Раздались звуки рога.

Самвел вздрогнул. Вздрогнула и его мать. Она вытерла слезы и посмотрела в окно. Самвел подошел к другому окну.

По Аштишатской дороге к замку двигался большой конный отряд. На солнце ярко сверкали оружие и доспехи. Подъехав к замку, всадники снова затрубили.

Самвел вышел встречать высокородного гостя.

XII ЗЛОЙЗАМЫСЕЛ,

КОТОРЫЙ НЕ УДАЛСЯ

Появление гостей прервало неожиданную ссору между матерью и сыном. После ухода Самвела княгиня Мамиконян снова приняла свой обычный горделивый вид и, беспокойно прохаживаясь по залу, ожидала, пока гости войдут и приложатся к ее руке.

Однако они запаздывали.

Она велела кликнуть дворецкого. Вошел доверенный человек княгини, дворянин, ведавший в замке деньгами, припасами и трапезами. Он почтительно поклонился и остановился у двери.

— Все готово, Арменак? — спросила княгиня.

— Готово, госпожа.

— Музыкантов позвали?

— Позвали, госпожа.

— Скажешь виночерпию, пусть подаст гостям самое старое и самое крепкое вино.

— Уже сказано, госпожа.

— А мне — самое слабенькое. Понял?

— Понял, госпожа.

— Но в цвете пусть разницы не будет...

— Не будет, госпожа.

Княгиня дала еще несколько указаний и отпустила дворецкого.

После его ухода в зал скользнул главный евнух Багос, человек с морщинистым безволосым лицом и красными, лишенными ресниц веками, в которые еле могли втиснуться выпученные как у жабы, беспокойно бегающие глаза. Он подобострастно приблизился к креслу такими осторожными шагами, словно боялся, что они его выдадут, и, наклонившись, сипло прошептал:

— Сперва пошли приложиться к руке княгини Заруи.

Надменный взор княгини Мамиконян полыхнул гневом.

— Дальше что? — спросила она сердито.

— Дальше — придут сюда обедать.

— Когда?

— Как знать? Если княгиня Заруи не задержит, могут и скоро прийти. Но кто же не знает ее обычая: пока не накормит, не напоит — не отпустит.

— Самвел тоже с ними?

— Впереди всех шел...

Княгиня разгневалась еще больше.

Евнух счел, что уже достиг своей цели, но продолжал наушничать дальше.

— Самвел велел, чтобы Мушега тоже пригласили на обед.

— И Мушег согласился?

— Согласился. Он с Самвелом вот как...

И старый доносчик сложил вместе указательные пальцы обоих рук, что означало «водой не разольешь».

Семьи трех братьев Мамиконянов — Вардана, Васака и Вачагана — жили в одном замке и внешне были очень дружны. Однако под мнимым согласием таилась непримиримая вражда. Эта ненависть имела свои трагические причины: Ва-сак убил своего родного брата Вардана, а Ваган, отец Самвела, предав братоубийцу Васака в руки персидского царя Ша-пуха, тоже погубил родного брата. В этом роду была кровная вражда — вражда неутолимой фамильной мести... Однако, как это принято среди высшей знати, взаимную вражду скрывали за утонченной вежливостью и предупредительностью.

Княгиню 1ачатуи не так разозлило то, что ее сын пригласил на обед Мушега, сына своего дяди Васака, как известие, что Саак Партев решил первым делом приложиться к руке княгини Заруи, вдовствующей княгини Мамикоиян, вдовы Вардана Мамиконяна. Саак, как мы уже знаем из предыдущей главы, был сыном дочери Вардана, то есть внуком княгини Заруи, и поэтому всякий раз, стоило ему попасть в замок своих родичей, первым долгом навещал княгиню Заруи и выражал ей свое соболезнование и почтение. Это выводило из себя мать Самвела. «Стоит этому спесивому Партеву появиться в нашем замке, и он всегда найдет, чем оскорбить меня», — думала она, и ее полные губы дрожали от негодования.

— Что узнал об Ормиздухт? — обратилась она к главному евнуху.

— Она нездорова.

— Значит, на обед не придет?

— Была бы здорова, все равно бы не пришла... — сказал главный евнух, и его морщинистое лицо сморщилось еще больше, изобразив шельмовское подобие улыбки.

