Шей посмотрела на того, кто стоял рядом с Тайлером. Он был немного похож на Бена Смита, и она подумала, что, наверное, они братья. Выглядел он чуть добрее Тайлера. Впрочем, любой на его месте выглядел бы так.

– Я… я не знаю, что вам нужно, но у меня есть немного денег… – Дрожь в голосе выдала ее страх.

– Как вас зовут? – спросил человек, стоявший рядом с Тайлером.

Шей не нашла, что ответить. Она сама точно не знала, как ее зовут, как не знала и того, что этим людям нужно от человека, которого считала своим отцом. Вот вроде бы и все, что было ей известно. Но она не собиралась в этом признаваться. Нельзя показывать свою слабость; кому угодно – но только не Тайлеру. А то он сразу воспользуется этим. Ей оставалось только спрятаться за наигранное мужество, как бы трудно ни было скрыть дрожь, сотрясавшую ее с ног до головы. Она даже сжала кулаки, чтобы не выдать себя.

– Проклятие, – произнес Тайлер. – Кто вы, черт возьми, такая? – В голосе прозвучала нотка нетерпения. Шей вздернула подбородок.

– Почему сказали, что вы дочь Рэндалла? Или вы одна из его шлюх? – спросил он с презрением, и Шей разозлилась как никогда. Он смел судить о ее отце. Он смел судить о ней.

Она даже обрадовалась, когда ее гнев прорвался, вытеснив страх.

– А по какому праву вы задаете мне вопросы?

– О, так вы знаете, кто я? – спросил он с мягкой вкрадчивостью, которая, однако, была обманчивой, Шей сразу это поняла.

Но уже не могла остановиться. Гнев возобладал над осторожностью и страхом. Ей ли бояться человека, который предал свою страну во время войны!

– Предатель, – не подумав выпалила Шей. Он чуть не замурлыкал, двинувшись к ней.

– Это ваш… отец сказал вам?

В его мягкой походке проскользнуло что-то грозное. Шей отпрянула, но лошадь, стоявшая сзади, помешала ей отступить дальше чем на несколько дюймов. Она попыталась укрыться от взгляда, который, казалось, сверлил ее насквозь.

– У вас нет никакого права…

– У меня есть все права, если вы именно та, за кого себя выдаете.

Он остановился возле нее, и ей показалось, что он едва сдерживает гнев. Шей была высокая, но рядом с ним почувствовала себя маленькой и ничтожной. Он был больше шести футов ростом, а под хлопковой рубашкой с брюками угадывалось мускулистое стройное тело. Но что действительно вселяло страх, так это холодная суровость его лица. Страх, который сковывал самым примитивным образом. По спине девушки забегали мурашки.

Внезапно на Шей нахлынули прямо противоположные чувства. Она боялась его, но в то же время этот человек внушил ей то, что до сих пор не удавалось внушить ни одному мужчине. Понимание. Скорее всего это было понимание. Она понимала его, и ее притягивало к нему словно магнитом.

По его взгляду нельзя было определить, что он вообще испытывал какие-то эмоции, но она почувствовала в нем ярость, как чувствуют приближение смертоносной бури.

Он излучал ярость, которая пронзила ее до самых кончиков пальцев. А ведь это ей следовало гневаться. Это ее похитили, ее запугали до полусмерти. Но Шей осознала, что ей никогда не испытать тот накал страстей, который, видимо, захлестнул Тайлера.

Тайлер обошел девушку и приблизился к лошади. Правой рукой в перчатке он достал из заднего кармана нож и быстро срезал саквояж и этюдник. Прежде чем открыть папку, он положил ее на пенек.

Шей хотела остановить его. Он вел себя оскорбительно, но она поняла, что протестовать бесполезно. Ее никто не послушает, а она просто выставит себя в глупом свете. Она не ровня этим троим. Этому одному человеку. Бог свидетель, она и так уже попала в переделку. Следует попридержать свой гнев до лучших времен. Пусть считает ее покорной. Пока, по крайней мере.

Шей молча наблюдала, как Тайлер взял в руки газетную вырезку, потом повернулся к ней.

– Зачем вам это? – равнодушно поинтересовался он, но Шей отчего-то поняла, что вопрос отнюдь не праздный. Она не знала, что ответить. Разве такое объяснишь? Разве можно объяснить, что она узнала о существовании отца только спустя двадцать два года? Разве можно объяснить, зачем она сохранила этот портрет, единственный портрет, который у нее был?

