Конечно же, она прошла его испытания.

Чёрч опустился перед ней на корточки, на таком расстоянии, что она не могла до него дотянуться. Он долго и пристально на ее смотрел, его взгляд скользнул по ее лицу и вниз к рукам. Когда глаза Чёрча остановились на наручниках, его губы дернулись. Она не пыталась высвободиться из своих оков, но ее запястья все равно покраснели и слегка саднили. Он провел пальцем по воспалённым отметинам, и у нее перехватило дыхание.

— Ты в них такая классная, — поднявшись, прошептал он.

— Неужели красивая? — поддразнила его она.

Чёрч покачал головой и принялся расстегивать пряжку ремня.

— Ни в коем случае не красивая, Эмма. Тебе никогда не стать такой заурядной.

У нее лихорадочно колотилось сердце, пульсировали запястья, его член грубо и требовательно проникал ей в рот, его пальцы зарывались и путались в ее волосах. Он уперся ладонью в стену у нее за спиной и наказывал ее рот. Вознаграждал. Трахал его долго и жестко. Все это время она пыталась на него смотреть. Ей хотелось, чтобы он увидел, как сильно она его любит, лишь бы он только это принял.

Хотелось, чтоб он хоть немного ответил ей тем же.

ЧЁРЧ

Что ж.

Вот знаете, когда вам безумно чего-нибудь хочется? Например, настоящего стейка. Поэтому вы идете в ресторан и заказываете себе стейк. Вы редко его заказываете, а потому знаете, что вас ждёт, и вот вы его пробуете, и он просто... идеален! Он сочный от первого до последнего кусочка, его вкус раскрывается у вас на языке, и вы понимаете, что это гораздо лучше всего того, что вы когда-либо желали, и превосходит все ваши ожидания. Он так изумителен, что вам хочется заказывать его снова и снова, даже при том, что в вас больше уже не лезет.

Вот что я чувствую рядом с Эммой. Она именно то, на что я всегда надеялся, о чем всегда мечтал, но вместе с тем, она — гораздо больше. Она — это слишком.

Я не знал, что все будет так. Думал, что смогу просто кого-нибудь трахнуть, использовать, а когда всё закончу, бросить.

Но эта девушка. Ее склад ума. Она слышит меня даже тогда, когда я молчу, и ее не ужасает то, что я говорю или делаю — единственное, чего она боится, это что я ее оставлю.

И все же впервые в жизни мне стало страшно. Страшно от возникающих у меня мыслей, страшно от того, что я к ней испытываю. Как будто она не просто моя очередная игрушка. Как будто, она нечто большее. Как будто, она предназначена мне самой судьбой.

Я думал, что должен сделать всё сам.

Но, быть может, нам суждено блистать вместе.

Мне эта мысль не нравится. Нисколько. Я не хочу, чтобы мне до кого-нибудь было дело. Если тебе есть дело до людей, это означает, что в конечном счете ты так или иначе пожертвуешь ради них собой. Эмма прекрасное тому доказательство — ей было дело до ее матери, и в результате ее лишь домогались и избивали. Теперь ей есть дело до меня, и до сих пор ею только манипулировали и лгали.

Я таким быть не хочу. Я отказываюсь быть таким. Если такое произойдёт, думаю, это меня погубит. Это сделает меня ручным. Я больше не буду Чёрчем, а стану просто... Полом, целиком и полностью, навсегда.

Я не могу этого допустить.

Я знаю свое предназначение.

Знаю, чего хочу.

А как в это вписывается Эмма... ну, у нее есть роль, и она ее сыграет. Я решил посмотреть, смогу ли убедить ее сделать все, что захочу, и намерен добиться успеха. А когда все закончится...

Думаю, мы разберёмся.

10

«Эмма».

Она вздрогнула и огляделась. Лишь через какое-то время Эмма поняла, что никто её не окликал. Это был Чёрч — он смотрел на нее, практически прожигая в ней дыру своим взглядом. Какому-нибудь стороннему наблюдателю его лицо показалось бы безучастным, но Эмма теперь знала его гораздо лучше. Он был чем-то недоволен.

Когда, наконец, его прожигающий взгляд смягчился до нормального и соскользнул с нее, она осмотрелась вокруг. Эмма чувствовала, что что-то попустила. Что изменилось? Что вызвало его недовольство?

При том, что понедельник был довольно интересным — в первый день после временного отстранения от занятий все на нее изумленно таращились — вторник тянулся своим чередом. За весь день не произошло ничего особенного, но Чёрч явно что-то замышлял. Она заметила, что его взгляд блуждает по сидящим в аудитории студентам, и, вытянув шею, попыталась увидеть, на что он там смотрит.

— Что ты делаешь? — зашипела на нее сидящая рядом Стейси.

— Не знаю, — честно призналась Эмма. — У нас не появился какой-нибудь новый ученик или типа того?

— Да, пару недель назад, одна полоумная из Алабамы, — подколола её Стейси.

Эмма прищурилась.

— Я просто жила в Алабаме — я не оттуда.

Стейси продолжала болтать, но Эмма не обращала на нее внимания, все еще пытаясь понять, что именно хотел сообщить ей Чёрч. Он больше на нее не смотрел. Нет, его глаза были устремлены ниже. Если бы он смотрел на Марси, она бы спалила его одним взглядом.

Но нет, Марси, как всегда, сидела на самом первом ряду. Взгляд Чёрча застыл примерно в трех рядах от нее, и, наверное, в двух от Эммы. Его внимание привлекла совершенно другая девушка.

