— Мы побеждаем, мама? — спросила она.

— Мы не проигрываем. Пойди умойся и приведи себя в порядок. Почувствуешь себя намного лучше.

Но, выйдя в коридор, Ракель услышала шум пробуждающегося монастыря. Показался Андреу с корзиной, покрытой салфеткой, и кувшином в руках.

— Братья встали, — сказал он. — Идут будить остальных.

— Нам скоро придется уехать? — спросила Ракель. — Он только что заснул.

— Этого я не могу вам сказать, — ответил Андреу. — Но я принес из кухни немного холодного цыпленка и другие лакомства. С вашего разрешения, госпожа, мы позавтракаем вместе с вами в комнате больного, а затем соберем наши вещи — их у нас немного, — и вернемся, чтобы помочь перенести бедного молодого господина в телегу.

— Молодого господина?

— Просто оборот речи, госпожа Ракель, — ответил тот. — При таком количестве сиделок он должен быть по меньшей мере дворянином.

Она засмеялась и возвратилась к матери, где они с аппетитом принялись поглощать содержимое корзины. За всю эту длинную бессонную ночь у Ракель не выдалось ни одной минуты, чтобы вспомнить о своих собственных тревогах.

Беренгер вошел в часовню задолго до заутреней в сопровождении заспанных Берната и Франсеса, которых незадолго до этого вытащили из постелей. Епископ опустился на колени для молитвы, тем самым предотвращая любые вопросы и уж тем более жалобы, и оставался в этом положении до тех пор, пока певчие и братия не заполнили часовню. Он заговорил, лишь когда служба подошла к концу.

— Соберите вещи и приходите в трапезную, — сказал он. — Пока седлают коней, мы сможем позавтракать хлебом. Монастырская кухня собрала нам кое-что в дорогу.

— Мы уезжаем?

— Да. Как можно скорее. К обеду мы будем в Барселоне. Конюхи уже проснулись; вскоре они начнут грузить вещи на телеги. Но мы не станем их дожидаться. Я намерен отправиться прежде, чем вы успеете прочитать «Отче Наш». — С этими словами он быстро пошел в направлении трапезной. — Молодой человек пережил ночь, — добавил он. — Это — единственная новость, которую мы ждали.

— Но, ваше преосвященство, ваше колено! — воскликнул Франсес.

— Глядя на этого молодого человека, я вдруг понял, что мое колено не имеет никакого отношения ни к кому из присутствующих, кроме меня самого. Ну, пожалуй, еще моего лекаря. Если вы поторопитесь, друзья мои, вам не придется путешествовать голодными.

Прежде чем телеги были загружены, Беренгер с двумя священниками в сопровождении двух стражников спокойно попрощались с монахами монастыря Сен-Поль-де-Мар и легким галопом отправились в Барселону.

Потребовалось еще больше часа, чтобы во внутреннем дворе монастыря собрались остальные путники, полностью готовые к отъезду. Обоз с вещами уже отправился в путь, а оставшиеся должны были двинуться следом, взяв с собой все самое ценное. Все слуги, за исключением одного из конюхов, ушли вместе с телегами. Старшина стражников, быстро шедший со стороны конюшен, заметил Юсуфа.

— Отлично, Юсуф, — сказал он, бросая на него оценивающий взгляд. — Я думал, что ты отправишься с телегами. Но ты крепкий. Можешь ехать на коне позади меня, пока мы не догоним остальных, если это тебя не пугает.

— Нисколько, господин, — вежливо сказал Юсуф.

— Старшина! Что нам делать с этим вороным? — обратился к нему конюх. — Оставить его здесь? Надо было отправить его с телегами.

— Я поеду на нем, — уверенно произнес Юсуф.

— Ты? — удивился старшина стражников. — Да разве ты умеешь ездить верхом? Это — не ослик.

— Полагаю, он достаточно хорошо умеет это делать, — сказал Исаак. — Не так ли, Юсуф?

— Да, господин. Мне приходилось много ездить верхом, пока…

— Он проехал верхом от Гранады до Валенсии, — вмешался Исаак. — Позвольте ему, пусть попробует.

— Оседлать коня, — приказал старшина.

