Люк неуловимым движением перетек мне на ноги.

— Вот этот, что ли? — И обхватил ладонью мой первичный половой признак, ласково поглаживая и облизывая его, как чупа-чупс.

— Ммм… — откровенная ласка, ложась на интимные признания, мгновенно вознесла меня волной желания, погасив раздражение на нелицеприятное обзывательство.

— Нет, Лисёнок! Ты очень нежная рыжая няшечка! — посасывая член, в перерывах лукаво продолжал Люк, — Сладкая, — на каждое слово он насаживался, — Воздушная, как пирожное! Моя любимая няша! — и он стал заглатывать член, постепенно заглатывая больше и глубже, так, что отвечать не было никакой возможности. Только постанывать. Мое раздражение, возбуждение, хитрый голос Люка переплетались, сплавляясь в один возрастающий экстаз, ведущий к оргазму и салюту.

Но воробышек неожиданно прервался на самом интересном месте, улегся на меня, коротко поцеловал, и, обхватив руками, перекатился вместе со мной на спину.

— Возьми меня, Ньютик! Помнишь, ты обещал? Чтобы я видел тебя. Целовал. Гладил. Смотрел, как ты кончаешь, как замирает твое лицо, как кожа обтягивает скулы, как ты запрокидываешь голову и закрываешь зеленые глаза, а потом обмякаешь и становишься таким расслабленным и сладким-сладким, как сахарная вата.

Это было так откровенно и неожиданно, что возбуждение, никуда не уходившее, плеснуло новой волной. Пришлось крепко прижаться к нему, пережидая эту волну, чтобы позорно не слить от одного его вида и ласковых слов. Люк понятливо обнял меня, прижимая, поглаживая спину и целуя в макушку.

Успокаивая дыхание, я забрался руками под подушку, чтобы достать презерватив и смазку, и вспомнил, что презервативы кончились, а мы в аптеке их так и не купили в тот раз.

— Твою мать!!! Люк, прости, но сегодня опять не получится сделать так, как ты хочешь. Презервативов нет, — разочарованно выдохнул я.

— Как это нет? Есть! Загляни в сумку! — радостно сказал Люк.

— Господь всемогущий!!! Ты ограбил аптеку? Зачем тебе столько презервативов??? — ошарашенно произнес я, разглядывая содержимое сумки. Там были ленты и коробочки всех мастей, цветов и фирм. Полсумки занимали. Остальное место было занято какими-то странными ремнями и одежками.

Я достал первую попавшуюся ленту и оторвал презерватив.

— Не-не-не! Не эти! — Люк взволнованно завозился на постели. — Эти я покупал, мечтая, что ты весь в черной коже и ремешках будешь моим господином. Поищи другие!

Но и другие, и третьи, и четвертые были не теми.

— Дернула же меня нелёгкая связаться со сценаристом, — пробормотал я, удивленно глядя на счастливого Люка. — Так ты и сценариев, небось, напридумывал разных в главной роли со мной???

— Конечно, лапушка! Я же будущий сценарист! Знаешь, сколько сразу сценариев у меня крутится в голове? Оооо!! Множество! Вот эти, эти бери! Покупая их, я мечтал, как ты первый раз возьмешь меня на спине, Ньют.

Пока я доставал смазку, Люк поднял ноги и ухватил себя за коленки, подставляясь для смазки и растяжки. От этого вида меня повело, я тяжело сглотнул, дернув кадыком, и закрыл глаза, чтобы придти в себя. Мой любимый цвет, мой любимый размер. Моя любимая поза, только глядя на это, можно кончить.

Тяжелое дыхание мешало мне говорить, но я посмотрел в шальные глаза Люка и покачал головой.

— Не торопись, воробышек. Пожалуйста! Мне срывает крышу и становится очень трудно держать себя в руках. А мы ведь всё ещё начинающие. Я не хочу сделать тебе больно.

Я опустил его ноги, и лег ему на живот, начав ласкать его соски, проводя губами про выступающим ребрам и кубикам пресса. Добравшись до его толстенького красавчика, встречающего меня подрагиванием, я полизал его, заглатывая, вспоминая, как тренировался в «глубокой глотке». Оказывается, это как ездить на велосипеде — один раз научишься, и не забудешь. Сделав всего пару заглотов, я посмотрел на Люка, на его тяжело вздымающуюся грудную клетку, на поплывший взгляд, на его руки, которыми он ухватил меня за плечи.

Люк помотал головой, рвано дыша, останавливая меня.

— Ньютик, стой, стой. я так кончу очень быстро. А я хочу не так.

