Старик несколько раз вставал, поправлял фитиль в светильнике, убавлял огонь, потом снова прибавлял, но этого оказалось недостаточно, чтобы занять его, и он начал от скуки пересчитывать копья и другое оружие, расставленные в зале. Дядька Самвела и прежде пересчитывал их, по крайней мере, раз сто, не меньше, и все-таки начал все с начала.

Юный Юсик время от времени входил в зал, говорил старику какую-нибудь чепуху, чтобы поддеть его, и снова выходил.

А князя все не было.

Юсик снова вошел в зал, остановился прямо напротив старика, подбоченился и со смешком в голосе спросил:

— Знаешь, что я видел под окнами?

— Что ж ты видел, чертенок? — хмуро спросил Арбак, вглядываясь в плутоватое лицо юноши.

— Стою, вижу, кто-то все ходит мимо меня туда-сюда. Я прижался к стене, он меня не заметил, постоял под окнами и ушел. Он все крутился у наших покоев и все озирался по сторонам... то туда посмотрит, то сюда. Подберется к окнам, постоит, послушает, потом отойдет, чтобы не заметили, потом опять подкрадется. Вот отошел он, а я сбегал на кухню, притащил полено покорявее и положил как раз там, где он пристраивался, когда в окно заглядывал. Пришел он снова, запнулся о полено да как грохнется прямо на камни! Что уж он там себе разбил, голову или нос, не знаю, только застонал, заохал — и захромал, откуда пришел,

— Кто был, не знаешь?

— Как не знать. Евнух Багос, княгинин любимчик.

— Этого прохвоста давно пора прикончить... прибить как собаку, — со злостью буркнул старик.

— Он свое получил, — отозвался юноша и снова вышел за дверь.

Арбак остался один. Его душил гнев — и это был праведный гнев. Целых полвека был старый воин свидетелем всего доброго и дурного, что совершалось в замке, радовался его радостям и печалился его печалями, но никогда у него не было так тяжело на сердце, как в эти дни. Он еще не совсем разобрался, что тут творится, но внутренний голос говорил ему, что дело нечисто. Соглядатаи матери обложили покои сына... сын что-то делает тайком от матери... по ночам какие-то люди входят в замок, выходят... все шепчутся, все таятся друг от друга... Что значат все эти предосторожности? Старик задавал себе эти вопросы, и его ясная и бесхитростная душа не находила ответа.

Он сидел нахмурившись и угрюмо размышлял обо всем этом, пока в прихожей не послышались громкие шаги. Дверь открылась, и вошел Самвел, а за ним двое оруженосцев, которые встали по обе стороны двери.

— Добрый вечер, дорогой Арбак, — весело воскликнул он, подошел к старику и положил руку ему на плечо. — Долго я заставил себя дожидаться?

Молодой князь был весел, и это немного разогнало мрачное настроение его старого дядьки. Арбак поднял голову.

— Что так припозднился?

— Не так-то легко расставаться с любимыми друзьями, высокочтимый Арбак. Ели-пили, обнимались, расставались — а потом снова вернулись обратно, снова принялись прощаться, потом еще и еще раз — так и прощались, пока солнце не село.

Он повернулся к дверям и жестом отпустил оруженосцев. Отвесив поклон, они ушли. Вошел Юсик и встал на страже у дверей.

— Теперь скажи, Арбак, был ты у моей матери? — спросил Самвел и устало прилег на диван.

— Как же, — отозвался старик. — Два раза был.

— Нет, три раза, — уточнил Юсик.

— Грешен, ошибся — три раза, — поправил себя старик, покосившись на юного слугу. — Раз утром, раз днем...

— И раз вечером, — со смехом докончил за него Самвел.

— Ну да, и раз вечером, — повторил старик, не понимая, что тут смешного.

Самвел был слегка навеселе, не то он никогда не позволил бы себе подшучивать над своим пестуном, которого очень уважал. Заметив, что старик огорчился, молодой князь сразу оставил свой шутливый тон и продолжал уже подчеркнуто серьезно.

— Значит, ты был у моей матери. Ну, рассказывай, какие приготовления сделаны к моему путешествию. Утром я должен выехать во что бы то ни стало.

