Эйлин не уставала повторять, как она им благодарна. Мэгги слышала это от нее по крайней мере раза два в день. При этом Эйлин то и дело возводила глаза к небу, благодаря небеса за то, что они послали ей таких друзей, как Кевин с Мэгги, клялась, что если в ее силах будет хоть что-то сделать для них, чтобы вернуть им долг, то им стоит лишь намекнуть, и так далее, и тому подобное…

И кроме того, Эйлин старалась быть полезной. Она всегда предлагала свою помощь, когда к ним приходили гости. К тому же, кто бы ни были приглашенные, все понимали, что не очень-то вежливо было бы оставить Эйлин сидеть весь вечер у себя, не предложив ей присоединиться к ним. А уж когда являлись коллеги Кевина, то Эйлин, само собой разумеется, оказывалась в центре внимания.

Она настолько соответствовала тому типу девушки, на которой Кевину сам Бог велел жениться, что Мэгги постоянно ломала голову, почему же он этого не сделал?

Раз она даже спросила Кевина. Это случилось в тот день, когда он сообщил, что ему придется поработать дома, и Эйлин тут же вызвалась ему помочь.

— Может быть, лучше я? — предложила Мэгги. Эйлин усмехнулась.

— Боюсь, ничего не выйдет, дорогая! Ты попросту запутаешься в технических терминах!

Кевин и Эйлин погрузились в работу. Обеденный стол был сплошь завален бумагами, белокурая головка то и дело наклонялась к другой — с темной, взлохмаченной шевелюрой, голоса их сливались в негромкое бормотание. Наконец Кевин устало откинулся на спинку стула:

— Спасибо.

— Рада была помочь, — улыбнулась Эйлин. — Эта возня с документами порой может вывести из себя, верно? А кстати, давно хотела спросить, как основной проект?

Кевин суеверно скрестил пальцы и постучал по дереву. Эйлин с улыбкой повернулась к Мэгги:

— Он ведь у нас чудо-мальчик! Это все знают. Когда он запирается у себя в кабинете, все ходят на цыпочках.

— Ходят, как же! — фыркнул Кевин, но Эйлин по-прежнему не сводила с него сияющих гордостью глаз. И Мэгги вдруг с невольной горечью поняла, что если Кевин добьется успеха, то не она, а Эйлин будет иметь полное право гордиться им, ведь ей самой, в сущности, невдомек даже, к чему он стремится.

— Тебе бы следовало жениться на Эйлин, — грустно сказала она немного позже, когда они с мужем остались одни.

— Вот как? А тогда за кого вышла бы замуж ты, интересно знать?

— Я не шучу, дорогой. Она прямо создана для тебя. Вспомни, сегодня вечером, когда вы работали бок о бок, она так легко разбиралась во всем…

— Господи, — фыркнул он, — да это и ты бы смогла! С чего ты вообще вбила себе в голову, что там было что-то непонятное! Забудь об этом. Лучше скажи, что тебя тревожит.

— Я… я немного ревную, — призналась Мэгги.

Он и не думал смеяться. Вместо этого он сказал очень тихо:

— Ты же сама понимаешь, что у тебя нет ни малейшей причины ревновать, правда? Во всяком случае, к Эйлин. Кто она такая? Хорошенькая, даже милая девушка, работает вместе со мной, вот и все! Мы с ней приятели.

— Ну, а предположим, мы бы с тобой не встретились. Ты бы женился на ней?

— Может быть… не знаю. А ты бы вышла замуж за Джима?

Мэгги пожала плечами. Пришлось признать, что такое могло случиться. Само собой, сейчас ей было дико даже думать о том, что она могла бы стать женой другого мужчины, и все же… все же она понимала: не выпади тогда снег, не соберись они покататься на коньках, и, вполне возможно, сейчас бы она носила на пальце кольцо Джима.

Как бы там ни было, с переездом Эйлин их медовый месяц подошел к концу.

Для Кевина его работа всегда стояла на первом месте. Ее становилось все больше, и постепенно он все чаще и чаще стал являться домой поздно. Они все так же любили друг друга, и Кевин был такой же, как и прежде, так же любил шутить и смеяться, но Мэгги все чаще грустила, замечая, как по утрам он стремглав несется в свою лабораторию, будто на встречу с чем-то невообразимо прекрасным и волнующим, что ждало его там.

