Необратимость потери потрясла ее — больше не будет их совместных чаепитий, долгих разговоров по телефону и походов по магазинам. Ничего. Вчера у нее была лучшая подруга. Сегодня она осталась одна.

Страшная пустота, вобравшая в себя боль и отчаяние, ширилась у нее внутри. Весь день она увеличивалась, словно собираясь взорваться и поглотить все вокруг. Находясь рядом с детьми, Лили усилием воли сдерживала всепоглощающую, дикую тоску.

Теперь, утратив контроль над собой, она упала на кровать, лицом в подушку, и дала волю слезам. Рыдания рвались наружу, сотрясая все ее тело. Подушка приглушала их, но в голове Лили они звучали как крик.

Кристел больше нет. Лили начинала осознавать это. Без предупреждения и с неумолимой бесповоротностью ее лучшая подруга, сестра, покинула ее. Лили плакала, вспоминая их смех, беседы, которых больше никогда не будет, все время, проведенное ими вместе. Она оплакивала детей, которые будут расти без матери, и страшную, несправедливую, не заслуженную ими боль. Она плакала до тех пор, пока не иссякли слезы, а потом лежала, ослабевшая, вымотанная отчаянием, словно вычерпавшим энергию откуда-то извне.

— Лили? — послышался тоненький голосок.

Она села, вытирая лицо рукавом. В дверях стояла Чарли, растерянная и напуганная, с мягкой игрушкой в руках.

— Я услышала, что ты плачешь.

— Ох, Чарли! Я так тоскую по твоей маме. Со мной все в порядке, мне просто нужно было немного поплакать.

— Я проснулась, и мне снова стало грустно. Я не могу больше уснуть.

Лили встала, чувствуя себя так, будто только что пробежала марафон.

— Не надо, малышка. Пойдем лучше поедим мороженого.

— Я не хочу мороженое. Я… я ничего не хочу.

— Тогда я просто посижу с тобой. — Лили взяла девочку за руку и повела в ее комнату. Они подошли к кроватке Эшли, чтобы посмотреть, спит ли она, и подоткнуть одеяло. Потом сели рядышком на низкий подоконник, сдвинув в сторону мягкие игрушки и открыв штору, чтобы видеть туманную луну. Лили, обняв Чарли, поглаживала ее шелковистые волосы.

— Придется говорить шепотом, чтобы не разбудить Эшли.

— Ее ничем не разбудишь. — Несколько минут Чарли сидела молча, всем своим маленьким, худеньким тельцем прижавшись к Лили. — Я знаю, как составить псевдоним порнозвезды, — вдруг сказала она.

— Ты узнала от Рассела Кларка?

— Ага.

— А ты знаешь, что такое — порнозвезда?

— Я спросила у дяди Шона. Он объяснил, что это человек, который использует ненастоящее имя, составленное из клички его первого домашнего животного и названия улицы. В прошлом году на маскараде в школе я выиграла золотую рыбку и назвала ее Зиппи, поэтому мой псевдоним — Зиппи Кэндлвуд.

— Это очень… остроумно.

— А твой как?

— У меня никогда не было домашних животных.

— Никогда? Даже золотой рыбки или птенца, которого ты спасла?

— Никогда. — В том, что касалось домашних животных, родители Лили были непреклонны. «Им никогда не пережить хозяина, — убеждала ее мать. — Они стоят кучу денег, а потом разбивают тебе сердце».

Чарли пошевелилась рядом с ней.

— Я бы хотела иметь собаку. Мама и папа не разрешали нам завести собаку, а мне хотелось этого больше всего на свете.

Воцарилось молчание. Лили подумала, что Чарли задремала, но тут она снова зашевелилась.

— Лили?

— Да?

— Я боюсь.

— Знаю, дорогая. Но тебе ничто не угрожает.

— Я не об этом. — Чарли отодвинулась, чтобы видеть Лили. В призрачном лунном свете глаза девочки казались огромными. — Я боюсь… что они разозлились на меня.

Потому что я плохо училась в школе и воровала вещи. Может, поэтому они и…

— Боже мой! — Лили сжала в ладонях щеки Чарли. — Это совсем, совсем не так. Твои родители любили тебя всем сердцем.

— Но они злились из-за того, что я воровала вещи.

