Итак, наступила зима. В наших краях, даже когда сильно метет, зима никогда не бывает белой; грязно-серый — вот ее цвет. В грязи и копоти Леопольдвиль зимой уподобляется больной женщине…

Однажды вечером месье Руленд вернулся озабоченным. С наступлением холодов он носил непромокаемый плащ, с погончиками на плечах, что делало его похожим на офицера. Он что-то долго обсуждал с женой, которая, как ни странно, не совсем еще окосела. Потом они позвали меня в гостиную. Я разожгла камин, и поленья дружно потрескивали, распространяя смоляной запах.

— Луиза, я хочу предупредить вас, что в воскресенье вечером у нас будет прием…

— Хорошо, месье.

В глубине души я почувствовала странную тревогу, не потому, что меня страшила предстоящая работа, а из-за того, что наш воскресный мир будет нарушен.

— Будет человек пятнадцать…

На этот раз я по-настоящему испугалась, что не справлюсь одна. Я явно не смогу обслужить и накормить столько народу.

— Пятнадцать человек к ужину, месье?

Он отрицательно мотнул головой.

— Не совсем так. Речь идет не об ужине а ля франсез, а о буфете… Готовится много холодных закусок, подается все на большой стол, понимаете? Сандвичи, тосты, тартинки…

Я вздохнула с облегчением.

— О'кей!

Я тоже стала говорить «О'кей». Но произносила на свой манер, не гнусавя, что всякий раз вызывало улыбку у Тельмы и Джесса.

— Будет мое начальство, коллеги… Англичане, бельгийцы, американцы, французы… Мне хотелось бы все хорошо организовать. Вы думаете, что… справитесь?

— Да, месье…

— Раньше я заказывал все в отеле Бенуа; они готовили и присылали официанта в помощь… Но мы с женой находим, что вы такая отличная кулинарка!

— Я справлюсь одна, месье. Пусть мадам мне только объяснит…

— О'кей. Иного я и не ожидал от вас, Луиза. Впрочем, я сам буду дома и смогу помочь вам.

Так вдруг тяжелый труд стал для меня развлечением, особенно в начальной, подготовительной фазе.

Знаете, когда в вас полыхает священный огонь, вы способны на чудо. Я не утверждаю, что сотворила его в то воскресенье, но вряд ли иной прислуге удалось бы совершить подобный подвиг.

В субботу после обеда мы втроем отправились в Париж за покупками. Я сидела на заднем сиденье автомобиля и казалась себе богатой наследницей, которую собственный шофер везет на прием. Джесс оставил машину в американском паркинге на улице Марбеф, и такси довезло нас до квартала универмагов. Прежде чем запасти еду, следовало подумать об утвари. Я накупила тарелок из золотого картона, тонких бумажных кружевных скатертей и салфеток. Мы производили необычное впечатление. Руленды беспрекословно мне подчинялись, как если бы они были у меня на побегушках, а не хозяевами. Через две недели были Рождественские праздники, и я предложила купить блестящие образки, чтобы развесить их в гостиной. Я также убедила их сделать вечеринку более привлекательной, при свечах, и они тотчас ухватились за это; мы накупили свечей всевозможных форм и расцветок и пластмассовых подсвечников.

Затем мы отправились в район центрального рынка, чтобы запастись цыплятами, говядиной, сырами, креветками и фруктами. Выбирали самые лучшие продукты. Могу вам признаться: ничто не может быть лучше денег. У нас дома, когда в порядке исключения случалось готовить цыпленка, мама брала всегда самого дешевого. В нем было больше костей, чем мяса, а пупырчатая голубоватая кожа всегда усеяна остатками перьев.

Те цыплята, что мы привезли в Леопольдвиль, были жирными, упитанными, аппетитными, как младенцы, с удостоверявшей их породу медалью области Бресс на шее.

По возвращении я продолжала командовать. Сидеть сложа руки было некогда. Четыре цыпленка и говяжья вырезка, которые надо было зажарить, требовали недюжинной силы. Однако все мне удалось. Когда все это пофыркивало на конфорках плиты, я заказала по телефону большое количество маленьких хлебцев в местной булочной. Да, руководить этим хозяйством было сплошное наслаждение. Рядом со мной за маленьким кухонным столом Джесс обстругивал свечи, чтобы вставить их в подсвечники. Жена помогала ему некоторое время, а потом улизнула, и спустя мгновение мы услышали «Лавинг ю» этажом выше. Как бы невзначай месье заглянул в гостиную: бутылка виски исчезла.