Чаще всего Эйлин уходила вместе с ним. Если шел дождь, они брали машину Кевина, если нет, ходили пешком. До лаборатории было всего полмили. Мэгги сама обожала эту дорогу — по тропинке, вьющейся среди высоких сосен. Но было что-то пугающее в том, как она каждый день уезжала, оставляя их вдвоем.

Эйлин была достаточно умна, чтобы не давать ей ни малейшего повода устроить сцену. Была так же мила с Мэгги, как и с Кевином. Точнее, даже еще милее. Видя, что Мэгги часто одна, она никогда не упускала случая спуститься к ней поболтать. Казалось, Эйлин искренне мечтает подружиться с ней, и Мэгги не раз старалась убедить себя в том, что она просто ревнивая дура, но все было напрасно. Было в Эйлин что-то непонятное, что подсказывало Мэгги держаться от нее подальше. Может быть, так было просто потому, что больше всего она любила говорить о Кевине. Впрочем, говорила она только хорошее: то превозносила его до небес, то повторяла Мэгги, как ей повезло и как она должна гордиться, что у нее такой муж.

— Мы все с нетерпением ждем, когда он закончит свой проект. Это будет нечто грандиозное! Впрочем, сами увидите.

Мэгги уже удалось выяснить, что проект, над которым трудится Кевин, нечто вроде нового вида топлива. Но Эйлин говорила о нем с таким восторгом, будто это по меньшей мере эликсир вечной молодости.

Даже в те вечера, когда у них не было гостей, Эйлин каким-то образом умудрялась напомнить, что они не одни в доме. Например, заглядывала в комнату и с лукавой улыбкой спрашивала, не выпить ли им по рюмочке. Или предлагала Мэгги новый журнал, который, якобы, принесла специально для нее.

— Наверное, ей довольно одиноко, — задумчиво сказал Кевин. — Не можем же мы ее запереть, верно?

— Неужели она не бегает на свидания? Странно, такая хорошенькая девушка…

— Вот и мне странно. Господи, да любой из наших холостяков с ума бы сошел от радости, согласись она пойти куда-нибудь, но похоже, ее никто не интересует!

— Кроме разве что тебя, — ехидно поддела Мэгги.

Он тяжело вздохнул:

— Слушай, не начинай снова, ладно?

— Но это правда.

— Нет, неправда. Ведь я, кажется, уже говорил тебе, что я чувствую к Эйлин. Держу пари, она то же самое думает и обо мне. Дорогая, это просто ребячество!

В голосе его звучало раздражение. Вот он опять уткнулся в книгу, которую читал, а Мэгги уныло подумала: «То-то бы Эйлин порадовалась! Это ее первая победа — трещинка, которая пролегла между нами! Ей удалось вбить между нами клин!» Теперь она уже совсем с другим чувством ждала вечера. И готова была поклясться, что Эйлин это известно.

Мэгги твердила себе, что напрасно воображает то, чего нет и не было, тем самым только выставляя себя на посмешище, но все было напрасно. В эти дни в доме, казалось, царила Эйлин. Везде чувствовался запах ее духов. Когда она была рядом, аромат был почти незаметен, но стоило только войти в дом с улицы, как он окутывал вас, словно волной. Он чувствовался всюду: в прихожей, в кухне, напоминая о незримом присутствии Эйлин.

И потом еще музыка. Эйлин любила народные песни. Мэгги тоже, но Эйлин, казалось, доставляло удовольствие напевать одни и те же. И теперь они все время звучали в доме, непрерывно, напоминая шелест сосен или шум дождя.

— Господи, как я от этого устала, — пожаловалась как-то Мэгги. На лице Кевина отразилось удивление.

— Правда? — изумился он. — А я даже не замечаю.

Все шло своим чередом. Но под этим кажущимся спокойствием чувствовалось растущее напряжение. Казалось, достаточно было малейшего повода, чтобы прогремел взрыв.

Мэгги не понимала, что происходит. Приходилось просто ждать. Она не была создана для этого. Мэгги по натуре всегда была бойцом. Вынужденная с детства сама заботиться о себе, она предпочитала встречать трудности с открытым забралом. Но Кевин был совсем другим. Впрочем, так же как и Эйлин. И сейчас Мэгги не знала, что ей делать.