— Ты несешь чушь! Я не испарялся, как ты говоришь. Ты знала, куда я поехал и зачем. Я звонил тебе, и я отчетливо помню, что просил у тебя прощения и обещал вернуться. Что еще я мог сказать?

При виде спокойствия и рассудительности Алекса ей снова захотелось врезать ему. К сожалению, достигнув предельной точки, ярость улетучилась, зато глаза Дженни стало жечь от слез.

Проблема состояла в том, что Алекс не просил у нее прощения во время телефонных разговоров, не обещал вернуться. После нескольких месяцев беззаботного купания в его любви и заботе она осталась совсем одна. Алекс звонил ей время от времени, выдавал информацию и ничего более.

В конце концов его поездка, которая предположительно должна была длиться день или два, растянулась на неделю…

— Ты ни разу мне толком не объяснил, почему так надолго задержался в Англии.

Он открыл рот, чтобы ответить, но она его перебила:

— Я знаю, что Бекки пострадала в автокатастрофе. Я не говорю, что ты не должен был ехать, но я не понимаю, почему ты должен был торчать у ее больничной койки. Она с тобой развелась. Где члены ее семьи? Они не могли навестить ее и взбить ей подушки?

— Я объяснился бы, если бы ты дала мне такой шанс, но невозможно ни о чем толком рассказать по телефону!

Он выглядел по-настоящему сердитым.

Дженни испугалась, но вот он выдохнул через нос и посмотрел на нее внимательнее.

— Когда-то она тоже была моей женой, Дженни. И существует то, чего ты не знаешь. Это касается моего первого брака… Я о том, что я узнал, когда приехал в больницу… Когда мы расстались, между нами осталось много недосказанного. Получив тот телефонный звонок, я понял, что ее ранения серьезные. Она просила меня приехать, и я должен был дать Бекки возможность сказать то, что ей было нужно мне сказать, пока не стало слишком поздно. Ты ведь наверняка можешь меня понять.

Дженни кивнула и впервые пристально посмотрела на Алекса. Его брови были нахмурены, плечи напряжены, а в глазах отражалась усталость, безнадежность и боль потери, которых она не замечала прежде. Задаваясь вопросом, что с ним произошло, она подавила желание обнять и утешить его.

Почему она не заметила его состояния прежде, когда он появился перед ней на вечеринке? Да потому, что она всегда интересовалась только собственными ощущениями и чувствами. Несмотря на все попытки повзрослеть, Дженни осталась прежней беспечной эгоисткой.

Она потерла ковер носком туфли. Внезапно на нее сошло осознание.

— Ты мне многого не говорил, да?

Она не имела в виду его чувства к бывшей жене.

Алекс выглядел слегка ошеломленным, хотя старательно маскировал свои чувства, но Дженни безошибочно заметила удивление в его светло-голубых глазах.

Он кивнул:

— Бекки умерла.

Дженни вдруг стало трудно дышать.

Бекки Дангерфильд умерла?

Дженни посмотрела на Алекса. Он наблюдал за ее реакцией, его взгляд был унылым.

— Почему ты не сказал мне, что ситуация настолько серьезная? Ты говорил, она выздоравливает…

Он отвел взгляд. Дженни понадеялась, что он не смотрит на нее не потому, что она ему отвратительна.

— Она выздоравливала. Но внезапно ей стало хуже. Доктора ничего не могли сделать.

— Но…

— Я пытался тебе об этом сказать, — произнес Алекс, бросая на нее сердитый взгляд, полный отвращения. Дженни стало тошно. — Но ты выключила телефон.

Дженни повесила голову. Ее порывистость всегда приводила к неприятностям. Но ведь она так на него рассердилась! Алекс отсутствовал целых четыре дня, прежде чем позвонить ей и поговорить с ней от силы шестьдесят секунд. Она жаждала услышать его мягкий сексуальный голос, говорящий о том, что о ней он только и мечтает и не может дождаться с ней встречи… Черта с два. Алекс говорил спокойным и деловитым тоном, когда объявил, что в Париж не вернется, поэтому Дженни придется садиться на поезд и ехать к нему. Она ему была нужна для того, чтобы обо всем ей рассказать.

Это стало последней каплей, подтверждающей ее сомнения в том, что первая миссис Дангерфильд занимает приоритетное положение в его жизни. По меньшей мере, она подумала, что получила подтверждение своих сомнений. Дженни поняла, насколько ошибалась, и ей стало совсем тошно.

Тогда она упаковала вещи и покинула отель в течение часа.

О, как она сейчас стыдилась своего поступка! Ее отец прав. Беспечность и необузданность Дженни — всего лишь проявление ее глупости. Она ужасно обидела Алекса.

Дженни подняла на него глаза. Выражение его лица было сдержанным, губы плотно сжаты.

— Это не все, да? — неуверенно спросила она.

Алекс снова покачал головой:

— Я выяснил… кое-что еще… как раз перед тем, как тебе в последний раз позвонить, но я не знал как… — Он умолк и посмотрел в сторону. — Все так запутано. И я не знал, где правда, а где ложь. Кроме того, я не мог рассказать тебе об этом по телефону.

Дженни насторожилась:

— Почему?

Он снова отвел взгляд.

— Ты мне не доверял, — тихо произнесла она, отвечая на собственный вопрос.

Никто и никогда не доверял ей никаких серьезных дел. Она была сумасбродной и импульсивной Дженни, обожающей развлечения. И хотя за прошедшие годы она старалась избавиться от подобной репутации, ее угораздило все бросить, включая обязательства по бизнесу, и умчаться в Вегас, чтобы выйти замуж за человека, которого знала всего несколько месяцев.

— Нет, — сказал Алекс с совершенно серьезным выражением лица. — Не смей меня в этом обвинять. Именно ты мне не доверяла. Ты мне не поверила, когда я сказал, что вернусь сразу, как смогу.

К тому времени, когда он заканчивал фразу, он почти кричал.

Дженни заорала в ответ:

— Это был наш медовый месяц, Алекс! Конечно, смешно, но я ожидала, что ты вернешься в Париж!

Он стиснул зубы, с трудом произнося следующие слова:

— Я действительно туда вернулся.

Внезапно она присела в ближайшее кресло.

— Вернулся?

Он приехал за ней? Вернулся к ней?

У нее засосало под ложечкой, и она закрыла рот рукой. Как такое может быть правдой? Она бы об этом узнала. Через неделю после их поспешной свадьбы в Лас-Вегасе они улетели в Париж, но следующей ночью Алексу позвонили. Рано утром он сел на поезд «Евростар» и вернулся обратно в Лондон, заверив Дженни, что приедет в Париж через сутки. А потом ее жизнь превратилась в кошмар: она мерила шагами номер отеля и пялилась на телефон на прикроватном столике.

За эти несколько коротких дней в номере отеля она передумала обо всем: о том, что потеряла Алекса; что он никогда к ней не вернется; что их жизнь кардинально изменится. Размышляя об этом сейчас, Дженни сравнивала свои переживания с теми ощущениями, которые испытывала после смерти своей матери. Она чувствовала то же самое замешательство. Алекс поступил точно так же, как ее отец после похорон своей жены, — спрятался за стеной, через которую Дженни не удавалось пробиться.

Уехав из отеля в Париже, она пошла на отчаянный шаг. В тот момент она действительно верила, что ее брак разрушен. Жаль, что ей не хватило терпения и ума дождаться возвращения Алекса. Жаль, что она позволила панике завладеть ее разумом. Какой же дурой она была.

Дженни вернулась в Англию, как и просил ее Алекс, но не осталась в Лондоне. Ну, она провела в Лондоне столько времени, сколько хватило на то, чтобы стереть с автоответчика сообщения озадаченного Алекса. В ярости она нажала на кнопку

«Стереть» на автоответчике и упаковала небольшой чемодан.

Она даже не сообщила своей семье о том, что вернулась. Они по-прежнему думали, что она греется на солнце в Мексике. Дженни их неведение вполне устраивало. Ей требовалось время, чтобы зализать раны, прежде чем она встретится с кем-либо из членов семьи снова, не говоря уже об Алексе. Поэтому она уехала в Норфолк и поселилась там в небольшом коттедже у подруги. После она вернулась в собственную квартиру. Но на этот раз на ее автоответчике не было ни одного сообщения. Перестали приходить голосовые сообщения и на мобильный телефон. Хотя она не знала, чем занимается в данный момент Алекс, Дженни впала в депрессию. Но, будучи пристыженной своим поражением, она решила молчать и вернулась в семью с улыбкой на лице, словно ничего в ее жизни не происходило, и стала подумывать, как жить дальше.