А как ей объяснить Тайлеру, что она хранит и его портрет тоже? Вместе с отчетом о заседании трибунала? За вопросом последовало молчание.

– В свое оправдание вам сказать, как видно, нечего?

Никогда еще Шей не была так растеряна. Что бы она сейчас ни сказала, что бы ни сделала – дело может обернуться только в худшую сторону: и отцу навредит, и себя подвергнет еще большему риску. Ей показалось, что она проваливается в зыбучий песок, а ухватиться не за что. Девушка пошатнулась, когда он впился в нее взглядом, стараясь вырвать ответ.

Но затем он вновь обратился к содержимому этюдника, словно пленница для него не имела никакого значения. Взял несколько писем и прочел их, нимало не заботясь о ее чувствах. Начал перелистывать альбом, пока не дошел до наброска, сделанного с Бена Смита.

– Полюбуйся, – сказал он, передавая рисунок Бену. – Только последний дурак мог привезти сюда эту… особу.

Он умолк. Смешался. Но сказанные слова так и повисли в воздухе. Они были произнесены с огромным презрением, близким к ненависти. Шей вздрогнула от холода, хотя солнце палило вовсю.

Тайлер повернулся к ней, на щеке у него играл желвак. Это был первый признак эмоции, который Шей в нем заметила.

У Бена был виноватый вид.

– Я думал, может, обмен…

– На что?

– На признание.

– Ты о Рэндалле?

Бен слегка улыбнулся:

– Просто мне показалось… что подвернулся шанс.

– Бойся даров, Бен, – произнес Тайлер без тени улыбки, затем вновь повернулся к Шей. – За них всегда нужно расплачиваться, а за эту дамочку… похоже, заплатим вдвойне.

Бен переминался с ноги на ногу, как школьник в ожидании порки.

– Думаю, вам придется здесь задержаться, мисс… Рэндалл, – сказал Тайлер.

– Нет. Я поеду на ранчо «Круг Р».

Он смотрел ей прямо в лицо, но она ничего не разглядела в его глазах. Эта пустота пугала. Все равно что смотреть на чистый холст на подрамнике.

– Мне жаль, мэм, – сказал он, но было видно, что он не испытывает жалости, по крайней мере к ней. Тон был не извиняющийся, а, скорее, насмешливый. – Ваш… талант тому препятствует. Я не могу позволить, чтобы портреты Бена разлетелись по всей округе.

– Можете оставить портреты у себя, – поспешно предложила Шей.

– Да, но ведь у вас слишком острый глаз, – сказал он. – Думаю, вам нетрудно нарисовать такой же еще раз.

Шей сглотнула, подтвердив молчанием его предположение. Она не умела лгать или скрывать свои чувства. Так и не научилась, а теперь жалела. Девушку возмутило то, как бесцеремонно он обращался с ее личными вещами. Но в одном он был прав: у нее хорошая память на лица, особенно интересные лица. А у Бена Смита как раз такое. Впрочем, нарисовать лицо Рафферти Тайлера было бы гораздо труднее.

– Я обещаю…

– Ни от одного Рэндалла обещания не приму, будь оно хоть сто раз подтверждено самим ангелом.

– Но почему? – удивилась Шей. – Потому что он помог свершиться правосудию?

Тайлер презрительно хмыкнул.

– Вам просто нужно… – Шей замолчала на полуслове, не желая произнести вслух догадку, в верности которой не сомневалась.

– Так что же мне нужно?

Почему эти глаза имеют над ней такую власть? Почему они принуждают ее сказать больше того, что следует?

– Отомстить.

Он улыбнулся. Шей и не подозревала, что улыбка бывает такой зловещей.

– Очень проницательно, мисс Рэндалл, или как там вас…

– Я не позволю вам использовать меня для своей цели.

– Вот как? – Это его позабавило. – Ну и как же вы думаете помешать мне?

Шей сжала кулачки. Конечно, глупо было бы так утверждать – не в ее положении бросать вызов, – хотя со вчерашнего дня, когда она познакомилась с Беном Смитом, она то и дело совершает глупости.

– Отцу будет все равно.

– Охотно верю, – сказал Тайлер. – Рэндаллу всю жизнь все до чертиков. Вот почему я ни в грош не ставлю то, что Бен привез вас сюда.