Возня с монитором ему надоела, он зевнул и выключил экран, но тот внезапно сам вспыхнул вновь, замигал, давая Кастору понять: кто-то его вызывает. Включив прием, Кастор обнаружил, что вызывала его секретарша Многолицего. Холодно взглянув на Кастора, она сказала не допускающим возражений тоном:

— Вам приказано явиться на квартиру инспектора Цзунг. Вас ждет задание.

Кастор понимал, что поступает не слишком благопристойно, но не сдержался. Он хмыкнул и сказал сквозь смех:

— Задание? Знаем мы эти задания!

Но секретарша смотрела на него с таким видом, словно вдруг потеряла чувство юмора.

— Очень вам советую, — сказала она сухо, — серьезно отнестись к приказу инспектора народной полиции.

— Я так и сделаю, — пообещал Кастор, сдержав улыбку.

Затем, немного обдумав ситуацию, он нашел несколько странным тот факт, что инспектор народной полиции именно таким способом передала ему приказ. Поразмышляв над этой загадкой, Кастор ни к чему не пришел и немного разозлился. Он выждал некоторое время, чтобы наверняка застать Делилу дома. Потом, когда Многолицый крепко уснул, Кастор выскользнул из дома без лишнего шума, поймал такси и через десять минут стоял перед зданием, где находилась квартира Цзунг Делилы. Войдя в кабинку лифта, он усмехнулся. Как он и рассчитывал, ночью машин немного, поэтому дорога обратно займет еще минут десять, в общей сложности, двадцать. Час в постели, нет, лучше возьмем с запасом — полтора. Получается… Совсем неплохо! Он успеет вернуться в свою комнату и еще добрых часов пять останется на сон. Утром нужно отварить рис к завтраку…

Он постучал в дверь и обнаружил, что жестоко ошибся в расчетах. Задание ему предстояло совершенно иного характера. И вообще, дверь ему открыл, точнее, приоткрыл, незнакомый высокий юноша-китаец. Китаец подозрительно и неприязненно смерил Кастора взглядом. Лет ему было приблизительно столько же, что и Кастору.

— Вы — Мелкинс Кастор, крестьянин коллективной фермы «Небесное Зернышко»? — отрывисто спросил он.

Кастор на вопрос не ответил, чтобы не доставлять нахалу удовольствия.

— А вы кто такой? — язвительно поинтересовался он.

— Сын вашей любовницы, — объяснил юноша. — Мне велено передать вам приказ. В урне, которую вы видите возле двери, находится прах убийцы Фенга. Прах надлежит вернуть в его родной коллектив. Согласно приказу моей матери, вы сделаете это завтра утром.

Автобус остановился, и Кастор с видом покорителя неведомых стран сошел на пыльную площадь деревни, где родился и провел всю жизнь. Покоритель Нового Орлеана приготовил снисходительную улыбку и столь же снисходительное, хотя и вполне теплое, дружеское рукопожатие для своих старых соседей, но родной коллектив, похоже, ни сном ни духом не ведал о возвращении великого завоевателя. Встречающих почему-то поблизости не наблюдалось.

По крайней мере, взрослых. В поле зрения Кастора оказался лишь один член коммуны — пятилетний Мелкинс Бенджи, сынок двоюродного брата Кастора, Пендрейка. Мальчуган стоял в дверном проеме деревенской школы и сосал большой палец. Должно быть, его опять выставили из класса, опять намочил штаны прямо на уроке.

Времени на поиск зрителей у Кастора не оставалось.

— Гражданин! — напомнил о себе водитель. — Забирайте вашу сумку! У меня расписание!

Впрочем, тщеславию Кастора был нанесен невеликий ущерб, так, пустяковая царапинка. Пожав плечами, Кастор подхватил ящичек с погребальной урной, в другую руку — рюкзак, и зашагал прямиком к конторе помощника управительницы. Там его и поджидала делегация встречающих: Толстая Рода. Запас жалоб и упреков у нее оказался, как всегда, весьма солидным, даже более солидным, чем обычно. Начала она с того, что заявила:

— Твой автобус опоздал!

Что ж, по крайней мере, как выяснилось, Толстой Роде все это время недоставало Кастора. Вернее, не его лично, а его рабочих рук. Толстая Рода крайне горевала по поводу того, что ее бригада оказалась в меньшинстве. Она как следует выругала Кастора за то, что последний недельный план бригада выполнила всего на 83 процента, затем взглянула на свой настольный экранчик и защелкала клавишами, проверяя, что имеется в наличии из жилья.

— Морока с тобой, Кастор, — ворчала она, рассматривая появившуюся на экране диаграмму. — Полагаю, тебе нужен ночлег? И ужинать ты тоже не откажешься? Но планируя рацион, мы тебя не учитывали. Теперь всем придется страдать по твоей милости.