«Еще одна? Последнюю я чуть не убила только за разговоры о нем. У меня не настолько устойчивая психика, чтобы с этим бороться».

Мелькнувшая у неё в голове шуточка могла показаться очень забавной, если бы не была такой верной.

Конечно, Эмма еще не могла с точностью утверждать, что это вообще девушка. Возможно, Чёрч таращился на какого-то чувака. У этой личности были длинные, гладкие темные волосы и хрупкое телосложение. Когда лекция, наконец, закончилась, Эмма не двигалась с места, пока эта личность не поднялась и не повернулась, чтобы взять с пола рюкзак. Оказалось, что это девушка, с бледной кожей и яркими голубыми глазами, просто восхитительная, даже в профиль. Правда, очень эффектная.

Пока Эмма на нее смотрела, девушка собрала свои вещи. Она так нервничала, словно это был ее первый день в школе. Девушка уронила папку с конспектами и, едва их подняв, тут же споткнулась о ремень своей сумки. Ее щеки стали пунцовыми, и, наконец, более-менее собравшись, она выбежала из аудитории.

«Очень интересно».

— Мисс Хартли, Вам чем-нибудь помочь? — отрывистым голосом спросил Эмму учитель.

«Господи, достаточно избить одну местную шушеру, и ты сразу же всем не нравишься».

— Не совсем, только пара вопросов к Ч... э-э... к Полу, — сказала она, встав, наконец, со своего места.

— Хорошо. Пол, когда закончишь, запри дверь, — велел учитель, затем подхватил свой портфель и вышел из комнаты.

Когда Эмма подошла к Чёрчу, дверь с тяжелым стуком захлопнулась.

— Красивая девушка, — прокомментировала она.

Он кивнул, не отрывая глаз от тестов, которые в этот момент поверял.

— Да, верно.

Эмма со вздохом присела на край его стола.

— К сожалению, я не любитель секса втроем.

— Печально это слышать, но я не собираюсь ее трахать.

— О.

— У меня на нее планы поинтересней.

— О.

— И ты мне поможешь.

— И как же именно я тебе помогу? — спросила она.

— Докажешь мне свою преданность.

Так вот о чем он говорил на днях у себя в машине. Когда сказал, что ему кое-что от нее понадобится. А Эмма уж подумала, что все эти дни, что она провела у него в спальне, его удовлетворят. Видимо, нет.

— Могу я спросить, почему именно эта девушка? — спросила она.

Чёрч по-прежнему на нее не смотрел.

— Тебе нужна причина?

— Нет.

Эмма буквально кожей почувствовала, как он ухмыльнулся.

— Как насчет того, что она вообще существует. Что она красивая, ее жизнь проста, и она никогда не сталкивалась с тем дерьмом, через какое пришлось пройти нам с тобой.

От этого Эмма и впрямь почувствовала себя немного лучше.

— И значит, своим привилегированным положением она заслужила твой гнев, — уточнила она.

Чёрч отложил, наконец, ручку и откинулся на спинку кресла. Он пристально на нее посмотрел, затем схватил ее за запястье и потянул со стола. Эмма устроилась у него на коленях.

— Скажем так, это потому, что ей непосчастливилось попасться мне на глаза.

— Хорошо.

— Хорошо? Вот так просто, хорошо? Хорошо, ты прыгнешь со мной в неизвестность? Хорошо, ты сделаешь все, что я тебе скажу? — спросил он и, пробежав пальцами по ее длинным волосам, убрал их у нее с лица.

— Вот так просто. Хорошо.

— Ты просто потрясающая, — вздохнул он, скользя пальцами по ее переносице.

— Ты так говоришь только, потому что я еще более сумасшедшая, чем ты, — натянуто рассмеялась она.

Теперь его палец очерчивал контур ее губ.

— Я так говорю, потому что это правда. Потому что я всю свою жизнь ждал кого-то настолько совершенного, как ты. Кого-то, с кем мог бы разделить такие моменты. Кого-то, кто превосходил бы фантазию. Ты, Эмма Хартли, холодная как лёд реальность. Быть с тобой — это всё равно что ожить. Это воодушевляет.

Его палец проник ей в рот, надавил на язык. Она его сосала, потом он исчез, и она уже сосала его язык.

Что-то изменилось. Его тон голоса, взгляд, прикосновения. Он всегда был неистовым, всегда чересчур, но тут было что-то другое. Он смотрел на нее так, будто впервые по-настоящему заметил. Будто по-настоящему ее видел. Теперь он целовал ее так, словно хотел поглотить, его пальцы, пробегая по ее коже, оставляли за собой пламя. И складывалось впечатление, что, возможно, всего лишь возможно, он к ней что-то почувствовал. Может быть, даже начал в нее влюбляться. Однако, не успело ее сердце возликовать, как появилась здравомыслящая Эмма.

«Нет. Он сказал, что никогда тебя не полюбит. Сказал, что не знает, что такое любовь. Он тебя не любит. Не умеет».

Но здравомыслящая Эмма уже ничего не решала. Здесь правила тёмная Эмма, а темной Эмме было абсолютно насрать на всё, кроме сидящего перед ней мужчины и надежды, что он однажды научится ее любить. Он заполнил зияющие дыры в бренном полотне ее существования. Так кого волнует, что он ее еще не любит? Что бы он ни начал к ней испытывать, сейчас ее это устраивало, и сейчас это было важнее всего.