела... Это нехорошо.

Ормиздухт зарделась.

В чем тут было дело? Мать Самвела вовсе не была такой тонкой натурой, чтобы упиваться соловьиными трелями. Просто эта история имела некоторое отношение к религии. Согласно учению Зороастра, в соловье жил добрый дух, и приверженцы персидской религии имели обыкновение держать дома соловья. Его пение считалось ежедневным благословением, приносящим дому счастье. Мать Самвела хотела таким способом дать первое явное доказательство своей преданности персидской религии. Это было необходимо, раз она надеялась принять в своем доме персидских вельмож Зика и Карена.

Самвел снова повернулся к мачехе.

— А ты как готовишься к приему гостей, Ормиздухт?

— Никак не готовлюсь, — ответила простодушная персиянка. Она понятия не имела о последних новостях из Тизбона, ибо мать Самвела ничего ей не сообщила. Самвел решил рассказать мачехе обо всем, чтобы проверить, какое впечатление произведут на нее эти новости.

— Ты тоже должна готовиться, Ормиздухт, — сказал он. — Я сейчас скажу тебе очень и очень приятную новость.

Еще не зная, в чем дело, Ормиздухт расцвела в улыбке. Мать глазами показала сыну, чтобы он молчал, но Самвел сделал вид, что ничего не замечает.

— Твой царственный брат выдает твою младшую сестру за Меружана Арцруни. Они уже выехали из Тизбона и вместе с моим отцом едут в Армению.

— Как хорошо! — Ормиздухт в полном восторге схватила Самвела за руку. — Значит, я скоро увижусь с сестрой? Значит, они скоро будут здесь?

— Конечно, увидишь сестру... и своего нового зятя... Может быть, они скоро будут здесь, — подтвердил Самвел, не отнимая руки у взволнованной мачехи. — И еще есть приятная новость...

— Можно ли выбалтывать такое, Самвел? Одумайся! — сказала мать по-армянски, чтобы Ормиздухт не поняла.

— Отчего же не сказать? Почему бы ей не знать, что приезжает ее муж, то есть и твой муж и мой отец? Почему бы ей не знать, что ее сестру выдают за Меружана? С какой стати скрывать это от нее? — в голосе Самвела прорвалась нотка негодования.

— С такой, что ума у нее не больше, чем у младенца! Что она узнает, через минуту станет известно всему замку.

— Это неверно. Сердце у нее и вправду чистое, как у младенца, но ум ее — ум зрелой женщины.

Ормиздухт не поняла ни слова из этого спора, но не могла не заметить, что мать и сын недовольны друг другом, и вмешалась:

— Не огорчай свою мать, Самвел! Потом повернулась к княгине:

— Ты не рада, что моя сестра вышла за твоего брата?

— Как же не рада?! — отозвалась княгиня, несколько смягчившись. — Радость моя не имеет предела. Лишь немногим избранным выпадает счастье породниться с могучим владыкой Персии.

— Значит, надо благодарить Самвела за то, что советует готовиться к встрече. Уж я по-царски встречу и сестру и нового зятя моего брата. Ах, какая это будет радость, когда они приедут!

При этих словах сияющее лицо красавицы-персиянки стало еще прекраснее. Но мать Самвела продолжала хмуриться; она опасалась, что сын зайдет дальше в своих признаниях перед простодушной Ормиздухт, которую она считала очень неискушенной и неосторожной.

Все сестры шаха Шапуха носили имя Ормиздухт. Как и у древних армян, у персов был такой обычай: хотя у девочек были собственные имена, ими не пользовались, а называли их по имени отца. Отца царя Шапуха звали Ормизд, и всех его дочерей — Ормиздухт, что значит «дочь Ормизда». Дочь армянского царя Санатрука звали Сандухт, дочь святого героя Армении Вардана Мамиконяна — Вардандухт, дочь патриарха Саака Партева — Саакануш, дочь Смбата Багратуни — Смбатуи.

Так и две сестры Шапуха, одну из которых он отдал за отца Самвела, Вагана Мамиконяна, а другую — за Меружана Арцруни, обе именовались Ормиздухт, по имени своего отца Ормизда.

Для того, чтобы поглотить Армению или хотя бы держать ее под своей верховной властью, персидский двор следовал той же политике, что и Византийская империя. Император Валент, чтобы склонить Армению на свою сторону, выдал свою родственницу Олимпиаду за армянского царя Аршака II. Царь Шапух, в противовес этому, выдал двух своих сестер за двух влиятельных нахараров царя Аршака — Меружана Арцруни и Вагана Мамиконяна — и возмутил их против своего государя.

Владениями рода Арцруни был обширный Васпуракан, владениями Мамиконянов — Тарон. Обе эти области — Васпуракан со стороны Атронатены, а Тарон со стороны Сирии — были совсем недалеко от границ Персии. Посредством двух своих сестер Шапух открыл с этой стороны две большие двери для вторжения в Армению.

— Есть и еще одна радостная новость, Ормиздухт, — сказал Самвел, не обращая внимания на недовольство матери. — Твоя сестра скоро станет царицей Армении.

— Ах, что ты говоришь! — воскликнула Ормиздухт; она так потеряла голову от радости, что забыла обычную стыдливость, как бабочка вспорхнула с тахты, бросилась Самвелу на шею и долго не выпускала его из объятий, осыпая вопросами:

— Это правда? Правда? Ты ведь не шутишь?.. Нет, Самвел?

— Нет, не шучу... Это истинная правда. Твой брат обещал Меружану армянскую корону... — отвечал Самвел, высвобождаясь из ее объятий.