Конечно, Толстая Рода несла полнейшую чушь. Ужин на три сотни человек готовят каждый вечер, и одна лишняя порция не ущемит ничьих желудков. Наоборот, меньше объедков соскребут в контейнеры, чтобы завтра отправить на корм тилапиям. Поэтому Кастор счел ниже своего достоинства отвечать на подобную ерунду, и на следующую фразу — тоже. Толстая Рода предложила ему лечь спать в одну постель с кем-нибудь из детей.

— Твою квартиру, — твою бывшую квартиру, — уточнила она с наслаждением, — сейчас ремонтируют. Туда въедет другой жилец.

— Разумеется, — сказал Кастор. Он усмехнулся про себя. Врет и не краснеет! Чтобы Толстая Рода раскошелилась на банку краски за счет бригады? Она скорее покончит с собой.

— Не нужна мне ваша еда, — сказал он язвительно, — и постель ваша обмоченная мне тоже не нужна. Сама на ней спи. Мне нужен только электроцикл. Я отправляюсь в «Жемчужную Реку», там и заночую.

Толстая Рода посмотрела на него с обидой.

— Напрасно ты грубишь, Кастор. Ну… ладно, по-моему, в гараже оставался еще один «цикл».

По крайней мере, нашелся один человек, который был рад увидеть Кастора и поболтать с ним, рассказать деревенские новости. Нет, о Марии ничего не слышно, сказал Мелкинсу Джим, ни слуху ни духу. Перерывы в электроснабжении? Да, свет по-прежнему отключают. Что-то такое с радиотелескопом, верно? Электроцикл? Конечно, Кастор, бери любой, только… понимаешь, Кастор, извинился Джим, ты ведь теперь не в списках, так что придется заплатить за прокат, по обычной для туристов цене…

Кастор вовсе не ожидал, что прореха, оставленная его отъездом, так быстро и безболезненно затянется.

Он добрался до «Жемчужной Реки» в сумерках. Мычали коровы, блеяли овцы, фыркали и хрюкали свиньи. Ферма скотоводов атаковала уши Кастора — и обоняние тоже. Так как он предварительно позвонил и сообщил о своем приезде, на этот раз его встречали.

Поджидала его девушка, невысокая, темноволосая, худенькая. Одета в блузу и шорты, но к моде она явно относилась с презрением. Блуза была из грубого полотна цвета хаки, и вся заляпана… Кастор решил, что это, должно быть, помои, которыми кормят свиней. Шорты были не лучше, чем блуза. Когда девушка вышла на свет, чтобы поздороваться, Кастор увидел ее лицо и понял вдруг, что уже видел его раньше.

Это самое лицо он видел на голографических снимках, которые ему предъявляли в суде, на дознании. Точно такое же лицо, точно такая же голова, — только в более изящной версии — как та, на рисовом поле, из-за которой и начались все передряги. И неожиданные успехи.

— Фенг Миранда, — представилась девушка без улыбки, и даже довольно неприветливо. — Спасибо, что привезли дедушкин прах. Нет, нет, не сейчас, не передавайте мне урну. Организовано собрание в память дедушки, люди уже ждут. Пойдемте.

Пока они шагали вдоль освещенных мостков к общественному центру коммуны, Кастор выяснил, что Фенг Миранда не зря так похожа на убитого юношу. Она была его сестрой. Сестрой-близняшкой, и общими у них оказались не только гены.

— Он умер, как герой, — сообщила она деловито. — Кто, дедушка? Нет! Мой брат! Он был предан борьбе за освобождение Америки от ига завоевателей. Так же, как и я. Он погиб, как мученик во имя свободы!

Вот это да! Кастор отступил на полшага в сторону, позволил Миранде первой войти в клуб.

Оказывается, Миранда не зря отказалась принять урну с прахом дедушки. Оказывается, урну Кастор должен был передать в ходе задуманной и подготовленной церемонии, в сопровождении соответствующих случаю выступлений собравшихся на похороны. Почему бы и нет? Довольно любопытно посмотреть, как эти свинопасы устраивают похороны; Делила, наверное, посмеется от души над его рассказом. Но церемония неожиданно удивила Кастора, неприятно удивила. Он ожидал другого. Оказывается, похороны представляли собой спектакль одного актера. То есть, актрисы. И все, что она сказала в зале, было куда хуже того, что услышал от нее Кастор по дороге к клубу. Встав перед собранием сорока или пятидесяти членов коммуны, в основном преклонного возраста, она приняла из рук Кастора урну, предварительно извлеченную из ящичка. С урной она обращалась крайне небрежно. Бросив взгляд на именную пластинку, она убедилась, что надгробная речь, предназначенная дедушке, достанется именно ему, а не какому-то самозванцу, она поставила его прах на стол, обычный кухонный стол, заметил Кастор, хотя кто-то удосужился накрыть его красной тканью, свисавшей до пола по обе стороны. Она рассеянно поцеловала урну, словно отерла губы о подвернувшийся предмет, потому что руки вдруг оказались заняты, и обратилась к собравшимся: