Лифшиц расхохотался.

- Если из-за каждой выбитой двери актёра с роли снимать, тогда работать совсем некому будет. Поехали, тебя на съёмках ждут. Сцену ограбления банка снимать будем.

- Какую сцену ограбления? - изумился я. - У меня в сценарии ничего не было!

- Семён дописать успел.

- Послушай, Юра, - как можно спокойнее произнёс я, раздельно произнося каждое слово. - Если через неделю я не вернусь в Москву, меня уволят из журнала, где я работаю десять лет. Мы договаривались всего на пару съёмочных дней, а я торчу здесь две недели.

- Ну и что? - хмыкнул Лифшиц. - Ну, уволят. Зато, когда наша картина выйдет, ты станешь знаменитым. Нарасхват будешь. Мы уже показали отснятый материал фокус-группам. Люди от тебя в восторге. А это для твоих отношений с Миланой важнее. Что лучше - быть малоизвестным репортёром или популярным артистом?

- Не знаю, зачем я вам так понадобился, - устало бросил я. - Но, первое - популярным я не стану - это точно, сказки мне не рассказывай. Второе - я поссорился с Миланой. Между нами, можно сказать, все кончено. Она пыталась покончить с собой из-за меня. Она не простит. Никогда.

- Глупости. Сделала она это не из-за тебя. Ну, может это последней каплей стало. Но она в последнее время и так на нервах вся. Тяжело ей, Олег, понимаешь. Во-первых, чувствует, что стареет. Ты же знаешь, какая она красавица была раньше! Сколько поклонников! В окна лезли, прохода не давали!

- Лифшиц, заткнись, она и сейчас красавица!

Он хитро прищурился.

- Ну да. Молчу-молчу, - притворившись, что испугался, изрёк Лифшиц. - Но, во-вторых, после смерти Гришки, она вся извелась. Вот поэтому.

- А как вы узнали, что я в ментовке?

- Выходим мы с Верхоланцевым  из гостиницы, бросается к нам местный житель и кричит: «ваша артистка в больнице, а мой приятель, который спасти её хотел, в ментовке, арестован!» Ну, Верхоланцев сразу к телефону кинулся, узнал про Милану, потом позвонил ментам, вытащил пачку денег и говорит: «Езжай к фараонам, выкупай нашего горе-спасителя». Он мужик хороший, - добавил задумчиво Лифшиц. - Так, иногда, кажется, что придирается по пустякам. А вообще добрый. Всем помочь норовит. Знаешь, когда у меня мать заболела, нужны были деньги на операцию. Огромные. Куда я со своей зарплатой второго. Он мне сам позвонил и говорит: «Юра, ты почему ко мне не обратился? Я же знаю, что у тебя мать болеет. Возьми деньги на операцию». Помогает всем, кто бы ни обратился, даже незнакомым. Потом иногда жалеет, конечно, что очередному говнюку пошёл навстречу. Но все равно, никому не отказывает. Отличный мужик. О душе думает.

- Интересно, где же он ночью находился? - рассуждая вслух, сказал я. - Почему Милана одна осталась?

- Ну, Олег, дела у него. Что ж тут поделаешь, - ответил немного смущённо Лифшиц.

- Ночью?! Дела?

- Черт, ну в карты он перекидывается иногда. То, да сё. Чего ты не понимаешь.

- Юра, отвези меня к Милане в больницу, я хочу прощения у неё попросить. Пожалуйста, - почти умоляюще сказал я.

- Олег, некогда. Там камеры заряжены, свет, массовка. Только тебя ждут!

- Не могу я в таком состоянии ехать! Как ты не понимаешь?! Я хочу узнать, что с ней и как!

- Да все в порядке. Врачи сказали, что крови она не очень много потеряла. Ты вовремя подоспел. Ну, состояние, конечно, немного не то. Но выкарабкается.

- Юра! Вези меня в больницу, - я схватил его за грудки и прижал к сидению. - Или я не знаю, что сделаю.

- Ну, ладно-ладно. Отелло рассвирепело, - он аккуратно отвёл мои руки. - Надо было сразу тебя туда отвезти, чтобы ты угомонился.

Я попросил Лифшица остановиться около супермаркета, купил подарок, но забравшись обратно в машину, обречённо подумал, что Милана не простит меня. Даже, если сделает вид, что простила, все равно прежних отношений между нами не будет.

