— Радоваться-то пока рановато, матушка, — со смехом отозвался он, выскользнув из материнских объятий.

— Отчего это? — спросила княгиня, и голос ее задрожал от волнения.

— Армянский царь пока жив!

Княгиня не выдержала и сказала то, что намеревалась утаить:

— Армянский царь заточен в крепость Ануш! А оттуда не возвращаются.

— Знаю, что не возвращаются. Но ведь наследник — в Константинополе. У византийского императора, у христианина...

— Кто же вернет его в Армению и посадит на отцовский престол?

— Византийские войска и армянские князья.

— Пока они раскачаются, Армения будет занята персидскими войсками, а мой брат станет ее царем.

— Желаю успеха.

— Ты вот не веришь, Самвел, но скоро сам увидишь, как все сбудется, — сказала княгиня, стараясь убедить сына. — Ты говоришь: наследник у императора, он придет с византийским войском и сядет на трон своего отца. А кто сейчас император, ты знаешь? Валент! А он враг армян. Он ведь не только не удостоил приема католикоса Нерсеса, который сунулся было я Константинополь просить помощи, но даже сослал его на остров Патмос в Средиземном море. Это ты знаешь?!

— Первый раз слышу...

На самом деле Самвел знал о неправедном поступке гонителя армян Валента ² с Нерсесом Великим. Он с неослабным

вниманием следил за всем, что делалось вокруг и имело отношение к Армении, и его пылкую молодую душу больно ранили творившиеся вокруг злодеяния.

Он хотел было выразить свое порицание тому, что мать одобряет поступок Валента. Он хотел было выразить все свое глубокое неприятие поступков своего отца и Меружана, объяснить, какие гибельные для Армении последствия могут иметь предпринятые ими шаги. И наконец, он хотел было прямо сказать, что сделает все возможное, приложит все усилия, чтобы разрушить замыслы отца. Но он знал беспредельное честолюбие своей матери. Она мечтала стать женой армянского спарапета и сестрой армянского царя. Любые доводы теряли свою действенность перед этой неистовой страстью.

И благоразумие замкнуло ему уста.

VI СЫНОВЬЯ ДВУХ БРАТЬЕВ

Род Мамиконянов издревле имел преимущественное право занимать должность спарапета, то есть стоять во главе армянского войска. Должность эта передавалась из поколения в поколение: сын наследовал отцу. Если и случались отклонения от традиции, и спарапеты избирались из других княжеских родов, то лишь тогда, когда между царем и Мамиконянами

возникала вражда.

Вся область Тарон была наследственной вотчиной Мамиконянов. Здесь, в монастыре Плак, находилась их фамильная усыпальница, здесь была их княжеская резиденция — замок Вога-кан (впрочем, одна из ветвей рода Мамиконянов отделилась и поселилась в области Тайк, в неприступной крепости Ерахани).

Не только высокая должность спарапета из поколения в поколение оставалась в роду Мамиконянов. Именно из этого рода, столь славного воинской доблестью, чистотою нравов, любовью к отчизне и другими высокими добродетелями, выбирались по преимуществу наставники наследника престола и его пестуны-дядьки. Нравственный авторитет рода был столь велик, что все другие княжеские дома Армении неизменно и глубоко чтили Мамиконянов, и сам царь особо считался с ними. Именно поэтому всякий раз, когда решались судьбы Армении, ни одно начинание не мыслилось без участия в нем Мамиконянов. Самоотверженность, высокие нравственные достоинства и героизм были поистине неотделимы от этой фамилии.

При Аршаке II из Мамиконянов наибольшей известностью пользовались два брата — Васак и Ваган. Васак в детские годы царя Аршака был его наставником, а потом занял должность спарапета, Ваган исполнял должность азарапета, то есть ведал хозяйственными делами всего государства.

И вот теперь ни одного из братьев в родовом замке не осталось. 1онцы, о которых мы уже говорили, привезли из персидской столицы горькие вести об их гибели. Васак погиб, предательски казненный персидским царем Шапухом, а Вардан погиб нравственно, отрекшись от всего армянского... В замке остались лишь сыновья двух братьев. Самвел, сын Вагана, и М[ушег, сын Васака.