При известии, что Ормиздухт на обеде не будет, лицо княгини выразило самое непритворное удовлетворение. Приветливая и обаятельная красавица, конечно, затмила бы ее в глазах молодых гостей. Беспредельная зависть к юной сопернице гнездилась в сердце тщеславной княгини Мамиконян, урожденной Арцруни, хотя она была уже немолодая, увядающая женщина.

Пока главный евнух говорил с княгиней, двери зала время от времени незаметно приоткрывались, и в узенькой щелочке мелькали блестящие глаза: кто-то подслушивал.

Сведения, которые принес евнух, не только порадовали княгиню, но и весьма огорчили. Сердце ее билось неровно, мысли путались и клубились в растревоженной голове. Неожиданный приезд незваных гостей свалился как снег на голову и не оставлял времени разобраться в этой путанице мыслей, прийти к чему-то одному. И теперь княгиня бросалась из одной крайности в другую.

Она снова обратилась к главному евнуху:

— Ты точно знаешь, что Мушег придет на обед?

Лицо евнуха снова растянулось в гаденькой усмешке, беспокойные зрачки расширились.

— Твой покорный слуга никогда не говорит того, в чем не уверен, — ответил он и с некоторой фамильярностью поправил одну из шелковых подушек, которая чуть-чуть сдвинулась с раз и навсегда отведенного ей места.

Дверь снова еле заметно шелохнулась, и в узкой щелочке снова мелькнули блестящие глаза. Видно было, что эти пытливые глаза затрудняются определить, кто же собеседник княгини, потому что тахта, на которой она сидела, была в противоположном конце зала, столь обширного, что из всего разговора до дверей доносились лишь неясные, еле слышные звуки.

Княгиня, все также погруженная в свои думы, встала и направилась в соседнюю комнату.

— Следуй за мною, Багос, — велела она евнуху. Красивая небольшая комната, в которую они вошли, была рядом с опочивальней княгини. Одна дверь соединяла их между собой, другая выходила в небольшой вечнозеленый дворик за женской половиной.

Дверь комнатки заперли изнутри. Зал опустел.

Сейчас же стало ясно, кто так томился у дверей. В зал скользнула Нвард. Она казалась воплощением осторожности. Неслышными шагами юная служанка прокралась по мягким копрам, подошла к цветам у окна, понюхала букет, подошла к металлическому зеркалу, взглянула на свое покрытое бледностью лицо, и наконец, неслышно подкралась к двери, за которою скрылись княгиня и главный евнух. Оттуда доносилось неясное бормотание. Озадаченная девушка приложила ухо к замочной скважине и старалась даже не дышать, чтобы не проронить ни звука, но до ее слуха все равно доносилось только невнятное шушуканье, в котором нельзя было разобрать ни единого слова. Ее душила досада. Неясное, но зловещее предчувствие подсказывало, что здесь плетутся какие-то козни, и это ужасало ее.

Она отошла от двери; надо было найти какую-нибудь зацепку, чтобы княгиня, выйди она вдруг в зал, застала ее за делом. В это время двери зала с шумом отворились, и влетел маленький Ваган, младший брат Самвела. От беготни он раскраснелся, вспотел, и на щечках его цвели розы; резвый мальчик с разбегу бросился в объятия Нвард. Она поцеловала маленького князя. Он сейчас же вырвался, вскочил на тахту, в мгновение ока собрал все подушки, сложил их друг на друга, уселся верхом и начал пришпоривать и нахлестывать своего воображаемого коня, весело понукая его: «Но! Но!» Когда маленький князь увидел, что неподвижного скакуна не сдвинуть с места, ему сразу надоело это занятие, и мальчуган соскочил с тахты в поисках новой игры. Шалун выхватил из вазы букет цветов. Нвард кинулась к нему и едва успела спасти букет, но цветы были уже изрядно помяты. Видя, что упрямец никак не угомонится, девушка схватила его за руку, почти насильно вытащила из зала и заперла двери. Он побарабанил в двери ногами и убежал.

Хотя шалости маленького Вагана и отняли у Нвард несколько драгоценных минут, зато они подсказали ей то самое занятие, которое она так напряженно искала. Служанка разобрала «коня» Вагана, то есть взяла уложенные друг на друга подушки и расшвыряла их в разные концы зала. Подняла помятый букет, ободрала лепестки и листья и разметала по коврам. После этого она снова подкралась к запертым дверям и прило-жила ухо к замочной скважине.