Машина, подпрыгивая на ухабах, пронеслась по улицам городка. Я ушёл в себя, старался подобрать слова, настроиться на разговор. Но перед мысленным взором, как немой укор, стояло бледное лицо Миланы с закрытыми глазами, и в ушах эхом отдавались слова, который сказал призрак Северцева: «ты не смог ничего сделать».

- Эй, проснись, приехали, - потряс меня за плечо Лифшиц. - Пошли. Врачей надо уговорить, чтобы тебя пустили. А то, знаешь, они зорко следят, чтобы поклонники не лезли.

Я поплёлся за ним, проходя мимо зеркала, увидел свою небритую помятую физиономию, запавшие глаза с фиолетовыми кругами. Стал смахивать на бомжа, ночующего в загаженном подземном переходе. Лифшиц подошёл к стойке администратора и что-то быстро стал объяснять девушке в белом халате. Она перевела взгляд на меня, скривилась и лишь через мгновение пренебрежительно изрекла:

- Пусть проходит.

Милана лежала на кровати, уставившись в потолок, и даже не повернула голову, когда скрипнула дверь. Рядом деловито попискивали аппараты.

- Милана, прости меня, пожалуйста, - произнёс я тихо, даже не надеясь, что она услышит.

Она медленно повернула голову, бросила невидящий взгляд и отвернулась.

- Уходи. Ненавижу.

Я бросил пакет у двери, приблизившись, и обнял её, целуя в волосы, щёку. Она вяло попыталась отстраниться.

- Мерзавец, как ты мог мне такое сказать?! -  голос сильно дрожал. - Как мог выдумать подобную чушь?!

- Я не выдумывал! - не выдержал я. - Мне сказал... мне сказали об этом. Зачем мне это придумывать?

- Это бред! Я ... я не могу иметь детей. На съёмках я упала с лошади. Мне сделали операцию,  и я больше не могу... Понимаешь?

Я замер. Верхоланцев все выдумал? Но зачем?! Неужели он так ревнует?

- Милана, твой муж мне это сказал, - признался я. - На яхте. После того, как тебя Вахид поздравил. Клянусь тебе. Верхоланцев был сильно пьян, но не настолько же.

Она повернулась ко мне. В глазах я увидел мучительную борьбу, попытку осознать сказанное мною.

- Почему ты такой небритый, лохматый? - вдруг спросила она.

Её лицо словно осветилось внутренним светом. Лед между нами стал таять. Я взял стул, сел рядом и весело сказал:

- В тюряге был. Только выпустили утром. Под залог.

- Почему? - её лицо коснулась слабая улыбка, щеки зарозовели. - Что ты натворил?

- Угрожал администратору гостиницы револьвером. Дверь в твой номер выбил.

- Так это ты меня спас? А как ты понял, что мне плохо?

Я помолчал, собираясь с мыслями.

- Мне явился призрак Северцева и сказал, что ты умираешь. Я бросился тебя спасать, но понятия не имел, где ты живёшь. Повезло, что подвёз местный житель, хотя пришлось администраторшу попугать. Пойми, Милана, я не хотел тебе это говорить. Меня переклинило. Выпил стакан сока и вдруг обрушилась страшная головная боль. Все перед глазами перекосилось, навалилось раздражение, злость, ненависть ко всему миру. Потом  все исчезло, но слишком поздно.

- Знаешь, я чувствовала нечто похожее, - проговорила Милана отрешённо. - Мне стало так невыносимо одиноко, тоскливо, показалось, весь мир от меня отвернулся. Душу заполнила кромешная тьма. Я подумала - никому не нужна, совсем никому, - на её ресницах задрожали слезинки.

Я наклонился над ней, обнял, ткнулся носом, как кутёнок.

- Прости меня, - глухо сказал я. - Милана, я точно знаю, тебя хотят убить. Он уже сделал две попытки. Поверь мне, это не пустые угрозы.

Она пригладила мои взлохмаченные волосы, провела по небритой щеке, печально улыбнувшись.

- И что ты все придумываешь, дурачок.

Я нежно поцеловал её руку, с туго забинтованным запястьем, прикасаясь осторожно губами.

- Все, посещение закончено, - послышался из дверей окрик медсестры.

Я  вытащил из пакета большого плюшевого пса и положил Милане на кровать.

- Вот, он будет тебя охранять, пока меня нет, - я подмигнул.

Милана зарылась лицом в мохнатую шерсть, подняла глаза и по-детски счастливо улыбнулась, исчезла  горестная морщинка у носа.

- Я тебя люблю, малыш, - сказал я, пятясь к двери.

- Я тебя тоже.