Была уже глубокая ночь. Во дворце, где жила семья Васака, давно погасли все огни, и только в одном покое из наглухо занавешенных окон пробивалась узкая полоска света: там еще не спали. Какой-то человек то беспокойно шагал по комнате, то ненадолго присаживался на тахту и нетерпеливо устремлял взор на двери. «Что бы это значило? — терялся он в догадках. — Самвел просит тайного свидания... Что случилось? О чем надо переговорить наедине? Плохие вести? — Будь что хорошее, не к чему было бы приходить ночью...».

Это был сын Васака Мамиконяна Мушег. Он был лет на шесть-семь старше Самвела, красив собою, крепкого и соразмерного сложения; во всех чертах его читалось мужественное достоинство воина.

Покои, в которых он находился, не отличались особой роскошью. Пол был застлан грубыми волосяными циновками, у стен стояли тахты, тоже застланные простыми грубыми коврами. Всюду можнобыло видеть оружие, и оно тоже было лишено особых украшений. Во всем бросались в глаза простота и скромность. Видно было, что обитатель этой комнаты даже в своих княжеских палатах сохраняет суровый уклад походной жизни.

11ростота его одежды соответствовала непритязательности жилища. И там и тут заметны были скорее стремление к прочности и целесообразности, нежели изысканность и тонкий вкус.

Мушег подошел к окну, отодвинул занавес и открыл одну створку. Долго стоял он неподвижно, глядя в окно. Ничего не было^видно и не было слышно, все спало под покровом глубокой ночи. Он глядел в ночной мрак, а мысли его уносились далеко-далеко, ко двору персидского царя. Там сейчас его дорогой отец, там сейчас и любимый государь. С самого отъезда от них ничего нет. В чем причина этого молчания? Ужели Ша-пух прибег к обману? Ужели все пути отрезаны?.. Он ничего

не знал, у него не было никаких сведений. И его невеселые мысли так же блуждали вслепую во мраке неизвестности, как его гневные взоры — во мраке темной ночи.

В таком расположении духа и нашел его Самвел, когда тихонько приотворил двери, подошел к двоюродному брату и, положив руку ему на плечо, заставил очнуться от тягостного раздумья. Мушег обернулся.

— Ты изрядно помучал меня ожиданием, Самвел.

— Соглядатаи княгини так и рыщут вокруг моих покоев, — в сердцах воскликнул Самвел. — Еле ускользнул...

— Значит, что-то случилось, раз твоя мать расставляет соглядатаев, — заключил Мушег, и его невеселое лицо помрачнело еще больше.

— Сядем, я все расскажу.

Двоюродные братья сели рядом. Самвел некоторое время колебался, не зная с чего и как начать, чтобы не причинить Мушегу слишком сильной боли. И начал с небольшого вступления: он-де уверен, что Мушег найдет в себе достаточно сил и душевной стойкости, чтобы сохранить хладнокровие, и они вместе подумают, как противостоять надвигающейся беде. Но Мушег нетерпеливо прервал его:

— Ради Бога, не трать лишних слов, говори прямо, что должен сказать. И можешь быть уверен — я не стану проливать слезы, словно женщина.

Самвел пересказал Мушегу известия, полученные от гонца. Рассказал, что отец Самвела и Меружан Арцруни объединились, отреклись от своей веры, перешли в персидскую и теперь идут с персидским войском и персидскими жрецами, чтобы покорить Армению. Рассказал, что царь Шапух отдал свою сестру Ормиздухт в жены Меружану и посулил ему армянский престол, если тот сумеет захватить армянских нахараров и видных служителей церкви и отправить их в Персию, а потом распространить в Армении огнепоклонство. Рассказал и о том, что Ваган Мамиконян получил должность спарапета, а царь Аршак заточен в крепости Ануш.

— А мой отец? — прервал Мушег. Самвел растерянно замолчал; потом нерешительно проговорил:

— Твой отец... тоже...

— Заточен в крепость?

— Да... он в крепости.

— С государем?

— Да... с государем.

Самвел не лгал. Но там в крепости Ануш, вместе с закованным в цепи армянским царем находился не сам спарапет, а лишь его земная оболочка, набитая сеном. До свидания с братом Самвел весь день терзался, обдумывая, как сообщить о мученической гибели Васака. Это могло оказаться слишком сильным ударим для бесконечно преданного отцу Мушега и погрузить его в пучину безутешного горя. В конце концов Самвел решил смягчить удар и сказать только, что отец Мушега — в крепости, вместе с царем.