Когда вычищенный от грязи вороной был выведен из конюшни, его шкура блестела. Это было совсем другое животное. Юсуф взял его у конюха, придерживавшего стремя, и прыгнул в седло так, как будто он взбирался на высокую стену. Все смотрели, как он наклонился, подтянул стремена и заставил нервного коня крупной рысью сделать круг по двору. Юсуф осмотрелся и поехал назад, туда, где стоял старшина стражников. Прилагая невероятные усилия, чтобы скрыть удовлетворение под маской полного спокойствия, он небрежно произнес:

— У него отличный ход, но он больше, чем лошади, к которым я привык. Уверен, завтра мои мышцы будут просто деревянными.

— Ты маленький шельмец, — сказал старшина. — Где ты научился так ездить верхом?

— Дома, — тревожно ответил Юсуф. — Я всегда ездил верхом, сколько себя помню.

— Отлично, одному из наших не придется вести его в поводу, — сказал старшина. — И, насколько нам известно, его владелец не будет возражать.

Вороной разразился смешливым ржанием и нервно затанцевал, отступая подальше от толпы. Конюх подбежал, чтобы поймать уздечку, когда у него за спиной раздался уверенный голос.

— Подождите. Пусть парень покажет, что умеет.

Старшина стражников внимательно наблюдал за тем, как Юсуф успокоил коня и поставил его рядом с мулом своего хозяина.

— Парень сказал правду. Ну что, отправляемся, господа? Впереди долгий и трудный день. — Он еще не договорил, а его конь уже вез своего седока по южной дороге, ведущей в Барселону.

Поскольку это была весьма оживленная дорога и казалось маловероятным, что их могут поджидать неприятности, для сопровождения им оставили только двух стражников, один из которых являлся конвоиром сестры Агнет. Двое поехали с епископом, а двоих взял капитан для охраны обоза.

— Мы скоро догоним остальных, господин Исаак, — любезно заметил старшина стражников. — Мул вас устраивает?

— Это хорошее животное, — сказал Исаак. — Мне неоднократно приходилось ездить и намного худших.

— Вы привыкли к их аллюрам?

— Совершенно верно, старшина. В детстве и юности я много поездил на лошадях, мулах, на упрямых, ленивых, капризных, непредсказуемых верховых животных, и добродушных тоже. Мулы его преосвященства — замечательные существа.

— Это терпеливое и послушное животное. Капитан сам выбирал его для вас.

— Вы совершенно правы, — сказал Исаак, — так как моя дочь, не слишком опытная наездница, в состоянии вести его в поводу.

— Я освобожу ее от этой обязанности, господин Исаак, и сам поведу его под уздцы. — Он подъехал ближе и протянул руку к поводу. — Я сам поведу мула вашего отца, госпожа Ракель, — сказал он. — Вы слишком долго пользовались этой привилегией. Мы могли бы даже попробовать легкий галоп, — добавил он со смехом.

Понукаемый им мул Исаака пошел живее, чем прежде. Постепенно они начали двигаться все быстрее, и расстояние до обоза начало понемногу сокращаться.

Группа путников была непривычно тихой. Начала сказываться бессонная ночь, и мысли Ракели путались между домом и дорогой, сливаясь во сны наяву, в которых она видела лежащего тяжелораненого Даниеля, а когда она пыталась помочь ему, неожиданно превращался в молодого незнакомца. Монахини ехали в полном молчании. Марта попыталась было заговорить с аббатисой, но та ей не ответила, и Марта замолкла. Их робкий и печальный священник, лишившись собеседников из-за отъезда Берната и Франсеса, тревожно смотрел на простиравшуюся перед ними дорогу.

— Далеко ли до Барселоны? — наконец спросила Ракель. — Это та самая гора, которая возвышается над городом? — И она указала на пик, видневшийся на некотором расстоянии к юго-западу.

— Не так уж мы и близко, госпожа Ракель — ответил старшина стражников. — Нам придется поторопиться, чтобы прибыть в город до заката.

— Но мы двигаемся намного быстрее, чем вчера, — заметил священник.

— Это правда, — ответил тот. — Но те, кто идут впереди, движутся медленнее, чем мы, а позднее будут двигаться еще медленнее. Как только жара усилится, они начнут уставать.

Только он это произнес, все почувствовали, что солнце пригревает все сильнее и сильнее. Ветерок, пахнущий рыбой, солью и таинственными ароматами моря, приносил немного прохлады, но всякий раз, когда море скрывалось за холмами, прикрывавшими побережье от морских ветров, весеннее утро все больше походило на летний полдень. Чем дальше они ехали, тем сильнее животные замедляли ход и пытались сойти с дороги, а наездники становились все более раздраженными.