Не получив ответа, Колин удовлетворённо кивнул и продолжил:

– Так или иначе… не знаю, почему ты туда ехала, но для наших целей это самое подходящее место. Я не хочу потерять тебя, Шерил…

– Ты это уже говорил, – сказала она холодно. Все мысли в голове словно умерли, не сходя с мест.

– Да, говорил, – Колин не стал возражать. – Есть только один верный способ не терять – обрести. Обрести раз и навсегда. Там ты будешь моей, Шерил… навсегда. Всё будет красиво. Я обещаю.

– Ты хочешь убить меня, – сказала она. Получилось обыденно и просто, словно она сказала: ты собираешься сменить масло. Или: ты собираешься сходить за покупками. Она почти не почувствовала страха – возможно, потому, что в душе давно обо всём догадалась. В тот миг, когда увидела перекрестья липкой ленты у себя на руке.

Колин потупился, как провинившийся школьник. Это он умел.

– Я бы не сказал так. Я не хочу делать тебе больно или что-то в этом роде…

– Ты собираешься убить меня.

– Да, – сдался он. – Извини. Но я люблю тебя.

Шерил могла бы послать его со всей своей извращённой любовью куда подальше, но вместо этого снова принялась изучать нескончаемую ленту разделительной полосы за стеклом. Колёса крутятся, наматывая на себя милю за милей, и с каждым оборотом они становится ближе к Тихому Холму, над которым потихоньку опускается вишнёвая тьма. И когда они доедут, Колин убьёт её. Обещает, что всё будет красиво. Что ж, мило.

– Так ты хочешь в Тихий Холм? – спросила она с незаметной усмешкой, зная, что Колин не слышит её. – Хорошо. Поедем в Тихий Холм. Поедем…

Оставшуюся дорогу в салоне «доджа» царило молчание. Колин вёл машину и казался вполне нормальным. Пару раз Шерил даже приходила мысль снова попросить его освободить её, но она этого не сделала. Колин в лучшем случае проигнорирует её просьбу. А в худшем – снова начнёт свой нескончаемый монолог про то, как сильно он её любит. Взамен этого она увлеклась попытками прочесть цифры на дорожных столбах, которые медленно, но верно вели обратный отсчёт. Семь… шесть… пять… четыре…

Табличку с тройкой она не увидела – на обочине одиноко голосовал лишь наклонившийся столб. Должно быть, табличка упала. Скоро лес кончится, уступая место первым городским кварталам. В душе что-то беспокойно заворочалось, зародыш паники поднял голову, но она решительно заставила его вернуться в нору. Шерил не хотела бояться. Она сознательно затормаживала в голове образы и мысли, вгоняя себя в апатичный полусон. Пока вроде удавалось… но всё равно она чувствовала, как с каждой секундой щёки становятся горячее, и кровь в жилах бежит быстрее, за исключением кистей, где нарушенное кровообращение уже давало о себе знать – кожа побелела и начала терять румяный оттенок.

За минуту до столба, обозначающего вторую милю, Колин подал голос:

– Твой отец был писателем?

Шерил удивлённо посмотрела на него. Колин не мог знать, кто её отец – она никому об этом не говорила. Едва не спросила: Откуда ты узнал? – но заставила себя заткнуться.

– «Невинная луна», это его книга?

Молчание. Колин покосился на Шерил:

– Я точно не знаю, но вот подумал. Я много читаю… а эта книга попалась на распродаже прошлым летом. Гарольд Мейсон, «Невинная луна», в твёрдом переплёте. От издательства «Даблдей». На заднем переплёте написано, что мистер Мейсон живёт в Портленде. Учитывая год издания, всё сходится… Я угадал?

«2». Ещё один блик в царстве ночи, покосившийся и с соскобленной краской. Шерил на мгновение зажмурилась.

– Хорошая книга, – продолжал Колин; впрочем, теплота обыденной беседы уходила из его голоса. – Красочные описания, и сюжет очень интересный. Если это действительно твой отец, то он был настоящим мастером. Ну скажи, это он?