— Никогда. Ни они, ни я. Твои мама и папа никогда, ни за что не хотели бы, чтобы ты так думала. У нас была встреча, потому что мы любим тебя и заботимся о тебе. Веришь, это чистая правда.

Чарли кивнула.

— Ладно.

Лили подняла девочку и отнесла в ее кроватку. Подоткнула одеяло и положила рядом с Чарли ее любимые игрушки — потрепанную овечку и одноглазую обезьянку.

— Тебе пора спать.

— Хорошо. Лили!

— Да?

— Я думала насчет песни.

— Песни?

— Для похорон.

Лили затаила дыхание. «Держись, — приказала онасебе. — Надо держаться».

— И что же это за песня?

— Про радугу. — Ученики третьего класса разучивали эту песню в школе, и Чарли она очень нравилась, отчасти потому, что в ее оригинальной версии пел лягушонок Кермит.

Лили наклонилась и поцеловала Чарли в лоб.

— Думаю, мы можем это устроить.

Ранним утром в день похорон брата Шон Магуайер играл партию в гольф. Если кому-то это и казалось неуважением, ему было плевать. На этом поле они с Дереком провели детство. Вместе прошли каждую лунку бессчетное количество раз. Они знали здесь каждую травинку, каждое препятствие, каждую ямку. Они смеялись, поддразнивали друг друга и соревновались на этом поле в золотые дни своей юности. Мысль о том, что с ними может приключиться что-то плохое, не приходила им в головы.

И долгое время все шло прекрасно. Братья играли в гольф в старших классах школы и в колледже, поднося почетные ленты и кубки к ногам Патрика Магуайера как священные дары. Оба с первого раза прошли турнир «Кью-Скул» и получили карты Ассоциации профессионального гольфа. Дерек, старший, был трудолюбивым и стабильным игроком. Шон, более одаренный, но менее упорный, всегда находился в тени брата, но это происходило по его собственной воле. В сущности, Шону нравилось его положение. Люди не возлагали на него особых надежд, поэтому он редко разочаровывал их. А иногда, как в тот замечательный год в Огасте, даже удивлял.

Теперь, когда Дерека не стало, ему предстояло выйти из тени, и Шон не был уверен, что вынесет пристальное внимание к себе. Ред сделал все, чтобы удержать прессу в рамках, однако когда такая прекрасная пара на взлете жизни и карьеры внезапно погибает при загадочных обстоятельствах, слухов не избежать. Репортеры и операторы так и вились вокруг них. «Что для вас значило потерять брата?» От этого вопроса кровь вскипала у Шона в жилах.

Что значило для него потерять брата? Они что, издеваются? Какой ответ он может дать на этот вопрос?

Ему приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы показать себя стоиком. Он вел себя как семейный человек, каким и стал сейчас, хотя чувствовал себя полной развалиной. Шону снились кошмары. Дознаватели из дорожной полиции не обнаружили тормозного следа там, где машина Дерека сорвалась с обрыва. Шон постоянно представлял себе, как Дерек и Кристел падают вниз на фоне стоящей в отдалении горы Тилламук, и смотрят друг на друга, потрясенные, недоумевающие — ведь они летят.

Он не умел переживать потери, не умел прощаться и именно поэтому оказался здесь этим утром, один на пустом поле. Стоя у первой метки, Шон глубоко вдохнул пахнущий свежей травой воздух, вбирая в себя красоту этого пейзажа, и неспособный заглушить мучительную боль внутри. «Черт побери, Дерек! — думал он. — Я скучаю по тебе». Между ними было соперничество, случались ссоры, но они никогда не утрачивали любовь и уважение друг к другу.

Сейчас Шон играл один, посвящая этот раунд брату. На этой неделе ему предстояло принять участие в своем первом большом турнире после возвращения в Штаты, чтобы пробить себе дорогу в спорт. Вместо этого он говорил свое последнее «прости» Дереку и, занося клюшку для первого удара, знал, что это единственно верный способ попрощаться с братом.

Он сделал первый удар, и клюшка обрушилась на мяч, словно топор палача. Мяч упал точно посередине между двумя лунками. Шон слышал, как он коснулся земли, приземлившись именно там, где следовало, откуда его легче всего было отправить на грин. Весь раунд прошел точно так же — еще никогда он не играл так хорошо.