И это прекрасно.

8

Утро следующего дня было, мягко говоря, неловким.

С одной стороны стола сидела Эмма. После драки с Марси и Марго у нее болела правая рука. Другие части ее тела тоже болели, но уже приятной болью — болью от рук, что стремились доставить ей удовольствие.

С противоположной стороны стола, свирепо зыркая на дочь, сидела Марго. Ну, может быть, «зыркать» — здесь не совсем верное слово. Может человек зыркать, если у него нормально работает лишь один глаз? Левый глаз и щека Марго немного опухли от нападения Эммы. Вдоль скулы тянулись три красные царапины — небольшой сувенир на память об их семейной идиллии.

В конце стола сидел Джерри, впервые без газеты. Он окидывал взглядом собравшихся, хотя, как ни странно, его пристальный взгляд вообще-то казался слегка... счастливым. Когда он думал, что его жена на него не смотрит, то мягко улыбался Эмме. Марго доставались тёплые взгляды и похлопывания по руке. Святой Джерри сохранял баланс и обеспечивал мир.

До этого никто никогда не сидел во главе стола. Джерри обычно садился в самом конце или сбоку. Марго всегда располагалась слева от него. Эмма старалась никогда с ними не сидеть, поэтому подобный вопрос ни разу у нее не возникал. Но если бы она когда-нибудь об этом задумалась, то ей показалось бы немного странным то, что ни хозяин, ни хозяйка поместья не занимают место во главе стола.

Но теперь это представлялось вполне логичным, потому что во главе стола сидел Чёрч. Он занял это место с лёгкостью и без лишних раздумий, так, словно всегда там сидел. Так, словно это место пустовало специально для него.

Может, так оно и было.

— Я всеми вами очень горжусь, — прервал неловкое молчание Джерри.

Ну, неловким оно было лишь для простых смертных. Чёрч снова погрузился в молчание и сосредоточился исключительно на своем завтраке. Казалось, он даже не отдавал себе отчета в том, что вместе с ним за столом сидят другие живые, разумные существа.

— То, что произошло вчера, было некрасиво. Очень некрасиво. Но сегодня рано утром у меня был долгий разговор с Марго и Чёрчем.

Что ж, это объясняло такую необычайную покладистость Марго — а Эмма-то уж думала, что ее сунут лицом в завтрак.

— Я рад, что мы смогли все уладить... э-э... как семья.

Словом «семья» он подавился, словно застрявшей в горле костью.

— Ну, я сомневаюсь, что..., — попыталась вмешаться Марго, осторожно приложив к лицу наманикюренную руку.

— Я понимаю, что женщины от природы темпераментны, — продолжил он.

Эмма уставилась на него. Это происходит на самом деле?

— Матери часто ссорятся со своими детьми. Вот, у Пола с его мамой это продолжалось бесконечно. Это естественно. Поэтому я действительно очень горжусь тем, что все нашли в себе силы забыть обиды и вместе сесть за стол.

А было ли всё забыто? Разве? Эмма всю ночь провела в комнате Чёрча, постигая новую религию. Она даже не заметила, когда Джерри с Марго вернулись домой. Девушка взглянула на мать, гадая, а слышали ли они, как Эмма занималась сексом с Чёрчем? Удалось ли им и впрямь что-нибудь решить, или все стало намного хуже?

«Интересно, а хотелось ли ему когда-нибудь убить ее…?»

— Ну что ж, милый, я... я рада, что ты рад. И Эмма, — выплюнула мать ее имя. — Знай, что я тебя прощаю. За всё. И благодари Чёрча за то, что он за тебя поручился.

Эмма взглянула на того, кто сидел во главе стола. Чёрч по-прежнему оставался безучастным, просто читал книгу и жевал свои хлопья. От вчерашнего человека, того, кто еще ночью казался оголённым проводом, полным энергии и хаоса, не осталось и следа. На его место снова вернулось безмолвие.

«Это точно один и тот же человек? Может, я всё это себе напридумывала?»

Конечно же, она не напридумывала. Эмма проснулась в постели Чёрча. Он ушел, одеяло и простыни с его стороны кровати, как ни странно, были распрямлены и заправлены. Высунув голову в коридор, она услышала, как на сковороде шипит бекон, и увидела сидящего за столом Чёрча. Она не знала, когда он ушел из комнаты, но, по всей видимости, не спал Чёрч уже давно — что только что подтвердили Джерри с Марго.

Поэтому она снова пробралась в дерьмовый кабинет Джерри и улучила минутку для себя. Впервые за двенадцать часов.

«Твою ж мать!».

Их секс был взрывоопасным. От начала до конца — начиная с их первого раунда и заканчивая всеми остальными, что произошли позже ночью. С каждым разом в них было все меньше неистовства, и все больше контроля. И Эмма всё больше чувствовала то, что ему хотелось сказать и сделать. Его руки говорили за него все те слова, которые он держал в себе. Они пригвоздили ее к земле, разорвали на части и пустили ей кровь. Это было восхитительно.

Однако, еще больше было настоящих разговоров. Как оказалось, Чёрч прекрасно умел говорить, и теперь, когда начал, его уже было трудно остановить. Это было волнующе и страшно, и очень походило на влюбленность. Она многое узнала и о нем, и о себе. Такое, во что ей было слишком страшно заглянуть и признаться в этом ему.