«Невинная луна». Шерил хорошо помнила книгу в синей обложке, которая стояла на почётной верхней полке в их доме. Отцу она была особенна дорога потому, что была одной из двух его книг, написанных до смерти матери. Шерил иной раз видела, возвращаясь домой, как отец сидит, раскрыв книгу на коленях, но не читает, а просто смотрит на страницы, будто каждая из них превратилась в далёкую белоснежную туннель. И каждый раз в глазах стояли слёзы, скупые, но горькие. Из-за этого она ненавидела «Невинную луну». Книга стала для маленькой Хизер символом печали и потаённого зла – призраком прошлых лет, заключённым в синий переплёт. Насколько она помнила, она ни разу не прикасалась к этой книге, не говоря уже о том, чтобы читать. … а вот Колин прочитал. Она подумала – это неправильно, когда какой-то сумасшедший недоумок за чашкой чая перелистывает страницы, куда отец некогда вложил всю горечь и обиду из-за болезни матери. Всё равно что украл частичку жизни…

«1». Уже скоро… И ряды деревьев потихоньку размыкают свой насыщенный строй.

– Да ладно тебе, Шерил, – хмуро сказал Колин. – Почему ты не хочешь разговаривать?.. Я что, изверг какой-нибудь? Разве я намеренно причиняю тебе боль? Я же просто хочу… хочу, чтобы всё было правильно. Ну же, Шерил.

Она ничего не сказала. Странное, гудящее ощущение заполонило её. Шерил поняла, что вот-вот она ворвётся на территорию города, от которого напрасно скрывалась два года. Cлучилось это совсем не так, как она хотела, но суть дела не менялась. Нескончаемая белесая линия вела в Тихий Холм.

Вот он. Прямоугольный металлический щит, обезображенный тёмно-коричневыми потёками. Карусель и улыбающееся солнце над сворой детишек. Белоснежные улыбки карусельных лошадок скосила ржавчина, пробивающаяся сквозь краску. Когда-то весёлая картина теперь навевала жуть. Шерил впилась взглядом в убористую надпись под щитом: «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ТИХИЙ ХОЛМ, ЛУЧШИЙ ГОРОД НОВОЙ АНГЛИИ. НАСЕЛЕНИЕ -…». Выдвижная ниша, цифры на которой должны были меняться каждый год, пустовала.

– Приехали, – радостно сообщил Колин.

Дорога стала шире, по обе стороны появились ограждения, не дающие машинам съехать вниз. Лес ещё продолжался, но Шерил знала: несколько сотен футов, и «додж» выедет на обозревательную площадку с видом на озеро. В прошлый раз в округе висел туман, и им с Дугласом так и не удалось полюбоваться на гладь воды. Впрочем, не сильно и хотелось.

Кстати, а почему сегодня совсем нет тумана? Шерил с тревогой посмотрела на боковое окно, но увидела там лишь чистую, прозрачную темноту и последний вечерний свет, угасающий над армией деревьев. Никакого тумана.

Колин сбросил скорость, сворачивая направо, где успела появиться заветная площадка. Она ни в чём не изменилась: та же самая серая балюстрада у края, и стены туалета испещрены надписями цветным маркером. Полутьма брала своё – очертания предметов на асфальтовом прямоугольнике расплывались, потихоньку меняя формы. А может, содержание тоже.

Колин припарковал машину у самого края, так, что из кабины был виден блеск волн озера, прокатывающихся под лёгким ветерком.

– Я сейчас вернусь, – сказал он со смущением. – А тебе придётся немного потерпеть. Извини.

Шерил не ответила. Колин не спешил выходить из кабины: он уставился на неё с каким-то неудобным, прожигающим насквозь интересом. При иных обстоятельствах она бы шутливо возмутилась: «Что такое, у меня нос не на том месте?», – но сейчас сочла за благо проигнорировать этот болезненный взгляд.

– Как же я люблю тебя, – прошептал Колин наконец голосом, от которого она снова ощутила острое дуновение ужаса. В голосе не было ничего особенного… только нежность и любовь, как бывало в лучшие моменты их пребывания вместе. И это было страшнее всего – Колин всегда был таким, с первого дня их знакомства, а она не замечала. Не замечала излишне рьяных попыток удержать её возле себя, его параноидального беспокойства.

Как же я люблю тебя.

Не обижайся, я вовсе не пытаюсь контролировать твои шаги, но…

Но помни, близок день, когда я совершу страшную месть.

И этот день настал, не так ли? День, когда он сможет присвоить её себе, как одну из своих роскошных вещичек, подаренных богатыми родителями. Только затем, чтобы она никому не досталась – лишь ему…