Мы переглянулись, ни слова не говоря.

Он снова принялся за свечи.

К завтрашнему вечеру все было готово. Феерия! За несколько лет до того в кафедральном парижском соборе, святого покровителя которого не помню, я видела великолепную картину ясель господних. Так вот, она не шла ни в какое сравнение с нарядной столовой дома Рулендов в этот вечер.

Мы придвинули стол вплотную к стене в глубине комнаты, приставили к нему еще один поменьше, чтобы поудобнее все разместить. На маленьком столе я поставила стекло: длинные бокалы для шампанского и вместительные стаканы для виски. В большой чан для кипячения белья, задрапированный ветками остролиста и наполненный наколотым льдом, месье поставил десять бутылок шампанского «Поммери». Из чана весело выглядывали их маленькие золотые головки.

Бутылки виски выстроились в ряд на столе. Здесь были все знаменитые сорта, так как в штаб-квартире НАТО Джесс приобретал за умеренную цену все виды алкогольных напитков, какие только существовали в природе.

На большом столе располагался собственно буфет. Если бы вы видели моих цыплят в золоченых тарелках, обложенных кресс-салатом и кружочками помидоров! Мне бы хотелось запечатлеть их на цветной фотографии! А мои сандвичи! С холодной говядиной, анчоусами, креветками, сыром! Горы сандвичей! Они и в пятнадцать ртов не съедят все это! Остатков нам должно хватить на неделю!

Когда были развешаны гирлянды, зажжены свечи, в пирожные вколоты вилочки с рождественскими картинками, месье положил мне обе руки на плечи.

— Все прекрасно, Луиза. Я поздравляю вас.

На нем был темно-синий костюм, белоснежная рубашка и светло-бежевый галстук. От волос приятно пахло.

Мадам нарядилась в узкое прямое парчовое платье, обтягивавшее ее подобно второй коже. Было видно, как она прекрасно сложена, с высокой и крепкой грудью, с тонкой, как кольцо для салфетки, талией. Движение ее бедер было столь же изящным, как переливы света в вазах из опала, которые можно видеть в витринах антикваров. Она накрасилась больше обычного, оранжевую помаду сменила скорее на фиолетовую, а тон для лица подчеркивал высокие скулы.

— Как же мадам красива! — воскликнула я.

Джесс казался довольным моей реакцией. Он обнял жену за талию и с силой прижал к себе. Тельма старалась высвободиться, тревожась, что он помнет ее платье. Уже трезвонили у калитки, начали приезжать самые нетерпеливые.

Появился американский генерал в гражданской одежде, еще молодой, но абсолютно седой, что придавало ему некоторую изысканность. Его сопровождали жена и дочь. За ними появилась французская пара. Оба говорили по-американски, как Джесс, но казались скованными, не зная, куда деть руки. Месье Руленд пригласил также полицейского комиссара Леопольдвиля, высокого, невеселого и озабоченного молодого человека, к которому проникся симпатией — тот, как и я раньше, замедлял шаги у их дома.

За ними скопом приехали остальные, и меня закрутило. Сразу стало как на вокзале. Неумолчная трескотня, смех! И надо было видеть, как они нагружались! У нас во Франции на банкетах сначала беседуют, потом немного выпивают, оживляются, и только к десерту приглашенные уже настолько тепленькие, что начинают петь или рассказывать пикантные истории. У американцев все наоборот. Каждый хватает стакан, бутылку виски и так поспешно старается налимониться, будто боится, что опоздает.

Через полчаса все, за исключением молодого полицейского комиссара, были пьяны, в том числе и французская пара, как следует отведавшая шампанского. Муж почувствовал себя совсем вольно. Теперь он дурачился, вставлял в глаз проволочный каркас от пробки наподобие монокля.

Внезапно Джесс хлопнул в ладоши, и все ринулись к накрытому столу. Дочь генерала, маленькая уродица в очках, явно не посещала институт благородных девиц. Это стало ясно, когда она набросилась на куриную ножку. Надеюсь, что в тот день, когда ею заинтересуется какой-нибудь парень, в их меню не будет холодной курятины.