— Княгиня как раз и хочет, чтобы ты завтра утром отбыл, — ответил старик, поднялся со своего места, подошел к тахте, на которую прилег Самвел, и уселся около нее на ковре, чтобы говорить, не повышая голоса. — У нее все готово. Пятьдесят юношей, все как один на серых конях, все в серебре — и кони и всадники — будут сопровождать тебя. Двадцать гнедых мулов, запряженные попарно, повезут палатки, припасы и одежду. Два белых мула повезут княжескую колесницу. Двадцать гнедых коней поведут за выездом. Роскошную сбрую для них княгиня выделила из своей сокровищницы. Кроме пятидесяти молодых телохранителей, тебя будут сопровождать семеро оруженосцев, семеро сокольничих, семеро псарей и два повара. Вина, другие напитки, сладости и фрукты, как положено, размещены в особых ларях. Не забыть бы сказать: в число телохранителей входит знаменосец, который понесет княжеский стяг, барабанщики и трубачи.

Арбак ни разу не запнулся, перечисляя все это, потому что заглядывал в клочок пергамента, который держал в руках. Когда он кончил, Самвел заметил:

— Великолепный выезд, но очень уж громоздок. Мне бы хотелось, чтобы свита была как можно легче и подвижнее.

— Княгиня желает, чтобы твой выезд не посрамил чести твоего отца и твоего имени, — отозвался старик тоном, в котором явственно ощущалось недовольство.

— А из моих людей кто включен в свиту?

— Никто. Это княгиня оставила на твое усмотрение. Кого захочешь, того и возьмешь с собой.

— А ты, дорогой Арбак, поедешь со мной?

— Когда это Арбак отпускал тебя одного? Да Арбак костьми ляжет на твоем пороге, — и он указал на порог опочивальни.

Юсик стоял у стены, и его блестящие глаза перебегали с лица молодого князя на старика Арбака. Он волновался и с нетерпением ждал, когда князь скажет, берет он его с собой или нет. Радости юного слуги не было границ, когда Самвел сказал Арбаку:

— Спасибо моей матери, что позволяет мне самому выбирать своих людей. Я возьму всех. Позаботься, дорогой Арбак, чтобы утром они были готовы.

— Я уже все сделал, — отозвался Арбак.

Тут Юсик выступил вперед и сказал, весь залившись краской:

— Могу ли я попросить моего князя?..

— Говори.

— Моего коня перековали, и он теперь хромает.

— Арбак распорядится выдать тебе коня из моих конюшен — любого, какого выберешь.

Юсик просиял.

Арбак встал.

— Ты куда? — спросил Самвел.

— Еще не все готово, пойду пригляжу.

— Спасибо, милый Арбак. Утром я должен выехать рано, как можно раньше.

Старик медленно и важно кивнул и вышел не оглядываясь.

После его ухода Самвел совсем развеселился. Приготовления, сделанные княгиней к его отъезду, оказались хоть и не совсем такими, как бы хотелось ему, но все же удачнее, чем он ожидал. Он не думал, что мать оставит на его усмотрение столь многое. Он заранее предугадывал пышность и торжественность, ни не ожидал, что мать позволит ему взять с собой своих людей, а их было больше, чем тех, кого отрядила с ним она.

Самвел ходил по комнате, энергично потирая руки, и что-то прикидывал и обдумывал. Юсик заметил, что его господин в хорошем расположении духа, и хотел обратиться к нему еще с одной просьбой. Но на этот раз юноша долго колебался и хотя обычно не лез за словом в карман, и язык у него был подвешен на диво ладно, на этот раз он словно прилип к гортани, В полном смущении Юсик, не поднимая головы, переминался с ноги на ногу и не раз уже чесал затылок. «Сказать?., не сказать?..» — теснилось у него в голове.

Взгляни Самвел хоть мельком на бедного юношу, он тут же уловил бы, в каком тот замешательстве. Но молодой князь был слишком захвачен приятными размышлениями и не обращал на Юсика никакого внимания.

Юный слуга кашлянул раз, потом другой. Это покашливание привлекло внимание Самвела. Он взглянул на растерянное лицо Юсика:

— Хочешь что-нибудь сообщить мне?

— Не знаю, как и сказать, господин мой... — пробормотал тот, не поднимая глаз.

— Как всегда говоришь, так и скажи, — рассмеялся Самвел. — Что ты мнешься?