— Да, вы очень милы, мадам, — невпопад заметил Розен, рассеянно обрывая цветы с любимого Жанниного кактуса редкого сорта.

— Я думаю, мы с мадам Доман найдем общий язык, и она нам скажет всю правду, всю правду, — повторяла Дельфина.

Она медленно провела пальцем по вырезу халата — ее пальцы были скользкими и холодными. Жанна вздрогнула от отвращения.

— Ты понимаешь, что пропала, детка? — спросила Дельфина, не обращая внимания на гримасу Жанны. — Ты больше никогда не увидишь своего мужа. И эта ночь была вашей последней ночью. После двухлетнего перерыва вы наверняка занимались любовью, да? всякими штучками?.. Ты меня им научишь… Какая у тебя прелестная кожа… После такой ночи нашей милой девочке надо принять хороший душ… — она начала стаскивать с Жанны халат.

— Нет, нет, оставьте меня! — Жанна с отвращением отталкивала ее холодные цепкие руки.

— Хороший душ, — не обращая внимания на ее крики, повторяла Дельфина. — Сначала — горячий, потом — холодный… А затем я тебе покажу кое-что… и ты заговоришь…

Жанна вывернулась из объятий Дельфины, оставив в ее руках халат, и голая подбежала к Розену. Комиссар уже полностью оборвал цветы с кактусов и теперь перешел к померанцевому дереву у окна.

— Оставьте меня, прекратите эту жестокую игру, я умоляю вас! — с трудом проговорила Жанна, потому что ее душили слезы.

— Мадам, — меланхолично произнес Розен, — я не могу находиться в одной комнате с обнаженной женщиной. Это выходит за рамки приличий. Уведите ее отсюда, мадам Леру, вы все-таки женщина.

— Да, да, мы сейчас уйдем, — сказала Дельфина, набрасывая на рыдающую Жанну халат и с силой подталкивая ее в сторону ванной. — Я ее хорошенько вымою, и, мне кажется, она заговорит…

— Ты действительно заговоришь, уж поверь мне, — сказала помощница Розена уже другим тоном, закрыв за собой дверь.

Она сдернула с Жанны халат и включила горячую воду. Затем расстегнула свою блузку и вплотную подошла к бедной женщине.

— Не волнуйся, у меня чисто платонические намерения, чисто платонические, — машинально приговаривала Дельфина, внезапно покраснев, дыхание ее стало тяжелым…

В этот момент Жанна увидела, как створка окна отворилась, с подоконника бесшумно спрыгнул Жосс Чтобы не вскрикнуть, она прижала руку к губам. Заметив это движение, Дельфина обернулась, но Жосс опередил ее. Он набросил ей на голову первое попавшееся полотенце и швырнул Дельфину в ванну с кипятком, Та глухо завыла и забила ногами…

Комиссар Розен терпеливо ждал в гостиной, методично обрывая лепестки с померанцевых цветов. Шум и глухие крики в ванной свидетельствовали о том, что обработка мадам Доман проходит успешно и, следовательно, ее сопротивление будет недолгим. Каково же было изумление Розена, когда через несколько минут в гостиную вернулась не Дельфина, а бледная, но спокойная Жанна.

— Комиссар, вы когда-нибудь видели женщину-утопленницу? — спросила она.

— Что? Какую утопленницу?

— Ну, женщину, которая утонула. Случаются несчастные случаи при купании в море, в озере. Иногда люди тонут в самых неожиданных местах. Например, в ванной… Если им помогают.

— В ванной?

— А вы разве не слышали историю про знаменитого убийцу Джорджа Смита? — вскинула брови Жанна Доман. — Он женился на состоятельных женщинах, страховал их жизни на крупные суммы, распространял среди знакомых слух, что они страдают сердечными болезнями, а затем спокойно топил в ванных. Да так искусно, что и подкопаться нельзя было. Убийца под каким-нибудь предлогом заходил в ванную комнату и, имитируя любовную игру, топил ничего не подозревавшую жену.

— Что за чушь?! — не выдержав, взорвался Розен. — Какого черта вы несете весь этот вздор?!

— Мне кажется, что ваша сотрудница захлебнулась, — пожав плечами, сказала Жанна Доман.

— Что?! — Розен бросился в ванную комнату.