От его горячечного прерывистого шепота меня обсыпало мурашками. Нанося смазку и вводя в него палец, я пытался абстрагироваться от происходящего. Но стоны Люка, его подмахивание, гладкая, безволосая задница и нежная кожица ануса ломали все мои попытки оставаться в сознании.

— Ньюююююют!! Не могу терпеть! Пожалуйста!! — взмолился он.

— Еще чуть-чуть, воробышек! Капельку потерпи. Сейчас, моя радость. — вводя второй палец, я не смотрел вниз, я смотрел в глаза Люку, на его открытый в стоне рот, на пересохшие губы, с мелькавшим языком, часто облизывающим их.

Лицо Люка скривилось в гримасе страдания и я, сам не выдержав этой пытки, приставил член к его входу, и, глядя ему в глаза, медленно вошел на всю длину. Наши стоны слились. Мой, удовлетворенный, и его, мучительный.

Я наклонился к нему и поцеловал в закушенную губу, мокро и горячо посасывая его губы, чтобы отвлечь и себя и его от первых ощущений проникновения, и дать привыкнуть обоим.

Губы Люка дрожали, глаза были закрыты. Видимо, не так все было, как он мечтал.

Поторопился я, опять и снова, наплевав на воробышка. Надо было настаивать на длительной растяжке, а не поддаваться на эту славную моську с выражением кота из Шрека.

Но тут Люк открыл глаза, восторженно-мокрым взглядом лаская мое лицо. Он притянул меня двумя руками за шею и прерывисто прошептал:

— Скажи мне, скажи, Ньют! Скажи, что ты моя няша! Только моя! Рыженький мой, сладкий мой, радость моя! Скажи мне!

Губы его дрожали, глаза ощупывали мое лицо, горячее дыхание опаляло мой подбородок.

Я качулся в нем, и глаза его расширились, а рот сжался в тонкую нить.

— Я. Твоя. Няша. — входя на каждое слово, прошептал я, поцеловав его в раскрывшийся, стонущий рот. — Только твоя. Рыжая няша. — Я размашисто входил и выходил из него, не прерывая контакта взглядом. И Люк поплыл, поплыл взглядом и телом. Он уложил свои ноги мне на плечи, руками ухватился за бёдра и начал подаваться навстречу яростно, насаживаясь до конца, подрагивая телом и рвано выдыхая на каждом толчке короткими, но звучными стонами. Я взял в руку его член, и мне хватило нескольких мощных толчков и поглаживаний подрагивающего члена, чтобы бурно кончить, содрогаясь всем телом, с трудом удерживаясь на дрожащих коленках, чтобы не раздавить воробышка. Член в моей руке задергался, Люка выгнуло дугой, и остаточные оргазмические спазмы мы разделили на двоих.

Лежа рядом на кровати, Люк гладил меня по лицу и разморено, счастливо и мягко улыбался, успокаивая дыхание.

— Ах, ты, вредный террорист-вымогатель, — улыбаясь прошептал я. — Вот, значит, как? Только пожалуйста! Называй меня так исключительно наедине!

— Это будет наша тайна, рыжулик! Наш пароль. Только для нас двоих. Никто не узнает, поверь. Ньютик, ты знаешь, сколько счастья ты мне приносишь? Ты, как солнышко, все освещаешь вокруг. Мне с тобой тепло и уютно.

Внезапно на кухне залаял Лаки и заскребся когтями в дверь.

— Его нужно вывести на улицу? Давай я! — подорвался Люк, хватаясь за спину, и улыбаясь во все 32 зуба.

— Ну, куда ты пойдешь такой, дурачок?

— Да нормально все! Подумаешь — возле дома постоять 10 минут. Заодно расхожусь! Вот только в душ заскочу.

Я вышел на кухню, ожидая пока душ освободится, ибо если я туда зайду, Лаки еще долго будет скулить под дверью; выпустил собаку, заодно выбрасывая использованный презик и обертку.

Люк вышел из душа, оделся, и позвал Лаки гулять, доставая с вешалки его ошейник.

— Ты не выйдешь из дома, пока не оставишь свои контакты и координаты. — Я протянул ему ручку и блокнот.

— Да никуда я не денусь, рыжулька! — Но блокнот взял и быстро, но разборчиво написал адрес и телефон.

— Ты хоть умеешь выгуливать собак? Не спускай его с поводка. Вот тебе совочек и пакетик. Площадка для собак прямо напротив дома — в 20 метрах. К другим собакам не подпускай, на всякий случай.