Но Чёрч был так самоуверен, что это не могло не передаться ей. Он точно знал, кто он и что он такое. И хотя ему было известно, что хорошего в нем мало, парень этого явно не стыдился. Более того, он этим почти гордился. Чёрч знал свои недостатки, признавал их и предпринимал меры, чтобы их контролировать — весьма впечатляющее достижение, достойное, чтобы им гордиться. Так он и делал. Похоже, это было бонусом в его жизни полу-социопата. Не причинять никому вреда, никого не убивать, было для него достижением. Чёрч заслуживал похвалы. Заслуживал поклонения.

Эмме хотелось стать его ученицей. Она-то за свои недостатки себя ненавидела. Прятала свои нездоровые мысли. Наказывала себя за дурные чувства. Это было несправедливо. Почему бы ей тоже ими не наслаждаться? Разве она этого не заслужила?

Забавно. Она научится быть такой, как Чёрч. Признает свою темную сторону, примет ее такой, какая она есть, и станет ценить себя за то, что ей не поддалась.

А может быть, всего лишь может быть, поймёт, когда будет можно этой стороне поддаться.

«Может быть, и он это поймет».

— Итак, Эмма, — снова начал Джерри, видимо, всё ещё пребывая в роли великого миротворца.

Девушка медленно отвела взгляд от Чёрча и посмотрела на его отца.

— Мой босс дружен с деканом твоего факультета. Если хочешь, я могу попросить их о встрече.

Эмма уставилась на него так, словно он говорил на другом языке. Чего? Последние пару недель Джерри практически не замечал ее существования. С чего это вдруг сейчас он так о ней заботится?

— Я… я не знаю, что и сказать, — с трудом пролепетала она.

Никто никогда не становится милым безо всякой причины — что от нее нужно Джерри?

— Ну, вчера вечером я разговаривал с Полом, и он рассказал мне о твоих успехах, о том, как усердно ты учишься. Сегодня утром он позвонил в деканат колледжа, договорился с ними о встрече и даже предложил с тобой позаниматься, чтобы улучшить твои оценки. Думаю, мы втроём могли бы помочь тебе остаться в колледже, но ты должна пообещать — больше никаких драк, — подчеркнул Джерри.

На какое-то время Эмма оставила его без внимания, снова уставившись на Чёрча. Он что, разговаривал со своим отцом? Звонил в колледж? Сначала их родители, теперь вот это — он ненавидел разговаривать, и все же сделал это. Ради нее. Для кого-то это было бы мелочью, но для него это огромный подвиг.

«Должно быть, это любовь».

— Я обещаю, — выдавила, наконец, она.

— Хорошо. Вот и умница, Эмма. Уверен, что всё утрясётся.

Затем Джерри похлопал ее по руке, и Эмму чуть не стошнило.

«Я трахалась с Чёрчем, а теперь ем блинчики с Марго, а Джерри меня утешает. Я что, ночью умерла?»

Внезапно Чёрч встал. Звук проскрежетавших по дешевому кафельному полу ножек его стула, казалось, заполнил весь дом. Все тут же замолчали и уставились на него. Он ни на кого не взглянул, только отнес тарелку к раковине и вернулся в свою комнату. Вскоре они услышали, как Чёрч собирает вещи. Эмма уже давно запомнила его распорядок — он готовился уходить.

Всего одна умопомрачительная ночь вместе, и Эмма уже решила, будто он стал другим человеком. Но, конечно же, Чёрч им не стал. На самом деле слова не так уж и важны. Не для такого, как он, не для его сущности.

Эмма быстро встала и убрала за собой тарелку. Она переглянулась с матерью, но на Джерри старалась не смотреть. Девушка все еще не знала, как следует понимать его неожиданную любезность. В мире Эммы ласковое обращение редко предвещало что-то хорошее.

Она металась по своей комнате, не зная, за что ей хвататься. Вчера она кого-то там избила — стоит ли ей вообще с ним ехать? Может, ей нужно подождать, пока ее не вызовет декан? Когда Чёрч на мгновение остановился у ее двери, девушка поняла, что всё же стоит. Эмма схватила рюкзак, провела расческой по волосам и, когда он уже выходил на улицу, бросилась его догонять.

— Держите нас в курсе того, как сегодня все пройдёт, — крикнул Джерри, когда за ними захлопнулась входная дверь.

На улице лил дождь, и к тому времени, как они сели в машину, оба вымокли до нитки. Пока они ехали по улицам, Эмма выжимала волосы, а потом, в преддверии напряженного дня, принялась крутить сигареты.

— Твой отец, — нарушила молчание она.

Чёрч бросил на нее взгляд, и Эмма на мгновение замолчала, ожидая его реакции. По-видимому, все было хорошо и действительно вернулось к норме.

«Я больше не знаю, что такое норма, просто не знаю».

— Твой отец и впрямь такой классный парень? — продолжила она.

Чёрч снова устремил взгляд на дорогу и, казалось, улыбался про себя. Насмехался над ней.

— Я имею в виду, за фасадом его безобидной внешности. Ты рассказал мне о своей маме, а что насчет Джерри? Он всегда был таким пресным?

Улыбка Чёрча исчезла. Казалось, разговор ему наскучил.

— А он когда-нибудь хотел причинить людям вред?

Слишком общий вопрос, конечно, но Эмма знала, что Чёрч ее поймет. Она увидела, как на руле сжимаются и разжимаются его пальцы. Затем, как раз, когда впереди показалось здание колледжа, он глубоко вздохнул.