— Полузахлебнувшаяся Дельфина с мокрым полотенцем на голове плавала в ванной, что-то тихо мыча и слегка подергивая руками. Окно было раскрыто настежь. Розен выглянул наружу. Так и есть: вдоль стены дома шел широкий карниз, который в нескольких местах от окна пересекался с пожарной лестницей. Розен с силой захлопнул створки и тут заметил размашистую надпись на стекле, сделанную с помощью тюбика губной помады: «Розен, я всегда буду стоять за твоей спиной».

Комиссар взвыл от бессильной ярости. Он выхватил револьвер из кобуры, подвешенной на ремнях под мышкой, и выстрелил в окно. Стекло разлетелось вдребезги, а Розен стал палить в стену и в зеркала. Из пробоины в трубе фонтаном брызнула горячая вода.

Розен бросился в гостиную. Он схватил Жанну за волосы и приставил револьвер к ее горлу. Та, задыхаясь, раскашлялась.

— Он был в ванной все это время! — в бешенстве кричал комиссар. — Он был там, но сбежал… Ты знала об этом? Говори!

В это время раздался настойчивый, длинный звонок. Кто-то стоял за входной дверью. Этот звук заставил комиссара Розена прийти в себя. Он отпустил хозяйку квартиры, прошел в прихожую и, заглянув в дверной глазок, открыл. На пороге появился Валеруа.

Лейтенант службы безопасности мгновенно оценил обстановку — перевернутый стол, красный след от удара на щеке Жанны, ее растрепанные волосы и выражение беспредельного отчаяния…

— О, Эдуар, Эдуар, — бросилась к нему Жанна, заливаясь слезами.

Она обняла Валеруа, словно пытаясь спрятаться от Розена, и уткнулась лицом в его плечо.

Валеруа несколько секунд молча гладил ее по голове, а потом обернулся к Розену, который с кривой улыбкой наблюдал эту сцену.

— Знаешь, Розен, теперь я понял, что с тобой сделает Жосс Доман. Он просто всадит пулю тебе в лоб и, честное слово, я не очень огорчусь, когда услышу об этом.

После бессонной ночи и омерзительного провала утром Фарж, расставив посты наблюдения у дома Домана, зашел в соседнее бистро выпить кофе. Но недаром говорят, что как начался день, так и закончится. Когда гарсон поставил перед Фаржем на стойку дымящийся кофе и инспектор уже раскрыл рот, чтобы приступить к завтраку, кто-то бесцеремонно обмакнул рогалик в его чашку. Оксильер оторопел: даже для такого неудачного утра это было уж слишком… Он поднял глаза. Перед ним стоял высокий голубоглазый мужчина в черной кожаной куртке и с аппетитом жевал рогалик.

— Кофе, конечно, хороший, — заметил он Фаржу, как добрый знакомый. — Но неужто ты не нахлебался за ночь?

Фарж сразу узнал в грубияне вчерашнего бродягу, и его рука медленно потянулась к карману. Но Доман заметил это движение и, перехватив его запястье, быстро вытащил из кармана Фаржа пистолет.

— Спокойно, пусть он пока побудет у меня.

Жосслен положил пистолет к себе в карман и снова принялся за рогалик.

— Это не была моя инициатива, — растерянно заговорил Фарж, не спуская глаз с Домана. — Приказ комиссара Розена…

— Поставь чашку, а то прольешь, — заботливо посоветовал Доман Фаржу и залепил ему такую оплеуху, от которой тот пересчитал все табуретки у стойки бара.

— Знаешь, — с сочувствием произнес Жосслен, глядя как Фарж медленно поднимается с пола, — мне самому не нравятся пощечины, но моя жена просила тебе ее передать.

— Я не в восторге от игры, которую устроил Розен, но…

— Да, я понимаю, работа есть работа, — согласился Жосс и ударил Фаржа второй раз.

На этот раз инспектору пришлось лететь к бильярдному столу в дальнем конце бистро, и там он с размаху напоролся на его острый угол.

Пока Фарж мычал, сидя на полу и тряся головой, Жосслен Доман произнес с театральным жестом:

— А теперь — еще один кофе и рогалик для моего друга!

Не дожидаясь, пока гарсон и несколько ранних посетителей бистро придут в себя от удивления, он вышел на залитую солнцем улицу.

Когда лейтенант Эдуар Валеруа приехал в аэропорт Орли, там уже шла официальная церемония встречи высокого гостя. Самолет президента Андрозикели Нджалы остановился возле площадки, застланной красным ковром. Дверца самолета распахнулась, и президент спустился по трапу.